Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Показания свидетеля Лущевского, который фактически подтвердил в суде данные мной ещё на самом первоначальном этапе досудебного следствия показания и пояснил буквально следующее: «В период с 20 октября по 3 ноября 1995 года ко мне домой позвонил Фиалковский и сказал, что их одолели бандиты и приходят к ним в сауну, как к себе домой. Володя сказал, что надо быстро что-то делать, чтобы слышать разговоры бандитов в бане. Я подсоединил встроенный микрофон. Я не слышал записи разговоров. Фиалковский говорил, что бандиты одолели их и что-то замышляют...» Его слова в приговоре были изложены в искажённом виде, и им была дана оценка, прямо противоположная смыслу показаний. Как было написано, эти показания свидетельствуют о том, что лица, которые в 1995 году приходили в помещение по улице Гайдара, 6, не только не были посторонними, а напротив, имели общие интересы с ООО «Топ-Сервис».

А показания Фиалковского «…об угрозах со стороны каких-либо лиц в отношении Шагина и других руководителей и учредителей “Топ-Сервиса” мне ничего не известно и я никогда не слышал о подобных ситуациях, хотя, конечно, я мог просто об этом не знать… О случаях вымогательства денежных средств у Шагина и других мне не известно. Хотя это не означает, что такого не было…», которые в суде не оглашались, в приговоре были приведены как доказательство моей вины.

Я продолжал читать дальше, вчитываясь в текст на украинском языке, — и стало понятно, почему при оглашении приговора Кондратович в зале суда начала возмущаться, а потом расплакалась: «Я такого не говорила!» Её показания в приговоре не были искажены. Они были выдуманы.

Я продолжал читать, перескакивая с абзаца на абзац и перелистывая одну страницу за другой. Практически во всех приведённых показаниях свидетелей, потерпевших и подсудимых (в том числе и в моих) были искажения с уклоном в пользу обвинения. Я долистал до последнего по делу эпизода. Показания, данные Трофимовым в суде, в приговоре отсутствовали. Вместо них в искажённом виде были приведены показания, данные им в РОВД на следствии. Якобы он слышал мою фамилию как заказчика преступления и, сотрудничая со следствием, такими показаниями раскрыл мою банду.

Самым же большим противоречием в приговоре было то, что, с одной стороны, я был наделён гениальным интеллектом, руководя одновременно сотнями предприятий, занимающихся хищением сотен миллионов долларов. А с другой стороны — его полным отсутствием, заказывая для устранения препятствий этим предприятиям преступления, ни одно из которых не было доведено до конца. И если это была шутка, то очень злая. Но это не было шуткой, и я находился в камере ПЛС.

Я положил приговор под матрас и постарался уснуть.

Владимир Тимофеевич посетил меня на следующий день после обеда. Я взял с собой приговор. Он сказал, чтобы я оставил его у себя, почитал, так как в Верховный суд можно предоставлять дополнительные доказательства, а он сам написал в Апелляционный суд заявление и в течение нескольких дней получит его копию. И от моего имени напишет кассационную жалобу (предварительную).

— Она уже написана, — сказал Владимир Тимофеевич, — чтобы уложиться в тридцатидневный срок.

И я эту жалобу отправлю через спецчасть СИЗО. А в течение детального изучения приговора и ознакомления с протоколом судебного заседания будет подготовлено дополнение к кассационной жалобе, которое я также отправлю из СИЗО. А Елена Павловна отправит жалобу на приговор от своего имени.

Через несколько дней Владимир Тимофеевич привёз предварительную кассационную жалобу, чтобы я ознакомился, подписал и на следующий день отправил. Также он сказал, что получил и ещё раз перечитал приговор, но и предположить не мог, что он будет таким — не по наказанию, а по мотивировочной части, которая фактически была вымышлена. Показания свидетелей приведены выборочно и перевраны. Изложенные обстоятельства и мотивы перепечатаны с обвинительного заключения, в то время как никакие опровергающие доказательства не взяты во внимание.

— В Верховном суде такое не пройдёт, — сказал Владимир Тимофеевич.

Я рассказал ему то, что сообщили мне: народная заседательница, которая была в составе суда и на оглашении приговора в чёрной одежде и в чёрном платке, не хотела подписывать приговор. Она сказала, что не сомневается, что всё было именно так, как говорили я и свидетели. Но её заставили подписать, оказывая давление: её родственник находился под следствием.

— Похоже на правду — такое может быть, — сказал Владимир Тимофеевич.

Какой будет приговор в Верховном суде, мы не обсуждали. И не делали предположений. Он мог быть оправдательным. Дело могло быть возвращено на доследование. Приговор мог быть изменён частично, в том числе в части назначенного наказания. Или оставлен как есть.

— Но такого не будет, — сказал Владимир Тимофеевич.

Я попрощался с адвокатом и попросил разрешения забрать в камеру сигареты и шоколад.

Кассационная жалоба была адресована в коллегию судей Верховного суда Украины по уголовным делам (от осуждённого Шагина Игоря Игоревича, место содержания: СИЗО № 13 Государственного департамента Украины по вопросам исполнения наказаний) и составляла 6 листов. Далее шёл перечень статей, по которым я был осуждён, заканчивающийся так:

«На основании ст. 42 УК Украины 1960 года назначено по совокупности преступлений путём поглощения менее сурового наказания более суровым окончательное наказание — пожизненное лишение свободы с конфискацией всего имущества, которое является собственностью осуждённого. Срок наказания исчислять с момента фактического задержания — 28 апреля 2000 года…»

И затем в кратком изложении приведена мотивировочная часть приговора, оканчивавшаяся перечнем по приговору совершённых мною преступлений.

«В совершении указанных преступлений, — ниже было изложено в жалобе, — я себя виновным никогда не признавал, поскольку никаких действий, связанных с организацией банды, а также с совершением вышеперечисленных преступлений не совершал...»

Далее перечислялись ошибки следствия и нарушения моих прав на защиту.

«С самого начала расследования и до вынесения приговора я указывал все обстоятельства, которые подтверждают мою невиновность. Я не только не являюсь организатором и участником совершения этих преступлений, а напротив, потерпевшим от действий лиц, вымогавших у меня на протяжении длительного времени денежные средства и имущество под угрозами применения насилия в отношении меня, моих близких и сотрудников, которые я воспринимал реально.

Однако ни досудебным следствием, ни судом такие мои показания во внимание не принимались.

Я имею все основания считать, что, как в ходе досудебного следствия, так и на всех стадиях судебного слушания этого дела были намеренно допущены существенные нарушения уголовно-процессуального закона в части соблюдения моих прав на защиту…»

После подзаголовка «1. Нарушение моих прав на защиту» далее в жалобе было изложено, что «...мои вышеупомянутые доводы не только не проверялись, а наоборот, многие данные умышленно искажались в пользу первоначально заложенного однозначного утверждения о моей виновности…»

«Об этом может свидетельствовать хотя бы то обстоятельство, что уже — далее было выделено жирным шрифтом, — 11.05.2000, когда следствие по делу только началось и я ещё не был допрошен даже в качестве подозреваемого, руководством правоохранительных органов г. Киева на совместном брифинге для СМИ как установленный факт было публично объявлено обо мне как об организаторе и заказчике совершения ряда тяжких преступлений, подпадающих под признаки статьи 69 УК Украины...» — далее выделенный шрифт заканчивался, — «…только спустя 8 дней мне было предъявлено первоначальное обвинение, а подобные заявления для СМИ руководством правоохранительных органов делались и позднее, на всём протяжении досудебного следствия и даже во время рассмотрения дела судом...»

Далее была ссылка на листы в томе дела, где содержались ксерокопии этих статей, предоставленные адвокатом на прениях.