Набат

Третьяк падал на землю от смеха и расстегивал рубашку, будто воздуха ему не хватало от шуток Якова.

— Хочешь, расскажу рассказ Новикова-Прибоя об одном рыжем?

— Давай.

— Прочитал я его неделю назад в той книжке, что старуха прячет под балкой. Была, значит, у матроса царского флота красавица жена. То ли месяц, то ли два, как обвенчались они. Офицеры, чиновники под нее клинья подбивали, а она хоть бы на кого глянула. Такая верная жена была. И вот пошел матрос в дальнее плавание. А в том городе жил хитрый, как ты, Яков, приказчик и рыжий, как ты. Может, больше немножко, а может, меньше. Не могу сказать точно.

— Говори короче…

— Так вот, брат Яков. Увидел ее этот рыжий приказчик, а был он по сравнению с матросом что земля и небо, и решил сделать все, чтобы полюбила его красавица. Учел он, как говорится, все нюансы женской души. В первый день женщина не захотела с ним даже разговаривать и понесла воду от колодца сама. На второй день было то же. На третий — ответила на приветствие. Кстати, перед этим приказчик поспорил с местными кавалерами, что за неделю решит все вопросы. Так вот, на четвертый день она позволила пройти с ней до крыльца. На шестой был в доме, и так далее. Короче, в самом плотном заборе есть всегда маленькая дырочка. Понял?

Все было так, да немного не этак… То, что Яков боится высоты, Богдан сразу почувствовал. Разных видел бригадир монтажников, среди них были и такие, что боялись подниматься вверх, но лезли и постепенно побеждали страх, а некоторые не выдерживали и увольнялись. Никому не сказал о своем открытии, но из звена Федора забрал Якова, хотя Федор и доказывал, что привык работать с Казакевичем. Нужны и на складе люди, сказал, переживешь.

…Регулировал Яков высоковольтный распределитель. Лекции Фантомаса на занятиях не слушал, а больше с соседом в «морской бой» играл. Прочитал инструкцию, разбил ящик, в котором было оборудование. Дальше дело не пошло. Сел на связку проволоки, размяк от теплого солнца и задремал. Кажется, минутка прошла, а минул час. Очнулся Яков от сильного толчка в спину. Чуть не упал лицом на распределитель. Раскрыл глаза, а перед ним Богдан, ухмыляется.

— Спишь?

— Да нет. Присел немножко…

— Немножко. Вижу я… День сидишь, а распределитель как стоял неналаженный, так и стоит. Чему вас в училище этом учат?

Жалел бригадир, что не уволился из управления, когда случилась авария на третьем участке и обвинили его, а не Русака, который пьяный полез к масляному выключателю. Едва не посадили Богдана, все было против него, и только начальнику управления он обязан тем, что не за решеткой. С Кардашем они когда-то вместе работали. Одно воспоминание с того времени осталось. Кардаш пошел учиться, начальником стал. А он кто? Никто. Чья вина в этом? Все друзья, да не те, за которых держаться надо было. «Ты гений монтажа, давай за это выпьем», — и так рюмка к рюмке. Пошло-поехало. И ничего не осталось от прежнего Василя Богдана, когда-то лучшего монтажника управления.

Вызвал его к себе Кардаш. Разговор был короткий: «Последний шанс тебе, Богдан. Понял? И то даю его, потому что знаю цену твоим рукам и голове…» Эх и… Звали старые дружки на Север, обещали отличное место и интересную работу, где будет вновь у него шестой разряд, а не третий, как у этих салаг. Значит, где-то уважали бы Богдана, а здесь… детвора, которая боится на столб залезть.

— Поработаешь с такими, — закончил свою мысль бригадир.

— Что ты говоришь? — не понял Яков.

— Не для твоей головы. Деньги у тебя есть? — Бригадир достал проект линии, разложил на ящике, начал что-то считать.

— Рупь-другой есть.

— Дай, винцо Татьяна привезла неплохое.

Яков дал ему деньги, и Богдан, забыв о проекте, исчез. С того дня жить Якову стало еще труднее. Если не хотел вновь «отдолжить» на винцо бригадиру, тот выдавливал сквозь зубы:

— Завтра пойдешь на линию.

И Яков «отдолжал». Вот почему и удивлялся Федор, видя его все время в плохом настроении. Только Третьяк заметил в поведении бригадира и Казакевича что-то тревожное. И спросил об этом у Федора: может, и он заметил? Но Розум его вопроса не понял.

Наконец, в сознание Якова вошла мысль, что, наверное, так и должно быть среди монтажников. Тот, кто отказывается делать тяжелую работу, каким-то образом компенсирует это.

За свой труд учащиеся получали тридцать три процента заработка. Были они оформлены по второму разряду, и если бы не полевые, то денег хватало, чтобы рассчитаться с хозяйкой и на конфеты. И очень скоро наступил момент, когда Яков отдал Богдану на вино последний рубль.

— Ты не болен? — Принес Федор стакан густого чая, заваренного малиной. — На, горячий. Я уже выпил. Показалось, будто только что мать этот чай заварила.

— Здоров я, Федор. Не трогай меня, я здоров! — закричал Яков.

Третьяк исподлобья посмотрел на него, взял стакан и выпил чай.

— Читаю интересную книгу, — посмотрел на Якова и Федора цыганскими глазами, — вот мысль здесь одна есть. Это тебя в первую очередь, Казакевич, касается.

— Почему меня?

— Ты слушай, когда старшие говорят. Человек, слабый физически и больной, может на две, а то и на три головы быть сильнее душой богатыря. Какая глубокая мысль!

— Иди ты со своими мыслями.

— Мне кажется, Федор, в нашей бригаде что-то происходит. — Третьяк оставил шутливый тон. — Вот и Якову девчата не дают спокойно спать…

— Я тебе как другу, а ты… — крикнул Казакевич, схватил с дивана куртку и бегом из комнаты.

— Зачем ты так? — Федор открыл окно, но на дворе Якова не было. — Обидел парня.

— А ты не заметил, что он излишне обижается в последнее время.

— Да, показалось, — сказал задумчиво Федор. — Надо спросить у него.

— Так он тебе и расскажет, держи карман шире. Жаль, что мастера нет. Почему он задержался? Ты же с ним более близок, может, что-нибудь говорил перед отъездом?

8

…Мастер третий день ждал заседания, которое решили провести в училище. Как ему сообщила по секрету секретарша директора, главный вопрос заседания — воспитательная работа на практике и происшествие в группе Ивана Александровича. Новость не очень обрадовала его, хотя он и готовился к этому. Иначе не было смысла посылать Аполлинара Константиновича. Что ни говори, а все же чрезвычайное происшествие. За три года работы в училище первое, но от этого не легче.

Заскучал Иван Александрович без дела. Училище опустело, мастера со своими группами кто где: от Прибалтики до Кольского полуострова. И как-то неуютно стало в общежитии, где Иван Александрович занимал комнату. На третий день своих скитаний по городу надел мастер старые штаны, рубашку и подошел к заведующему хозяйством училища Петровичу, который со столяром ремонтировал двери, шкафы в комнатах. Год жили в новом общежитии учащиеся, а будто вековали здесь. На практических занятиях по обработке металла они тайком от мастеров делали ножи, вечерами бросали их в двери шкафов. Строго наказывали за эти упражнения, но уследишь ли за каждым? Ребята разные приходили в училище. Были и такие, от которых отказались в средней школе, а некоторые состояли на учете в милиции. И всем им надо было дать специальность, а главное — воспитать людьми.

— В отпуск готовишься? — спросил Петрович, хотя и техничке было известно, что мастера, чьи группы были на практике, в это время в отпуск не шли, а ехали вместе со своими воспитанниками. За этим вопросом почувствовал Иван Александрович, что завхоз знает об отношении директора и другого начальства к случившемуся. Петрович был, как и мастер, отставник. Служил некогда в артиллерии и пошел на гражданку в звании капитана, чем очень гордился и при разговоре, особенно с бывшим мичманом, не единожды подчеркивал. Однако к Ивану Александровичу относился с уважением, и, когда тот просил разную мелочь для ребят, завхоз не отказывал, давал лучшее.

Новоселье на новом месте жительства мастер отметил с Петровичем, хотя и не было в планах праздновать такое незначительное, на его взгляд, событие. Но вечером постучали в дверь, и зашел завхоз.