Набат

Николай Макарчук остановил легковую машину, которая шла в город. Хозяин ее сначала не хотел слушать о попутчиках, но, увидев Крица, открыл дверцу. В машину сели Иван Александрович, Федор и Николай. Криц уже не стонал. Наклонившись к боковому стеклу, он по-прежнему закрывал глаз рукой.

Только началась практика — и вот на тебе, такая неприятность. О происшествии надо сообщить в училище, в управление. Начнется скандал, которого и врагу не пожелаешь. «Твоё счастье, Иван, если глаз останется у парня, — подумал мастер, — иначе пиши заявление».

Медленно, очень медленно ехали «Жигули», а затылок хозяина был спокоен, почти торжественно исчезали сзади столбы, деревья, дома, а города все не было.

— Быстрее бы… — сказал Макарчук и повернул голову к мастеру.

— Я больше ста километров в час ехать не могу, — ответил водитель. — Где это его так?

Но все промолчали. Каждый посчитал вопрос бестолковым. Федор подумал, что если б работали на линии, то ничего с Василем не случилось бы, или, если бы не ленился, а делал то, что сказали, тоже обошлось бы. «Пивом торговать, — вспомнил Розум. — Теперь ты, наверное, этим будешь заниматься».

В городской больнице врач, немолодой человек с веселым грузинским лицом, которого санитарка назвала Георгием Мирабовичем, осмотрел больного, чмокнул и приказал переодевать Василя в больничное.

— А может, не надо? — дрожащим голосом попросил Криц.

— Давай, давай… Кто вы? — спросил врач, когда Василь с санитаркой вышли из приемного покоя.

— Товарищи, — сказал Макарчук и посмотрел на мастера.

— Он учащийся, — добавил Иван Александрович, — а я — мастер училища… Что с глазом, доктор?

— Пока ничего сказать не могу, — развел руками врач. — Приходите позже.

Из больницы они зашли в управление. Мастер решил о случившемся сразу сообщить руководству. Начальник, Кардаш, был на месте. Черные брови приподнялись, большая бритая голова была неподвижной. Глаза смотрели бесстрастно, будто не человек стоял перед ним, а стена. Но вот загорелся в глазах огонек интереса.

Кардаш пригласил сесть в широкое уютное кресло.

— Помню вас. Собирался на прошлой неделе в гости.

— У нас происшествие, — сказал Иван Александрович и отвел взгляд.

— Что такое? — Кардаш поднялся из-за стола и сел напротив мастера. — Рассказывайте!

Когда Иван Александрович закончил, он пожал плечами.

— Это происшествие управления не касается. Оно произошло не во время работы. Здесь нарушение техники безопасности и недисциплинированность вашего учащегося. Пусть этим занимается ваше непосредственное начальство… Ну, ну, не надо злиться, — остановил он мастера. — Безуслозно, мы все сделаем. Я сам позвоню в училище, поговорю с директором, чтобы на вас сильно не ругался. Скоро поможем людьми, и вам станет легче, но пока — извините!

…Из училища получили телеграмму, что выезжает комиссия. Иван Александрович должен был ее встретить и устроить жилье.

— Пиши пропало, — сказал Богдан. — Поедет ваш Иван Александрович домой, и я буду ваш единственный начальник. Вот уж покомандую! Вы у меня, салаги, не только линию, но и электростанцию построите.

Федор внимательно посмотрел на него. Воротник рубашки у Богдана был почти оторван, на фуфайке — одна пуговица.

— Попросил бы, Василь, Тэклю, чтобы зашила рубашку, — сказал Федор.

— Один раз Марку женить, — пошутил Яков.

— Молчи, — процедил сквозь зубы Богдан. — Яму под столб ты выкопал?

— Еще нет, успею. — Казакевич достал сигарету и демонстративно закурил.

Богдан подошел к нему, вырвал сигарету:

— Бегом в яму! Языком работаешь хорошо, а лопата тяжелая!

— Зачем так? — сказал Федор. — Злой ты, Богдан, как…

— Как кто? — закричал Богдан. — Я здесь начальник или кто?

6

Среди пассажиров, которые вышли этим утром из автобуса, что пришел из города, был и Аполлинар Константинович, по кличке Фантомас. В командировку он надел свое старое кожаное пальто, в котором в молодые годы поездил по Сибири. И шел по деревне этаким интеллигентом, зубром. Увидев столбы, тянувшиеся чередой, перерытую землю, многочисленные следы строительства, Аполлинар Константинович почувствовал себя так, будто сбросил с плеч лет двадцать или тридцать. Перед ним была родная стихия. Ни у кого не спрашивая, интуитивно, он вышел на склад материалов.

— Фантомас! — удивленно сказал Макарчук.

— Никаких Фантомасов. — Богдан давал задание звену Федора и был злой после вчерашнего.

— Да вот же он, — прошептал Федору на ухо Макарчук, и тот оглянулся.

В дверях склада стоял, блестя лысиной, Аполлинар Константинович.

— Не стесняйтесь, Макарчук, — сказал он. — Я знаю, что Фантомас — черт. Я дожил до таких лет, что мне все равно. Значит, моего любимого Крица нет здесь?

— Какие обстоятельства привели вас? — спросил Иван Александрович.

— Я и есть комиссия, — горделиво сказал Аполлинар Константинович. — Приехал расследовать происшествие и проверить воспитательную работу в коллективе практикантов. Обычно, когда что-то случается неприятное, мы говорим, что плоха воспитательная работа. Эту истину я постиг на старости лет, когда начал заниматься педагогикой. Раньше у меня не было времени: я строил, как и вы, электролинии, станции и подстанции.

Въедливо проверил Аполлинар Константинович каждую мелочь. Написал долгую пояснительную записку на имя директора училища. Разговаривал с ребятами и с Богданом. И бригадиру он вдруг понравился. Федор впервые увидел, как этот злой человек улыбался и что-то объяснял Фантомасу, рисовал гвоздем на песке какой-то чертеж. Хотелось подойти к ним, послушать разговор, рассуждения Аполлинара Константиновича, но не отважился.

Разговор с мастером и Федором Аполлинар Константинович оставил на потом. И встретились они только на следующий день, когда он уже сложил вещи и оставалось до автобуса полтора-два часа. Попросил Фантомас Федора проводить его.

— Знания у тебя есть, — задумчиво говорил он. — Наверное, на уровне техникума. Опыта жизненного мало. Но ничего, это придет со временем. Я внимательно слушал все, что ты мне рассказывал, и проанализировал. Меньше на десять граммов горячись и будь более терпим к своим товарищам. Бригада у вас ничего, и бригадир, мне кажется, если посмотреть глубже… Можно с ним работать.

— Он злой, как черт.

— В каждом человеке сосуществуют злость и доброта. Иногда и от таких, как ты, зависит, что в нем победит.

На остановке в толпе Федор увидел мастера. Иван Александрович был одет по-праздничному.

— А вот и мы, — сказал Аполлинар Константинович. — У нашего юноши удивленные глаза? Объясни ему, пожалуйста, Иван Александрович.

— Я на несколько дней поеду в училище. Богдан знает. Приказал так директор. — Мастер был несколько растерян.

— Приказ, — подтвердил Аполлинар Константинович. — Будет заседание, собрание и так далее.

Не успели отъехать мастер и Фантомас, как около склада остановился «газик». По фигуре Федор узнал начальника участка Лихова, а второй, квадратный, едва не на полмашины, в длинном пальто, был незнакомый. Когда подошел к складу, узнал и его. Это был начальник управления Кардаш, который выступал перед ними в день приезда.

— Где люди? — спросил у Федора Лихов.

— На линии, ставят столбы.

— А ты чего бездельничаешь? — крикнул Лихов. Начальник участка сморщил лоб и расстегнул пальто.

— Надо взять проволоку, — ответил Федор.

— Садись в машину, с нами поедешь, покажешь, где работает бригада, — приказал начальник управления.

Они подъехали к линии от леса, неожиданно выскочив из-за кустарника, который подходил к самому полю.

Около одного столба валялись монтажные когти, ремни. Ребят не было, хотя день только начинался.

Лихов бегал, кричал, а Федор думал, где ребята. Около болота, на взгорке под соснвми, он нашел всю бригаду. Только не было Богдана.

— Там начальники приехали, — сказал он. — Надо работать, а то шуму будет.