Зависимость. Трилогия (СИ)

Сейчас или никогда. Уходи сейчас и забудь об этом навсегда или делай.

Он не смог бы сдержаться.      Наклонившись, он прижал ее сонную артерию, чтобы она неожиданно не пришла в себя до того, как все будет кончено. У него не было с собой ножа, пистолет же здесь был абсолютно бесполезен. Зато у него все еще был брелок. Фигурка Эйфелевой башни с удивительно острой вершиной. Ноэль поднял руку и с силой опустил брелок на предплечье Кристины. Острый шпиль не пробил кожу полностью. То, что нужно. Ноэль методично наносил удар за ударом, что потребовало довольно много времени. Кожа расцветала, прорываясь красками артерий и вен. И каждый раз у него перед глазами стояла та картинка из книги. К тому времени, как он закончил, все тело Кристины было покрыто мелкими гематомами различных цветов, вокруг них постепенно образовывались небольшие опухоли. Несколько раз шпиль все же пробил кожу, и в тех местах выступили крошечные капельки крови, некоторые удары были так сильны, что Ноэль слышал, как хрустят ее кости, но ничто не заставило бы его сейчас прекратить или пожалеть о своих действиях. Последний особенно сильный удар, пришелся в область грудной клетки, прямо над сердцем.      Ноэль знал, что девушка больше никогда не придет в себя. Он не спас и не убил ее, а только отстрочил смерть на некоторое время.      Первый из пяти.      Он не стал забирать ни ее деньги, ни телефон, а оставил сумочку лежать на асфальте, там, куда она и упала. Единственное, что он унес с собой, был брелок, и то только потому, что не смог разжать кулак, чтобы освободить его. Идя домой, он все еще испытывал необычный прилив энергии и силы, и его все так же мучили сигнальные системы, которые никак не хотели угомониться. Ноэль шел, слыша гул машин даже через три улицы и падение капель с чьего-то кондиционера, который даже не видел. Этой ночью он видел в темноте так, как никогда раньше. Все было ясно и четко, как днем.      Этой ночью он мог контролировать свой страх.

     ////

      Оружие заставляет человека испытывать страх, в то время как другому оно дарует власть. Ноэль был тем, кто всегда боялся оружия. Но и тем, кто обладает им сейчас.      Палач и жертва в одном теле.      Страх перед оружием вовсе не был иррациональным, ведь имел под собой совершенно реальное основание.      Ноэлю было четыре года, когда прямо на его глазах любовник матери застрелил отца. Затем, когда женщина начала кричать, он вышиб ей мозги прицельным выстрелом в голову. Маленького мальчика, в одночасье оставшегося сиротой, убийца попросту оттолкнул ногой, брезгливо сморщившись. На полу остались кровавые следы от его ног, несколько кровавых потеков и пустые гильзы.      Тогда смерть подошла к Ноэлю очень близко. И, подойдя, она почему-то забыла уйти.      Четыре приемных семьи, неисчислимое множество детских домов и лечебных учреждений, десятки психотерапевтов и психиатров, игл, анализов, карточек с кляксами, психологических тестов и транквилизаторов. Официальное признание того, что он невменяем.      Ноэль упорно сопротивлялся.      Не верил.      Боролся.      Оказалось, что все они были правы, а он – слишком слаб, чтобы бороться со своей природой.

     1.2

Лучше пусть

презирают, чем боятся

.

Элиас Канетти

      Рен знала секрет. Все каждый раз начиналось именно с этого, снова и снова, каждый раз. Каждый чертов день. Это был не тот секрет, который бы перевернул историю мира с ног на голову или принес какое-нибудь великое открытие. Нет, всего лишь крошечный личный секрет, которого, впрочем, вполне хватило на то, чтобы изменить саму Рен.      Несмотря на то, что внешне она была почти полной копией своего брата-близнеца Неро, между ними было что-то вроде пограничной зоны или буфера, что не позволяло им сблизиться.      Неро и Рен были очень близки, как охотники, как напарники, как стая. Он был продолжением ее тела, частью ее души, большей частью ее сердца и мыслей. Брат значил для нее больше, чем можно описать словами. Он был самой ее жизнью.      Рен боготворила его с самого детства, казалось, еще до того, как научилась ходить. Первое слово, которое она произнесла, было его именем. Он всегда был первым, кого она просила о помощи, или с кем делилась своими мыслями и переживаниями.      Потом же их осталось всего двое.      После этого он был ее опорой, ее защитой, командиром, господином и душеприказчиком. Перестал быть лишь братом.      Сначала девушка тщетно пыталась понять, что послужило причиной столь резкого изменения в его поведении. Конечно, смерть родителей, горе утраты, груз ответственности, свалившийся на его плечи, должны были изменить его, сделать старше, серьезнее, ожесточить. Но могло ли это заставить его отдалиться от своей сестры? Рен могла только предполагать.      А затем она узнала секрет.      Это вышло совершенно случайно. Во время одной из вечных охот, Неро был довольно серьезно ранен. Она обработала и зашила его раны, и брат отправился спать. Ночью у него начался сильный жар и бред. Рен всю ночь не сомкнула глаз, боясь оставить брата в одиночестве даже на несколько минут. Что случиться с ней, если он погибнет? Она даже думать об этом не могла, слишком трудно, больно, страшно. Ближе к утру жар немного спал, и Неро перестал метаться по постели, его дыхание успокоилось. Только тогда Рен разрешила и себе расслабиться.      Чтобы занять руки и перестать беспокоиться, она решила заняться стиркой. Вот тогда-то она и нашла в куртке брата старый потрепанный дневник. Она сразу же его узнала, так как именно его отец постоянно носил при себе. Удивительно, но Рен ни разу не вспомнила о нем после смерти родителей до этих пор.      Сначала она испытала радость, листая такие знакомые пожелтевшие страницы, от которых шел аромат отцовских сигар. Желая продлить для себя удовольствие, она медленно пролистывала его, страницу за страницей, пока не наткнулась на нечто странное. Последние несколько записей были сделаны не рукой отца. Она сразу же узнала этот ровный каллиграфический почерк.      Слова намертво врезались ей в память.

Прости, отец, что я пишу это здесь, но у меня нет выбора. Я умру, если не поделюсь этим хотя бы с кем-то, но говорить мне нельзя, так как меня в лучшем случае сочтут сумасшедшим и запрут в сумасшедшем доме. Надеюсь, ты выслушаешь меня. Впрочем, ты всегда поступал именно так.

Я видел, отец, видел, чем она была на самом деле, твоя Реджина. Хотя вынужден сомневаться, что даже ты узнал ее в тот момент, когда она предстала перед тобой. Не знаю, что это было, но в ней не было ничего от моей сестры, которую, как мне казалось, я знал лучше, чем самого себя. Монстр, чудовище, убийца.

Мне страшно. Я не знаю, как смогу утром открыть глаза и посмотреть в ее лицо, как заставить себя обнять ее за плечи и сказать, что все будет хорошо. Что я защищу ее. Я бы хотел сделать это, действительно, но как я могу защитить ее от самой себя?

Ее лицо до сих пор стоит у меня перед глазами. Бледное кожа и налитые кровью глаза. Отец, твоя кровь на ее руках, твоя и мамы.

Я могу быть следующим, и мне страшно.

Но знаешь, что больнее всего? Знать, что то, против чего мы и наши предки сражались так долго, все-таки смогло нанести решающий удар и победить. Враг пробрался в самое наше сердце и пустил там корни. Я – последний, кто мог бы попытаться победить, но даже сейчас знаю, что у меня не хватит на это сил. Не потому что я слаб телом или одержим страхом, но потому что любовь

к чудовищу

делает меня ничтожным и слабым.

Сейчас Реджина впала в состоянии среднее между сном и комой. Не знаю, что с ней происходит, и очнется ли она вообще. Не знаю, чего желаю сейчас больше: чтобы она снова стала такой, как раньше, или чтобы просто исчезла. Или умерла.