Тропою сна (СИ)

- Лем, я знаю какая я, но это были не мои фантазии. Я слышала голос Эмиля, как тогда, помнишь, когда он спал в детской? А еще я видела очертания каких-то теней в комнатах, они были похожи на облака или сгустки дыма. - Плечи девушки затряслись, и она зарыдала с новой силой.

- Шшш... Спокойно. Я тебе верю. Ты же знаешь, я всегда тебе верю, чтобы не произошло.

Лем положил голову девушки себе на плече и стал гладить, как маленького ребенка.

- Ну пожалуйста успокойся, потерпи до завтра. Еще немного и мы отправимся к человеку, который сможет отыскать Эмиля. То что, ты его слышишь, говорит в пользу третьей теории, а значит, мы можем его найти. - Потихоньку судорожные всхлипы прекратились, и девушка задышала ровно.

- Расскажи мне о ней, - вдруг ни с того ни с сего попросила Эля, не отрывая головы от его плеча.

- Откуда ты знаешь? - удивился Лем, впрочем, не слишком сильно, Эля редко бывала предсказуемой.

- Ее запах время от времени вьется вокруг тебя уже несколько месяцев, словно ты пытаешься в него завернуться и не можешь удержать. - Лем только вздохнул, Эля иногда догадывалась о таких вещах, о которых никто в мире бы догадаться не смог, и те методы, которыми она при этом пользовалась вместо обостренного обоняния больше походили на шаманство. Он не хотел ни с кем говорить на эту тему, но Элю нужно было отвлечь хотя бы до утра, и молодой человек сдался.

- Она чужая. - Девушка чуть отстранилась и заглянула в его глаза, весь ее вид говорил о том, что она готова слушать, что потребуется и сколько потребуется.

- Она ни на кого не похожа, словно гостья из другого времени, времени пышных балов и гордых холодных высокомерных барышень. И знаешь, я ее уже раньше встречал, кажется в институте, точнее не припомню. Но то ощущение от ее взгляда, вспомнилось как-то сразу. Она смотрит так, будто знает обо мне какую-то тайну, то, что никому не доступно, то чего даже я сам о себе рассказать не смогу.

Лем говорил медленно, обдумывая каждое слово, и оказалось, что говорит он не столько для Эли, сколько для себя, впервые, облекая в слова - отпуская на волю те мысли, что вот уже некоторое время не давали покоя. После бурной истерики Эля чувствовала апатию, но, находясь в каком-то полусонном состоянии, отпущенное Лемом, освобождала повторно, по-своему.

- В ней есть легкая неуверенность, которую она старается скрыть всеми возможными способами, и это удается - никто не замечает, только я все вижу...

Перед внутренним взором Эли замаячили сначала глаза серо-голубые и будто бы плоские словно пуговицы, пришитые к телу, но не оттого что за ними ничего не было, а оттого, что их глубины тщательно охранялись хозяйкой.

- ... И еще обида, детская, переросшая в ненависть, и может быть от этого ставшая такой страшной...

Тонкие губы плотно сжаты, словно от боли, и выдают улыбку только в случае крайней необходимости - решил конструктор Элиной фантазии. - Прямой нос и белая кожа достались от далеких предков с примесью "голубой" крови.

- ... она словной пограничная застава на пути к той жизни, которую я никогда не проживу, потому что она меня в нее не пустит. И может, хотела бы впустить, но ни при каких обстоятельствах этого не сделает.

Отпущенное на волю воображение девушки, дорисовало, упавшие на узкие плечи вьющиеся пепельные волосы, в которых солнце зажигало едва заметную рыжинку, казалось, они оттягивают голову назад своей непомерной массой, и их обладательница все время борется с собой, стараясь держать шею и спину прямыми.

- ... как стеклянный шарик с падающими в сердцевине снежинками, внутри нее свирепствуют метели, и хочется там среди них отыскать искорку живого тепла, если оно там еще осталось.

Очертания стройной фигуры выступили из небытия, словно только того и ждали, добавляя образу законченности, и Эля несколько удивилась, ее другу никогда раньше не нравились такие девушки. Слишком много никому не нужных тайн, чересчур наигранной злости, и явный излишек хорошо завуалированной ядовитости.

Позже Эля склонилась к подушке, засыпая, а незнакомка, одетая в строгий деловой костюм, что-то говорила Лему взглядом, не произнося ни слова.

3

Сегодня он засыпал не один, черные локоны разметались по соседней подушке, а их обладательница размеренно дышала рядом, но в ней, как и во всех остальных, был один критический изъян, не умение задерживаться в его мыслях на долго, наверно оттого что там вот уже много лет царила другая. Что с собой принесут сновидения, никто не может предугадать, но на этот раз они его не разочаровали. Та, которая существовала только в его воображении, сошла со страниц книги и прильнула к его плечу. А вокруг был океан, и в его нежных вздохах можно было разобрать слова колыбельной. Вместе они плавно погружались все ниже и ниже в теплой ласкающей воде, он боялся ее разбудить и только слегка приобнимал, почти невесомое тело, затянутое в гладкий скафандр. Пряди ее длинных фиолетовых волос стремились вверх, в обратную сторону от движения, напоминая плети диковинных водорослей. Жаль только, что ее лица он не мог видеть, по блажи сна глядя только вперед. Держа свободной рукой, снятый с ее головы шлем, он мечтал никогда не просыпаться.

***

Вскочила с кровати Эля очень рано и, убедившись, что друг снова спокойно спит в гамаке, быстренько оделась и тихо улизнула из дома. Возможно, Эмиль был в смертельной опасности, и она не могла ждать ни минуты. Уже на улице отыскав контакты одной их клиенток, она, несколько раз попадая не на те цифры, все же набрала нужный номер. Еще в предутренней дреме в голове девушки всплыл разговор двухлетней давности, очень экстравагантная особа, когда-то заказавшая у Эли дизайн броской настольной лампы, говорила о своей необыкновенной родственнице умеющей лечить больных и находить пропавших. Получив у, недовольной утренним звонком, женщины адрес провидицы и вместе с этим однозначный отказ от дизайнерских услуг в будущем, Эля чуть успокоилась. Она нуждалась в действиях, немедленных действиях.

Улица находилась на другом конце города, там, где новомодные высотки последних лет перемежались грустными хрущевками. Но оказалось, что Эле нужно не в те и не в другие. Тротуар заканчивался захламленным проулком, открывающим жалкий вид на, самые старые, строения города, из которых, как это водится, уже порядком сыпался песок. Неказистые домики жались друг к другу так плотно, словно испуганные или замерзшие, и каждый провожал Элю мутными стеклами окон и облаивал своей персональной озверелой дворнягой, честно отрабатывающей свой хлеб.

В шестом по счету жила та самая женщина. Она без особых расспросов открыла скрипучую калитку и провела девушку в дом с весьма специфическим антуражем. Каждая вещь здесь говорила о занятиях хозяйки. Бесчисленные склянки с жидкостями всевозможных оттенков невзначай нашептывали о том, каких "принцев" можно к себе приворожить, не заботясь о последствиях. Пучки трав, свисавшие прямо с потолка, шуршали о злых духах и невзгодах, которые способны отпугнуть, а разнообразные талисманы, разложенные на всех горизонтальных поверхностях, заверяли в своем таланте привлекать счастье, удачу и деньги.

- Боишься? - слегка щуря глаза, спросила пожилая неопрятная хозяйка, в замотанном вокруг головы цветастом платке.

- Нет, - поспешно ответила Эля, не поняв истинного смысла вопроса. Дом пах бедностью, старым, так и не зажившим до конца горем и, как не прискорбно, глупостью сломавшей жизнь, но удушающего запаха опасности в нем отродясь не водилось.

- Тогда чего пришла? - недружелюбная женщина плюхнулась в старое, отчаянно скрипнувшее, кресло-качалку. Эля осторожно примостилась рядом на расшатанный табурет.

- За сына боюсь, - нашлась она.

Женщина сверлила ее тяжелым взглядом, и на миг Эле показалось, что рентгеновское зрение встречается не так редко, как говорят. Она все ждала, когда в действие пойдут карты или осмотр линий на руке, но "колдунья" только пристально ее рассматривала, да что-то шептала себе тихо под нос.