Агафья Тихоновна
Агафья Тихоновна читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Александр Володин Агафья Тихоновна
Александр Володин Агафья Тихоновна
(поется)
Не уезжай, ты, мой голубчик,
Печально жить мне без тебя,
Дай на прощанье обещанье,
Что не забудешь ты меня…
Одноактная пьеса-монолог по мотивам Н. В. Гоголя «Женитьба»
Всем вам наверно известна пьеса для театра «Женитьба», сочинение господина Гоголя. Там рассказывается, как Иван Кузьмич Подколесин, в годах уже, но холостой, вздумал жениться. Приятель повел его свататься к невесте, Агафье Тихоновне, и все было уже сладилось, да жених вдруг взял и выпрыгнул в окошко.
Представление смешное, все хохочут, но сама я в театр не пошла и так и не видела ничего. Потому что невеста эта, Агафья Тихоновна — это я. И сочинитель все описал точно, слово в слово, наверно ему те пересказали, которые приходили ко мне свататься еще помимо Ивана Кузьмича. Я не хочу сказать, что господин Гоголь что-либо выдумал со зла, нет! И однако все было совсем иначе. С тех пор уже несколько лет прошло, я и замуж уже вышла. Но не по любви. Любила же я лишь один раз в жизни, и совсем другого человека. И видела-то я его недолго, а не могу забыть до сих пор.
Фекла привела к нам женихов. Один — Балтазар Балтазарович Жевакин, но грубый, пожалуй может такое словцо вклеить, что и неприлично сказать. Другой — Никанор Никанорович Анучкин. Субтильный, ножки тоненькие, узенькие — но мне эти субтильные как-то не знаю, я ничего не вижу в них. Третий Иван Павлович Яичница. Я еще тогда же подумала: как же это, если я выйду за него замуж и вдруг буду называться Агафья Тихоновна Яичница? Бог знает что такое… Как вдруг какой-то господин отвлек меня ото всех, спрашивает:
— Да неужели вы меня не узнаете?
— Сколько мне кажется, говорю, совсем не видела вас.
— Однако ж, говорит, припомните. Вы меня верно где-то видели.
— Право, говорю, не знаю, уж разве не у Бирюшкиных ли?.. Ах, говорю, ведь вы не знаете, с ней ведь история случилась.
— Как же, говорит, вышла замуж.
— Нет, это бы еще хорошо, говорю, а то переломила ногу.
— Что-то, говорит, было, или вышла замуж, или переломила ногу.
Почему я так помню весь наш разговор? Должно быть потому, что после этого разговора он взял за руку какого-то господина и представил его: «Приятель мой, Подколесин Иван Кузьмич.» Оказывается, что он не сам пришел свататься, а только привел своего приятеля Ивана Кузьмича.
Вот тут-то и началось. Иван Кузьмич стал на меня смотреть. То есть и все остальные смотрели тоже, но он не так смотрел. Едва я на него взгляну — как он отводит глаза. Но чуть отворочусь — тотчас принимается смотреть снова. Из-за этого я стала плохо понимать, что говорится. Потом кто-то еще пришел, якобы прослышал, что здесь продают шерсть, тоже уселся, потом что-то стали меня спрашивать, а я молчу, потому что он смотрел. А Фекла мне шепчет: «Отвечай же, скажи, благодарствую, мол, с моим удовольствием. Не хорошо же так сидеть». Я хотела было так ответить и подняла уже глаза, но нечаянно опять наткнулась на Ивана Кузьмича, и он опять отвел свой взгляд, и я только и смогла сказать:
— Мне стыдно, право стыдно, я уйду, право уйду.
А Фекла:
— Ах, не делай этого сраму, не уходи, совсем осрамишься. Они нечесть что подумают.
А я:
— Нет право, уйду, уйду, уйду!
И убежала. Но по пути успела заметить, что Иван Кузьмич смотрел так странно, наверно подумал, что я глупа…
Право, какое затруднение — выбор! Если бы один, два человека, а то сколько! Как хочешь, так и выбирай…
И я решила бросить жребий. Нарезала бумажки, на каждой написала имя и положила в ридикюль.
— Какой выберется, говорю, такой пусть и будет. Кого прикажет судьба…
Но едва я произнесла эти слова, как услышала за спиной голос:
— Да возьмите Ивана Кузьмича, всех лучше.
— Ах…
— Да чего же вы испугались? Не пугайтесь, это я…
И оказывается, что это приятель Ивана Кузьмича.
— Право, возьмите, говорит, Ивана Кузьмича.
— Ах, мне стыдно, вы подслушали! Мне, право, стыдно.
— Ну, возьмите Ивана Кузьмича.
— Как же, а другие?.. Ведь они тоже хорошие люди…
— Дрянь! Все они дрянь!
— А ведь, право, они очень… скромные.
— Какое скромные! Драчуны, самый буйный народ. Охота же вам быть прибитой на другой день после свадьбы.
— Так по вашему совету… лучше взять Ивана Кузьмича?
— Непременно Ивана Кузьмича.
— А тем, другим, разве отказать?
— Конечно, отказать.
— Да ведь как же это сделать? Как-то стыдно.
А он говорит:
— Почему же стыдно? Скажите, что еще молоды и не хотите замуж.
А я говорю:
— Да ведь они не поверят, станут спрашивать: да почему, да как?
А он говорит:
— Ну, так если хотите кончить за одним разом, скажите просто: «Пошли вон, дураки!»
— Как же можно так сказать?
— Ну да уж попробуйте. Я вас уверяю, что после этого все выбегут вон.
— Да ведь это выйдет уж как-то бранно.
— Да ведь вы их больше не увидите, так и не все ли равно.
— Так они же на меня рассердятся.
— Какая ж беда, если рассердятся? Если бы из этого что-нибудь бы вышло, тогда другое дело; а ведь здесь самое большое, если кто-нибудь из них плюнет в глаза, вот и все.
— Ну, вот видите!
— Да что же за беда? Ведь мне вот плевали несколько раз. Если бы, другое дело, был далеко платок, а то ведь он тут же в кармане, — взял, да и вытер…
Не думайте, господа, своими достоинствами я не обольщаюсь. И отлично знала, что им в первую очередь от меня было надобно. Каменный дом, да флигеля два.
На другое утро первым пришел Яичница.
«Я, говорит, нарочно пришел пораньше, сударыня, чтобы поговорить с вами наедине, да или нет?» Не успела я собраться с духом, чтобы ответить, как тут же пришел и Жевакин. «Да или нет?» И Анучкин: «Да или нет?»
А я только одно бормочу всем:
— Не нужно-с… Не нужно-с…
— Как не нужно? — это Яичница. В каком отношении не нужно?
— Ничего-с, говорю, ничего… Пошли вон!
Далее плохо помню, что было. «Как «пошли вон»? Что такое значит «пошли вон»? Позвольте узнать, что вы разумеете под этим?
Я убежала от них, когда же пришла немного в себя, то из-за двери уже слышала скандал. Яичница грозился полицией, а невесте, мол, скажите, что она подлец, а дом строен в один кирпич, а в середине всякая дрянь, мусор, щепки, стружки…
Потом Анучкин кричал, что я необразованная, не знаю по-французски, хорошо Фекла ему ответила, что все святые говорили по-русски… А я думаю: что, если там Иван Кузьмич пришел и все слышит? И все ругательства, и что дом в один кирпич? Хотя: едва ли это может его интересовать, сколько кирпичей. Но однако же нехорошо, если он все это слышит…
Я сидела, вот так положив склоненную голову на руку, когда отворилась дверь, и они входят в комнату, Иван Кузьмич и его друг. И друг его говорит:
— Я привел к вам, сударыня… смертного, которого вы видите. Еще никогда не было так влюбленного — просто не приведи бог, и неприятелю не пожелаю…
Но Иван Кузьмич толкнул его под руку и тихо сказал:
— Ну уж, ты, брат, кажется, слишком.
Что же он имел в виду? Что он не так влюблен? Или, что его друг сказал такое слово: «неприятелю не пожелаю»?
А друг его опять обращается ко мне:
— Будьте посмелее: он очень смирен; старайтесь быть как можно развязнее. Эдак поворотите как-нибудь бровями или, потупивши глаза, так вдруг и срезать его, злодея, или выставьте ему как-нибудь плечо, и пусть его, мерзавец, смотрит!