Общество для Генри

А теперь менестрель, настроив арфу, готов воспеть Дж. Уэнделла Стикни.

Единственный сын покойного Дж. Дж. Стикни из «Молочных продуктов Стикни», он жил со своей теткой Келли и английским камердинером Кларксоном в квартире на Парк-авеню, которую вполне мог себе позволить. Его отец был как раз таким магнатом, какого описала Джейн, и оставил наследство, удовлетворившее бы даже взыскательного Алджи. И Генри правильно угадал в нем ценителя искусств. Кроме стрижки купонов, он не имел к финансам никакого касательства. Коммерция его не привлекала.

В тот миг, когда он появляется в нашем повествовании, Дж. Уэнделл Стикни сидел у себя в кабинете, переваривая обед, который приготовила Аллилуйя Джонсон, приходящая кухарка, и в ожидании кофе читал тощую брошюру, озаглавленную «Международный рынок предметов искусства». Если верить издателям, здесь ежемесячно публиковались цены на живописные произведения, старинную мебель и objects d'art. Внимание его привлекло объявление господ Сотби из Лондона, которые собирались выставить на торги французское пресс-папье восемнадцатого века, описанное следующим образом:

109. Пресс-папье, Клиши, двойная позолота, бирюза, с изящным грибком, снаружи в лиловую и белую полоску, три концентрические ряда розовых, синих и зеленых стеклянных палочек в технике миллефьоре, в центре — алая роза в кольце белых палочек авантюринового стекла, сбоку прорезано пять круглых окошек, одно большое окошко вверху, основание звездчатой огранки.

Нормального человека, читающего главным образом с целью узнать, что убийца — дворецкий, вряд ли тронула бы эта жемчужина английской прозы. Иное дело мистер Стикни. Описание задело глубинные струны его сердца. Глаза за очками в черепаховой оправе вспыхнули, дыхание участилось, в душе созрела решимость немедленно связаться со своим лондонским агентом.

Генри и Джейн, пытаясь угадать, что он собирает, блуждали во тьме. Не фарфор и не первые издания, не марки, не картины и не тропические рыбки. Уэнделл Стикни собирал французские пресс-папье восемнадцатого века.

Когда человек тратит уйму времени и денег на то, что большинство его друзей и знакомых отказалось бы принять в дар, невольно задаешься вопросом: как он до этого дошел. Хотелось бы знать подробнее, откуда у мистера Стикни пагубное пристрастие к пресс-папье, изготовленным во Франции в восемнадцатом столетии. Известно, что первые экземпляры достались ему в наследство от крестного (который собирал так же ручки от зонтиков работы Карла Фаберже). Надо думать, что после этого он время от времени бессистемно покупал новые, полагая, как и многие коллекционеры, что еще от одного вреда не будет, и он может бросить, когда угодно.

Старая, старая история. Человек говорит себе, что французские пресс-папье — всего лишь баловство, он всегда сможет без них прожить, а сам уже на крючке. В жизни Уэнделла этот момент остался далеко позади. Он уже не пытался противостоять своей страсти. Французские пресс-папье восемнадцатого века вошли в его кровь. Он не мог смотреть на них или читать про них без алчного трепета.

Он перечитывал описание грибка, круглых окошек и звездчатой огранки, замирая на каждом слове, когда его вывел из задумчивости взрыв веселья в коридоре. Уэнделл различал серебристый смех тетушки Келли и басовитые раскаты миссис Аллилуйи Джонсон. Потом хлопнула входная дверь, возвестив, что кухарка ушла в родной Гаарлем, а тетушка, пережиток покойного Теодора Стикни, вошла в кабинет.

Келли дышала здоровьем и жизнерадостностью. В свои почти пятьдесят она сохранила немало былой красоты, однако из-за нежелания считать калории утратила юную стройность. Сегодня она напоминала хористку из «Зигфелд Фолли», которую забыли под дождем и она немножко разбухла. У нее были большие глаза, которые в данную минуту весело сверкали. Аллилуйя, сообщила Келли, только что рассказала преуморительную историю. Мистер Стикни затрепетал. Его постоянно приводила в ужас привычка фамильярничать с низшими сословиями. Мистер Стикни первый превозносил готовку миссис Джонсон, особенно жареную курицу по-плантаторски, однако считал ее неподходящей приятельницей для женщины, которая, пусть и не по рождению, носит гордую фамилию Стикни. Если миссис Джонсон хочет рассказывать смешные истории, пусть рассказывает их в своем кругу.

— Это про ее деверя Эфраима…

— Не желаю слушать, — сказал Уэнделл.

Наступила недолгая тишина. Мистер Стикни думал о тетке и мечтал, чтобы она лучше следовала кодексу семейства, известного своей правильностью. Да, она добрая, веселая и отзывчивая, но ей не хватает лоска, к тому же она совсем не осознает своего общественного положения. Уэнделл был согласен со своей сестрой, миссис Лореттой Стикни-Паунд, известной публицисткой, что, женившись на танцовщице, дядя Теодор совершил главную ошибку в жизни, и без того вызывавшей множество нареканий.

Более того, Уэнделл жил в постоянной тревоге, как бы ее пылкая натура ни привела к поступкам, из-за которых гордое имя Стикни станут трепать на каждом углу. Этот же страх преследовал его сестру Лоретту. Попомни мои слова, Уэнделл, частенько говорила она, рано или поздно эта женщина попадет в прессу. И всякий раз, как она это говорила, под ложечкой у ее брата возникало такое чувство, будто кто-то шурует у него в желудке венчиком для сбивания яиц.

Жизнерадостную Келли было нелегко смутить каким-то упреком. Ее всегда интересовало, что делают другие. Она спросила, что он читает. Уэнделл показал каталог.

— Про пресс-папье?

— Про французские пресс-папье восемнадцатого века.

— Интересно?

— Очень.

— Отлично. Ничего если я выйду, прошвырнусь?

— Конечно, конечно.

— Жарища адская, так что я наверно возьму такси и покатаюсь по Парку.

— Прекрасная мысль, — сказал мистер Стикни. Он всегда немного нервничал, когда она выходила гулять одна — на улице так легко завести нежелательно знакомство — однако вряд ли можно попасть в нехорошую историю, катаясь в такси.

Друзей немало озадачивало, почему такой человек, как Уэнделл, поселил у себя вдову покойного дяди, тем более такую, как Келли, однако все объяснялось донельзя просто. Она занимала свободную спальню. Если бы Стикни не подсуетился и не пригласил тетку, туда въехала бы Лоретта, а при одной этой мысли кровь стыла у него в жилах. Лоретта несколько раз говорила, что глупо платить за две квартиры, когда гораздо экономнее жить в одной, и Уэнделл ухватился за тетку, как утопающий — за спасательный круг. У Келли есть свои недостатки — он и сейчас хмурился, вспоминая недолжные беседы с Аллилуей Джонсон — но все же она не миссис Лоретта Стикни-Паунд.