Бог Солнца в поисках... суррогатной матери (ЛП)

— Да кого это волнует? — пожал плечами Гай. — Это Пагани. И все равно — они не приносят столько наслаждения, сколько ночь, проведенная с Эммой.

— Да, Эмма действительна особенная, брат. Но будут последствия, если принести в мир еще больше Пиел. Этот черный нефрит ничто иное, чем тест — если бы мы должны были создать потомство, Творец просто дал бы нам такую возможность.

Гай пригладил чёрную шевелюру.　

— Мы вряд ли можем угадать намерения Творца. И кто сказал, что это не подарок самой судьбы, который приведет нас в новую эру существования?

— Или к нашей погибели, — твердо сказал Кинич. — Вселенная находится в состоянии катастрофического дисбаланса, если мы не вмешаемся, то Мааскаб заполонит всю планету.

Мааскаб — секта темных жрецов, потомки майя и тайно прислуживающие Чааму, прежде чем боги смогли заточить его, становилась все сильнее с каждым днем. Кинич подозревал, что Пиелы как-то связаны с ними.

Гай раздраженно вздохнул.

— Что ты хочешь, Кинич?

— На следующем саммите я собираюсь вынести этот вопрос на голосование. Создание потомства будет запрещено и будет караться вечным изгнанием в мир людей.

— Да пошел ты, Солнечный мальчик, — буркнул себе под нос Гай. — Ты не получишь мой голос. Эмма свила гнёздышко и если я не дам ей ребенка, она оторвет мне яйца.

— С каких пор женщина или кто-то еще, решает, что тебе делать? — возразил Кинич.

Гай прищурил яркие цвета морской волны глаза.　

— Я все решаю. И я решил сделать ее счастливой. После всего, что случилось с ее бабушкой, после всех перенесенных ею страданий, я многим обязан Эмме.

Бабушка Эммы одна из первых Пиел, исчезла несколько лет назад и считалась убитой Мааскабам. Позже Эмма, Гай и другие поняли, что ошибались, когда она появилась на пороге дома Гая в Италии, возглавив армию Мааскаб. Очевидно, ее разум отравили.

Когда все улеглось, они убили Мааскаб и захватили женщину в плен. Но прежде чем им удалось излечить ее разум, она сбежала. Предатель по имени Томмазо удостоверился в этом.

— Кроме того, — добавил Гай, — ты когда-нибудь видел, чтобы Эмма не получила того, чего хотела? Теперь, когда она оттачивает свои силы и когда мы дали ей бессмертие… — Он вздрогнул. — Нет, спасибо. Она может превратить мою жизнь в кромешный ад. Так что лучше я предпочту вечное изгнание.

Гай взглянул на часы.　

— Боже. Я должен встретиться с Эммой и ее родителями за ужином. И я уже опаздываю. Она оторвет мне голову.　

Гай быстро допил остатки вина в бокале и резко похлопал Кинича по спине, что тот подался вперед на стуле.

— Удачи, — сказал Гай, — но если ты сможешь доказать, что рождение ребенка от Эммы принесет вред человечеству, то я придерживаюсь гармонии в браке. И секса. Много секса.

Кинич с трудом сглотнул, отчасти от болезненной пощечины и частично от его настоящего замешательства.

Как это возможно, что Бог, призванный, как Гай, который жертвовал собой на протяжении всего своего существования, чтобы защищать человечество, сказал, что предпочтет изгнание, чем рассердит женщину?

Он мог ожидать такой ответ от смертных — их жизни мимолетны, и они известны тем, что помешаны на любви. Но Гай гнусный Бог Войны и Смерти. Он безжалостный. Чертов зверь разрушения.

Дорогие Боги, что с нами стало?

Если Кинич собирался убедить Богов, что потомство от людей в конечном итоге приведет к их гибели, то ему нужно понять, действительно против чего он был сам.

Глава 7

Почти двенадцать часов спустя, когда я ушла от Симил, я стояла напротив другого здания, уставившись на вход из резного камня с вращающимися стеклянными дверями. Только на этот раз это был шикарный бутик-отеля «Иден» на Манхэттене.

Мне удалось пройти восемь кварталов по снегу на трехдюймовых каблуках и в обтягивающем черном платье — единственном наряде в моем гардеробе, подходящем для ресторана.

На пятьсот тысяч долларов богаче или нет, я никогда не смогу вот так запросто выбросить деньги на ветер, даже на свой день рождение.

И вот я стою — ровно в 22:00 — вся надухаренная, с выщипанными бровями, слегка замерзшая и готовая к встрече с незнакомцем, готовая оставить его навсегда, как только выполню свою часть сделки: выслушаю.

Ну и слюни попускаю.

Достав из сумочки зеркало, я еще раз проверила макияж и укладку. Снег и ветер не испортили их. Я проделала гигантскую работу, чтобы скрыть огромные круги под темно-зелеными глазами, которые теперь казались еще более яркими, чем обычно из-за покрасневших глаз.

Сделав глубокий вдох, я пошла через дорогу, на трясущихся ногах, к отелю. Худощавый мужчина в черном костюме, поприветствовал меня у дверей. Он помог мне снять куртку, и я напомнила себе, как дышать.

Мужчина быстро вернулся с улыбкой на лице и номерком.

— Прошу, мисс. У вас зарезервирован столик?

— У меня встреча. — Я окинула взглядом формальный зал, освещенный свечами, справа от меня, милые парочки потягивали вино, ели и смеялись. Слева, где за огромным дверным проемом, располагался слабо освещенный бар в стиле ар деко [9] — с зеркальными стенами, картины с девушками легкого поведения 1920-х годов и полированными полами из кедрового дерева — было полно изящно одетых посетителей.

И в дальнем углу бара я увидела его. Возвышающегося, нереального великана среди моря серости.

Я перестала дышать на несколько ударов сердца.

Казалось странным, что столь потрясающий мужчина в одиночку потягивал вино. Я ожидала увидеть толпу женщин, падающих ниц перед ним, целующих ему ноги и лижущих лодыжки. И крошечная часть меня радовалась, что это не так. Я ни с кем не хотела его делить, и осознание этого до смерти меня испугало.

Вздох. Кого я обманываю? Я здесь, чтобы не слушать. Я здесь, чтобы поглазеть и повилять хвостом. Кто может винить меня? Двойной вздох. Эти глаза, которые поразили твою душу, эти жесткие, полные губы, при виде которых, ты хочешь пробежать по ним языком и всосать или смотреть, как они совершают те восхитительные вещи с самыми интимными частями твоего тела. Его фантастически высокий рост, широкие плечи и густые цвета карамели волосы, которые свисают через его воротник… тройной вздох… он просто образец Божественной мужественности.　

Я покачала головой на осознание невероятной правды. Дьявольские поварешки, я хочу этого мужчину. Он — незнакомец, а я уже проиграла в голове десять эротических сцен с ним.

Вздохнув, я заставила себя шевелить ногами.

Пробираясь сквозь толпу, я мельком увидела, как потрясающий мужчина вопросительно всматривался в бокал вина, великолепное лицо омрачал хмурый вид. Парень что-то сжал в кулаке, и что бы там ни было, его это волновало.

И когда я подошла к нему, готовая сразить своим остроумием, осознала, что не знаю его имени. Симил называла его, но я не запомнила.

Тьфу. Я застонала про себя. Ну, почему же не довести ситуацию до наивысшей степени неловкости?

— Привет, — сказала я.

Брат Симил продолжал пялиться на стакан.

— Здравствуй?

Никакой реакции.

Он что, не в себе — семейная черта? — и теперь, несколько человек около меня заметили, что меня проигнорировал аппетитный, мускулистый мужчина, сидящий у бара, на которого отчаянно пытались не пялиться.

Теперь я чувствовала себя идиоткой.

Я ткнула его в плечо.

— Эй… к-хм… — Черт, ну почему ты не запомнила его имени? — Ты.

С нарочитой, раздражительной медлительностью, парень повернулся на барном табурете, по-видимому, готовый сорвать на мне ярость от наглости, что его потревожила.

И посмотрел на меня гневным взглядом.　

— О-о. Это… ты.

Я? Это… я? Вот так мужчина приветствует будущую мать своего ребенка?

Уау! Пенелопа! Ты здесь, чтобы слушать. Забыла?

Да. Да.

И, к счастью для него, я не собиралась считать неподобающими его манеры, потому что уже практически перестала думать — черт, ну не может мужчина так выглядеть — и мои манеры и так не блистали.