Растаманские народные сказки. Серая книжка

Тогда тот самурай говорит: ладно, говори что хочешь, но всё, что я сказал — чистая правда. А мститель отвечает: расскажешь своей прабабушке, когда с нею на том свете встретишься. Вот если б ты после смерти хотя бы два шага прошёл, или за вон тот камень зубами ухватился — тогда у нас был бы другой разговор. И тут же отрубает ему голову.

Сразу же после этого тело того самурая пробегает по дороге три шага и падает в пыль; а голова катится к тому самому заветному камню и хватается за него зубами. Оруженосец мстителя, увидев это дело, побледнел так, что аж по кальсонам потекло, и говорит: господин, вы накликали на себя беду. Ведь теперь вы убедились, что последнее желание — это не сказки, это есть на самом деле, и это такая могучая сила, что просто страшно смотреть.

А самурай ему и отвечает: я это и раньше знал. Но теперь всё в порядке. Его последнее желание уже исполнилось.

Как старый растаман в Африку ходил

Ещё один рассказ про старого растамана. Который уже растаманом быть обломался, женился, бэбиков наплодил, на цывильную работу устроился, телевизор смотреть прикололся и всё такое. И вот пришла весна, а он лежит на диване, втыкает в газету и думает, чего же ему не хватает. А тут жена подходит, отсовывает газету и говорит: «Вот, блин, урод! Я тут пашу, как пчёлка, а он опять разлёгся и ни хера не делает». А растаман ей говорит: «Ну, чего ты, ёлы–палы. Я ж на работу хожу, бабки домой приношу, уже, блин и отдохнуть нельзя». А жена говорит: «Тоже мне геройство, на работу ходить. Ты ж там на работе целый день балду пинаешь, с дружбанами водку жрёшь, а потом приходишь домой и на диване валяешься. А ну бери торбу и вали за хлебом». И вот растаман берёт торбу, обувает тапки и, тяжело вздохнув, идёт за хлебом.

А на улице уже весна в полный рост, почти что лето — тепло, весело, просто всё в кайф. А растаман зашёл в магазин, купил хлеба, сдачу пересчитал — смотрит, а на пиво не хватает. И накатила на него конкретная печаль: вот так вот и жизнь пройдёт, и пива не попьёшь как следует. И тут подходит к нему герла и говорит: исвиньите, ми приехаль исс маленький горот тарту, и всё такое. Растаман её слушает и думает: где–то я такую телегу уже слышал. Наверно, в каком–то фильме. Только не вспомню, в каком. А герла уже переходит к основной теме — насчёт «ньемношько дьенег». И тут растаман как–то машинально спрашивает: слушай, герла, а ты откуда? Как–то у него это само собой вырвалось.

Герла говорит: я с Джамэйки. А зовут меня Кайя. Тут растаман думает: Джамэйка… Кайя… Что–то мне эти слова напоминают. А герла ему говорит: ещё бы не напоминали. Ты же, ёлы–палы, старый растаман! уже пять сезонов подряд пропустил! у барыг ганджа покупаешь! в нычку на сортире куришь! водкой запиваешь! циклодолом закусываешь. И куда это годится?

Растаман осмотрелся: и точно, никуда не годится. До такой уже жизни дошёл, хоть иди на мясокомбинат сдавайся. И вот он говорит герле: ну, ты понимаешь, короче. Жена, короче, дети, работа, квартира — обложили, суки, со всех сторон. Куда, блин, бедному растаману податься? А герла говорит: иди в Африку. Сегодня Джа тебе коридор открыл — и пока будешь идти, будешь везде проходить, а как остановишься — так и зависнешь. Тут растаман её спрашивает: а ты со мной пойдёшь? А герла говорит: только до Амстердама; у меня таких как ты ещё до фига и больше, надо всех успеть собрать, пока лето не кончилось.

Выходят они, короче, на трассу, через пять минут стопят дальнобойщика до Киева. А дальнобойщик радый им как родным: во, говорит, клёво! Волосатые по трассе двинулись — значит, лето начинается. Тормозится у первой закусочной, покупает им по шашлыку, пузырь портвейна, и так с ветерком и с песнями доезжают они до Киева.

А в Киеве бардак полный. Короче, местные муджахеды захватили Белый Дом, арестовали парламент и говорят: давайте нам полный лигалайз и по мешку драпа на рыло, а то постреляем всех депутатов через одного. А народ оцепил Белый Дом, омоновцев не пускает, кричит: миленькие, родненькие, да постреляйте их хоть всех, и побыстрее, а мы уже сами вам лигалайз устроим. Муджахеды прямо обалдели, не знают, что и делать: они же на самом деле никого стрелять не хотели, а так, чисто чтобы приколоться. У них и патронов хватит максимум человек на пять, и то если хорошо целиться. А народ свирепеет, крови требует — революция, короче. Тут же местные растаманы тусуются, и прочие всякие неформалы, ждут, чем дело кончится, потому что интересно. Менты перепуганные кругами бегают, бандиты толстые стоят и ни во что не врубаются. А во всех ларьках продают кислоту в килограммовой расфасовке по десять гривен на местные деньги. И никто не берёт, потому что все уже наелись.

Слово за слово, а тут и ночь наступает. Волосатые неформалы все по флэтам расползлись, бандиты толстые по кабакам разъехались, менты пьяные по участкам растусовались, омоновцы в овраге водку глушат, а муджахеды под это дело потихоньку с Белого Дома скипнули. И только депутаты сидят убитые с утра и решают какие–то свои умняковые вопросы. Вот так вот, понимаете, чуваков по–своему прёт!

Так вот, короче, депутаты. А растаман с герлой уже вписались на электричьку и едут куда–то за Бердичев. Колеса гремят, ветер свистит, кругом Украина ночная мелькает — фонарики, огоньки, лесопосадки, поля тёмные со всякой кукурузой. И вот приезжают они в Тернополь, а в Тернополе, как всегда, всё спокойно. Маковый сезон ещё не начался, винтовая чума уже два года как отшумела. Короче, клёво. Тут же по весне пионерия всяка повылазила — все по форме одеты, хиппи в бисере, панки с ирокезами, растаманы с красными глазками. А тут к нашему растаману с герлой подъезжает чёрный кадиллак, а с него вылазит чувачок такой цывильный примажоренный и спрашивает: молодой человек, а вы, случайно, марихуану не курите? А растаман говорит: ну, что вам сказать? Конечно, курю. Тогда чувачок достаёт с бардачка большой пакаван травы и говорит: вот. Берите и не благодарите. Садится в машину и уезжает.

А растаман только смотрит ему вслед и тихонько думает: ох, ни фига ж себе. А тут подходят к нему двое ментов и спрашивают: а что это у тебя такое? В руках? Растаман подумал и отвечает: марихуана, наверно. Тогда менты ему говорят: ты вот что, парень. Ты с этим не шути, у нас с этим строго. Если до завтра хоть на полкорабля останется — ей–богу, заарестуем и тебя, и твою герлу, как за хранение. Так что давай, делай выводы. Тогда растаман говорит: а давайте я вам хоть по кораблику отсыплю. А менты отвечают: нам нельзя, мы на службе. И идут себе дальне, дубинками помахивают.

Тут растаман с герлой выносят весь пакаван на тусовку, удалбуются сами, удалбуют весь местный народ, каких–то мимо проходящих гопников, школьниц любопытных, пенсионеров — короче, всех. Дальше начинается тихий джаз, типа как в Амстердаме. Местные музыканты вынесли на проспект две комбы и фигачат что–то такое помороченное, что пять минут послушал и улетел. Народ вокруг стоит зависнувший, ногами притопывает; кто–то на витрины втыкает, кто–то просто так сидит, слегонца про себя смеётся, как ему хорошо. Милицанеры суровые тоже на волну упали, ходят кругами под музыку, лыба до ушей. А тут герла растаману говорит: короче, так. Сейчас, короче, долбим ещё один косой, выходим на авиатрассу и стопим самолёт прямо до Амстердама. Потому что ещё немного, и я чувствую, что мы тут уже зависнем.

Ладно. Долбят они ещё один косой и выходят на авиатрассу. А на трасе стрёмно, холодно, и самолёты упорно не стопятся. Все пилоты кругом показывают, а некоторые просто шуруют мимо с отшибленой мордой, а на дверях трафаретка: ПРИКАЗ — ПАССАЖИРОВ НЕ БРАТЬ. А тут как раз пролетает мимо стая белых микроавтобусов, и один стопится. Водила спрашивает: а вам вобще куда? Растаман отвечает: нам вобще в Амстердам. А водила говорит: во, клёво! В Амстердам летите. А нас, блин, по интернету в Крым перегоняют. Растаман говорит: ну, хрен с ним. В Крым — так в Крым. Значит, судьба такая. И герлу спрашивает: ну что, поехали в Крым? А герла стоит на облаке вся синяя, зуб на зуб не попадает, и только головой кивает энергично. И вот они залазят в белый микроавтобус и летят в Крым.