Растаманские народные сказки. Серая книжка

Тут второй сын ему говорит: а я уже и по паравозам обломался. Это ж рот раскрывать надо, потом пальцами щёлкать… Нет, уж, нет уж. Что ж это за дела: только–только приход словил — и сразу пальцами щёлкать. А я вот как делаю: всю траву гостям курить раздаю, а сам сижу, центра хапаю. Вот такой я в натуре самый крутой обломист.

А младший сын говорит: а я вобще совсем не обломист. Я всегда чего–нибудь делать прикалываюсь: я и в хате приберу, и за хлебом схожу, и телевизор посмотрю, и даже винт варить умею.

Тут король и говорит: ха! Вот это телега так телега. Винт он варить умеет! Ты это психиатору расскажи… винт он варить умеет! Да ты же кастрюлю на газ поставишь, так потом через три дня за неё вспомнишь! Ты лучше, чем вот так вот по–крученому отмазываться, так скажи лучше честно, что ты королём быть обламываешься. Ну, что глядишь, красноглазый ты мой? Правильно я угадал или нет?

Тут младший сынок тяжело вздохнул, и отвечает: правильно, папа. Обламываюсь я, короче, королём быть. Потому что, в самом деле, такой облом, понимаешь… Такой облом… Тем более, попускает уже слегонца. Так что давайте ещё пару косых приколотим.

Не, в натуре, чуваки: давайте, конечно, вобще ещё пару косых приколотим.

Про штангиста

И что это я, в самом деле, всё про наркоманов да про наркоманов? Давайте я вам лучше про спортсменов расскажу. Короче, случай из жизни штангистов.

Короче, случай из жизни штангистов. Сидит такой себе штангист у себя дома, пиво пьёт, кальбасу кушает, шуфика по мафону слушает, потом ван–дама по видику смотрит. Офигенный себе штангист: репа во! плечи во! спина как футбольное поле — но только не прёт его вся эта жизнь! Нет, не прёт! Хочется штангу потягать — ну, он же штангист, в натуре, — а штанги–то и нету. Потому что межсезонье.

И вот наш штангист встаёт с дивана и идёт на спортсменскую тусовку. А там сидят ещё такие же штангисты с тоской в глазах, некоторые уже целую неделю штанги не нюхали. Но, говорят, к вечеру штангу должны подвезти. И какую штангу! Пацаны, говорят, вчера один блин вшестером поднимали. Но и цена соответственная — вот только денег ни у кого нет. И у нашего штангиста тоже.

А кругом–то жизнь спортивная кипит! Вот пловцы из бассейна брассом выплыли — можно бы у них денег занять, но они, что им говоришь, ничего не понимают: вода в ушах. Некоторые уже по две недели в заплыве — и на какие только деньги плавают? Ну, так настоящему пловцу много ли надо: город большой, народу много, пару раз нырнуть всегда на шару можно. Там нырнул, тут нырнул — смотришь, уже и наплавался.

Рядом автогонщики тусуются — только и слышно, что про горючку да про кубатуру. Подхожу к знакомому гонщику; давай, говорю, на штангу скинемся, а то у нас не хватает. А он и говорит: ты меня, Славик, извини, — не прёт меня уже давно ваш бычий кайф. Это ж надо, говорит, такое придумать: тяжести тягать. Да если б у меня, говорит, деньги были… Ну, конечно, если бы у него деньги были, он бы на них горючки взял, или каких–нибудь винтиков–шпунтиков, или, на крайняк, колёс бы запасных купил. Потому что ни фига он в штангу не врубается.

А вот легкоатлет знакомый пробежал — мы к нему, а он от нас. Марафон он, видите ли, бежит. Имени Первого Салюта. Следом за ним другие марафонцы промелькнули, даже не поздоровались. А штанги–то никто не несёт. И денег у нас максимум на два блина.

И вдруг появляется из–за угла наш Коля Шварцнеггер — это у чувака такой спортивный псевдоним, чтобы никто не догадался. Походка тяжёлая, глазки красные, улыбочка характерная. И катит перед собой воот такую тачку с блинами! Ну, говорит, чуваки, сегодня оттянемся: дядя из Джанкоя посылочку прислал. Тут все штангисты сразу расцветают на лице и радостно, но без лишней спешки идут в укромный скверик. Там они надевают на штангу блины, крепенько их привинчивают, чтобы не послетали, и начинают её по очереди тягать. Пару раз потянули — ох, хорошо–то как! А тут и менты откуда ни возьмись. «А–а, — кричат, — попались, штангисты сраные!…»

Ну, а дальше–то что? А дальше мы им просто по тыкве настучали, чтобы не мешали людям культурно отдыхать. Ведь мы же спортивные парни штангисты, не наркоманы какие–нибудь! И пусть они нас на измену не высаживают!

Сказка про мышу

А вот история из жизни старого растамана. Просыпается, короче, старый растаман у себя на хате и думает две мысли. Первая мысль: о, ништяк. Ну, это чисто абстрактная мысль, это он по сезону всегда так думает, как проснётся: о, ништяк. Потому что ништяк в натуре. Тело как перышко, крыша как друшляк, внутри желудка пустота. А вот вторая мысль, он думает: а неплохо бы вот подняться и что–нибудь из ништяков вчерашних заточить неплохо бы. Потому что там ништяков нормально осталось, типа банка тушонки, булка хлеба, картошки пол–казана, короче ни фига себе ништяков осталось. И вот он встаёт и идёт их заточить.

А ништяков, короче, нету. Пустой казан стоит, и всё. Даже хлеба не осталось. Нету вобще ничего, короче. И вот растаман громко думает: а кто это мои ништяки всё захавал? А из–под шкафа отзывается стрёмный загробный голос: ЭТО Я НИШТЯКИ ТВОИ ЗАХАВАЛ!!! Растаман даже удивился: то есть как это «я ништяки твои захавал»? Это же не может такого быть, вобще, чтобы я ништяки твои захавал. И вобще ты, знаешь, не высаживай, потому что за твои ништяки вобще базара нету. Откуда, вобще, на моей хате твои ништяки? Гонишь ты, короче, ой, гонишь… А голос ему говорит: Дебил! Повторяю ещё раз: Я ништяки ТВОИ захавал! А растаман ему говорит: а кто ты вобще такой, что на моём же флэту на меня дебилом называешь. А ну, если ты такой крутой, вылазь с–под шкафа, я тебе щас покажу, кто в доме хозяин. А голос ему отвечает: ДА, Я КРУТОЙ! ДЕРЖИСЬ, КОЗЁЛ, ЗА СТУЛ, Я ТЕБЕ СЕЙЧАС ВЫЛЕЗУ!

Ну, растаман, короче, взялся за стул. Стоит, смотрит, а с–под шкафа никто не вылазит. Ну, он, короче, повтыкал минут полчаса и пошёл за хлебом. Вернулся, сел хавать. Вдруг слышит из–под шкафа: Чувак, хорош гнать! дай хлебушка!

Растаман туда смотрит, а оттуда характерной походкой вылазит зелёная мыша с красными глазами. И говорит: Ну, дай хлебушка! А растаман ей: хренушки! Не фиг было меня дебилом называть. А ну, лезь обратно под шкаф, не мешай мне хавать. Тогда мыша залазит под шкаф и оттуда бухтит: (маты я пропускаю) Кусочек хлеба для бедной мышки, и то зажал! Ну, подожди: ночью вылезу, снова всё схаваю.

И свалила. А растаман высел на измену. Он же ночью или спит, или зависает. Ситуацию не контролирует, короче. А мыша, она же, во–первых, ночью не спит, в темноте всё видит, это же надо теперь заморачиваться от неё хавчик прятать, чтобы она его не заточила. Это же такой напряг, короче, как на войне, теперь и не покуришь нормально, всё время надо за мышу думать, чтобы она ничего не схавала. Забил косой, покурил — а его не прёт! Такая вот мыша — пришла и весь кайф навеки обломала.

Тогда растаман думает: это, наверно, сейчас надо растаманскую кошку найти и подписать её, чтобы она с мышей разобралась. А растаманскую кошку найти не проблема. Потому что она как с вечера растаманского молока напилась, так до сих пор лежит посреди хаты, как мешок с драпом. И вот растаман начинает её тормошить, за уши, за усы, за хвост и так далее. В конце концов она открывает левый глаз и говорит: о, ништяк! А клёво бы сейчас ништяков каких–нибудь заточить. Тогда растаман терпеливо и доходчиво врубает её в ситуацию с ништяками и подлой мышей, которую надо срочно схавать. Кошка его внимательно слушает, а потом говорит: ну, чувак, я вобще так поняла, что завтрака сегодня не будет, да? Ну, тогда я ещё повтыкаю, ладно? И закрывает свой левый глаз обратно.

А тут приходят друзья–растаманы и застают своего дружбана на полу возле напрочь убитой кошки на жуткой измене. И говорят: браток, не высаживайся! Мы вот сейчас покурим и эту мышу прищемим, чтобы она тут не бспредельничала. А мыша им с–под шкафа: куда вам меня щемить, кони красноглазые! Задрачивает, короче. А с–под шкафа не вылазит.