Несколько бесполезных соображений

— Да будьте же благоразумны, менеер! — воскликнул старик. — Ну что в этой арке хорошего? Несколько жалких гирлянд да пара веток. Мы же взрослые люди. Скажите спасибо, что ее нету.

Он говорил так громко и с таким подчеркнутым, ничем не обоснованным возмущением, что возле нас стали собираться прохожие.

— О чем спор? — спросил круглый, как шарик, почтальон.

— Ах, — сказала какая-то старая дева, — этот верзила влепил старому человеку пощечину.

— Вранье! — негодующе воскликнул я. — Этот тип сказал мне…

— Люди, сами посудите, — перебил старик. — Менеер задолжал мне, а деньги отдавать не желает, и знаете почему? — Сделав дипломатическую паузу, он продолжал: — Потому, видите ли, что я не сказал ему, где сейчас в Амстердаме сооружают триумфальную арку.

Толпа громко расхохоталась, кто-то украдкой дал мне тычка, а почтальон крикнул:

— Вы только поглядите на этого великовозрастного младенца! Триумфальная арка ему понадобилась. Сегодня ведь не праздник!

Яростно отбиваясь и давая сдачи, я вопил:

— Наглая ложь! Он первый начал! Сказал, что построил арку…

— Люди, мне больше нечего вам сказать, — спокойно заявил старик и снял шапку, чтобы все увидели его почтенные седины. — Разве я похож на человека, который в будний день станет украшать Дам?

Конечно, не похож. Тут началась потасовка, и четверть часа спустя мы всей компанией очутились в полицейском участке.

— Студент, конечно? — сочувственно обратился ко мне усатый капрал.

— Отнюдь нет, — заносчиво возразил я и предъявил документ. Он небрежно взглянул, сел на краешек стола и осторожно начал, как человек, который вопреки своей натуре стремится подойти к делу вполне разумно:

— Послушайте, менеер, каждый из нас был молод, и шутка есть шутка, но всему есть предел, верно?

Я было попытался возразить, но он не дал мне раскрыть рта.

— Этот человек мне обо всем рассказал, — продол жал он. — Вообще-то я все прекрасно понимаю, нам тут студенты частенько дают жизни, но извините, менеер, глумиться над стариком — это уж самое последнее дело.

— Да выслушайте меня наконец! — закричал я, чуть не плача. — Этот тип подходит ко мне на Дам и просит десять центов якобы для украшения триумфальной арки, а на самом деле никакой арки нет.

Капрал ободряюще кивнул головой.

— Да полно, — произнес он. — Вы ведь образованный человек, сами должны понимать, что ваша история чрезвычайно неправдоподобна. Ну кому такое придет в голову? Нет, вы обязаны отвечать за свои поступки. Бить старого человека — это же ни на что не похоже.

— Бить?! — заорал я. — Да я никого не бил!

— У меня тут четыре свидетеля, — сурово произнес полицейский, указывая на трех кляузников и на лживую особу, которая с самого начала оклеветала меня. Они сидели на скамейке и бросали на меня убийственные взгляды.

— У нынешней молодежи нет почтения к сединам! — взвизгнула старая дева. Мужчины уныло закивали, по всему было видно, что руки у них так и чешутся меня отдубасить. Я почувствовал смертельную усталость.

— Ну да ладно, — сказал капрал, не сводя глаз с моего лица, — мы ведь здесь не палачи, менеер. На свете и без того хватает судебных процессов, так что, если есть возможность, мы исков не возбуждаем.

— Как же мне поступить? — спросил я, окончательно упав духом.

— Очень просто, — сказал капрал. — Уплатите старому человеку рейксдалдер, [13] и будем считать дело закрытым.

Силы мои были на исходе. Я попросил позвать старика и дал ему деньги.

— Премного благодарствую, Андрис, — сказал он, пожимая мне руку, — и давай забудем об этой истории. Мы с тобой как-никак родня, и мне не впервой получать от тебя щелчки, правда? А что касается сотни гульденов…

Я с криком выбежал из участка и прыгнул в канал. Только на дне я обрел спокойствие и справедливость.

Прогулка

В центре города ко мне подбежал серый шпиц с грязным хвостом и, затрусив рядом со мной, спросил:

— Вы Клагеса [14] не читали?

— Нет, — ответил я.

— Очень интересно, — сказал шпиц. — Только немного заумно и к тому же по-немецки. Вам непременно понравится.

Некоторое время мы молча шагали рядом. Внезапно меня осенило, что говорящие собаки попадаются нечасто. — Ты умеешь разговаривать? — спросил я.

— Да, — кивнул он. — Я граф Лестер — перевоплощенный, конечно. Жил с тысяча пятьсот тридцать восьмого по тысяча пятьсот восемьдесят восьмой год. Замок имел, в Дирене. Тоже ужасное было время.

— Тоже? — спросил я.

— Да, как и теперь. Вот ведь гнусность — заставить человека перевоплотиться в собаку. Сплошные интриги и произвол. Мой последний повар стал кассовым аппаратом в одном лондонском кафе и втихомолку прикарманивает — достаточно, чтобы каждый вечер ходить куда-нибудь развлекаться. А мне только и остается углы обнюхивать.

— Все в руце божией, — заметил я афористически. — А что, кассовые аппараты действительно развлекаются?

— О, Лондон велик! — беспечно сказал он.

Мы все брели, брели. Стал накрапывать дождь.

— А с какой стати ты, собственно, вспомнил Клагеса? — спросил я.

Он залаял, обнажив зубы.

— Пардон, — сказал я, — но ведь ты только что разговаривал.

— Спятил ты, что ли! — возразил он. — Собаки не умеют говорить.

— Не обижайся, — сказал я. — Похоже, тут какое-то недоразумение.

Я приподнял шляпу, свернул в переулок и по рассеянности налетел на полицейского. Извинившись, я пошел дальше, но он разочарованно воскликнул:

— В нем ничего нет!

— Где? — спросил я, обернувшись.

— В вашем бумажнике, — сказал он. — Я его только что подобрал, но он совершенно пустой.

Он действительно с обескураженным видом протянул мне бумажник.

— Не обижайтесь, — сказал я скромно. — Я зарабатываю очень мало. Все сразу спускаю.

Он сделал равнодушный жест, и мы вместе пошли дальше.

— Вы часто воруете? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

— Только в свободное от службы время, — ответил он — Раньше я еще убивал, но теперь уже годы не те.

— Wer jetzt kein Haus hat, baut sich keines mehr, [15] - процитировал я.

— Вы немец? — деловито осведомился он.

— Нет, — объяснил я. — Это из Рильке. Есть такой поэт.

— А при чем же тут строительство? — спросил он.

— Забудьте об этом, — сказал я. — Дети у вас есть? Вы их бьете?

Он вдруг остановился.

— Рильке! — воскликнул он. — Ну конечно! Это был мой отец. Вам знаком его рифмованный справочник столичных адресов? Штука любопытная и абсолютно бесполезная.

Он сорвал с меня шляпу и вскочил на подножку трамвая. Странный тип.

Я вошел в кафе, чтоб на досуге поразмыслить о случившемся. Кельнер был голый.

— Кофе или ничего? — спросил он.

— Ничего, — сказал я.

— Вон! — рявкнул кельнер. — Мы тут в игрушки не играем.

Это был веский аргумент: люди вроде него святым духом питаться не могут. Я опять вышел на улицу. Дождь не прекращался. Было хмуро и слякотно.

В подворотне стояли два старика. В ту самую минуту, когда я проходил мимо, тот, что повыше, двинул другого в ухо.

— Вам больно? — спросил я пострадавшего.

— Нисколько, — бодро ответил он. — Мы спорим о жизни, а у моего друга воинственная натура.

— Вот вам и философский камень, господа, — учтиво сказал я.

— Не бросайтесь камнями! — испуганно закричали оба и побежали прочь. Несмотря на свой преклонный возраст, они не поняли, что я выразился фигурально и имел в виду просто-напросто начало всех зол. Этот неудачный опыт убедил меня в бесполезности жизни. Я вынул из уха затычку и исчез.

Удивительный случай

В субботу вечером, когда я один сидел у себя в кабинете и читал Эдгара Аллана По, кто-то резко нажал кнопку звонка. Я отворил дверь и увидел щуплого человечка в унылой кепке.