Наброски синим, зелёным и серым

«О, боже мой, что вы со мной делаете, обожаемая Мэри! — вскричал лорд, прижимаясь головой к коленям девушки и сам готовый заплакать. — Вы лишаете меня всякой надежды!.. Вы такая же жестокосердная, как моя мать!.. Я не нахожу ни в ком поддержки, и мне в самом деле придется жениться на той, которую мне навязывают…»

«На ком же?» — с удивительным спокойствием осведомилась Мэри, желавшая знать все карты своих партнеров. Из несвязных слов молодого человека девушка поняла, что финансовое положение его далеко не такое блестящее, каким казалось, что все его огромные владения обременены не менее огромными долгами, и графиня-мать ввиду этого настаивает, чтобы ее единственный сын женился на дочери миллионера-выскочки, готового пожертвовать половиной своего состояния, чтобы породниться с представителем высшей аристократии.

«А хороша ваша… настоящая невеста?» — бросила новый вопрос мисс Сьювел.

«Говорят… Но меня ее красота так же не интересует, как она сама не интересуется мной, — ответил молодой человек. — Это было бы самое несчастное супружество!» — с содроганьем добавил он, покрывая руки девушки горячими поцелуями.

«А почему вы знаете, что она не интересуется вами?» — продолжала Мэри.

Она искренно полюбила молодого человека, не зная еще, кто он, и полюбила не только за один его мягкий нрав, но и за приятную наружность; поэтому никак не могла представить себе, чтобы другая женщина была способна отнестись к нему равнодушно. Это казалось ей даже оскорбительным.

«Она сама мне об этом заявила… Сердце ее занято другим», — пояснил молодой человек.

«Но тем не менее она готова выйти за вас?» — допытывалась молодая девушка.

«Да, потому что и ее принуждают к этому, как и меня, ведь у родителей всегда свои гадкие расчеты…»

Девушка невольно рассмеялась на это наивное замечание, и это было единственным звуком, который мог уловить напряженный слух стоявшей за одной из дверей графини-матери…

«Ах, как ужасно быть знатным или просто только богатым! — продолжал молодой лорд. — Таким людям не позволяют жить и делать, что они желают, а всячески притесняют их…»

Мэри вдруг обвила его шею обеими руками и шепнула ему на ухо:

«Джек, вы серьезно меня любите, или вам это только кажется?»

В ответ на это молодой человек вдруг вскочил с колен, как перышко, поднял вверх девушку (такое проявление силы было лучшим доказательством его увлечения) и, чуть не задушив ее в своих объятиях, проговорил задыхающимся голосом:

«Мэри, поверь мне, что если бы я только мог освободиться от своего несчастного лордства, превратиться в простого фермера и перед лицом всего мира назвать тебя своею женою, я был бы счастливейшим из смертных!.. Будь прокляты эти титулы и…»

Но тут дверь отворилась, и в комнату снова вошла графиня-мать. Сын ее поспешно отскочил от своей возлюбленной и принял смущенный и боязливый вид школьника, пойманного на месте преступления.

«Мне показалось, что мисс Сьювел ушла, и я явилась поговорить с вами, мой друг», — произнесла она тем ледяным тоном, от которого у молодого лорда обыкновенно кровь стыла в жилах.

«Я сейчас к вашим услугам, дорогая мама… Мисс Сьювел действительно собралась уходить… Нам осталось сказать еще друг другу два слова», — чуть слышно пролепетал злосчастный лорд, готовый провалиться в тартарары.

Когда графиня, процедив сквозь зубы: «Хорошо, я жду!», вторично удалилась и затворила за собой дверь, Мэри торопливо шепнула молодому человеку:

«Сообщите мне адрес той девушки, на которой вас хотят женить».

«На что вам он?» — удивился лорд.

«Мне нужно повидаться с этой девушкой».

Лорд сообщил адрес. Мэри записала его в имевшуюся при ней хорошенькую книжечку для заметок, потом пристально взглянула в лицо своему собеседнику и спросила:

«Джек, скажите мне теперь определенно: желаете вы иметь меня своей женой или нет?»

«Вы знаете, что я только об этом и мечтаю! — горячо воскликнул молодой человек, и его глаза красноречиво подтвердили этот ответ. — Не будь я такой… тряпкой, я сумел бы настоять на своем, но стоит лишь матери начать говорить, как я совершенно теряюсь и готов сделать все, что она велит… Я несчастный человек, дорогая Мэри, и если сам Господь не сжалится надо мною и не поможет мне, — я погиб».

«Не отчаивайтесь, Джек, — успокаивала его Мэри. — Послушайтесь теперь моего совета: не противоречьте ни в чем матери, сделайте вид, что между нами, действительно, все кончено, и соглашайтесь на все, что она будет вам предлагать. Даю вам этот совет потому, что вы сейчас находитесь в возбужденном состоянии и можете выдать себя с головой. Если вы последуете моему совету, тогда, может быть, все уладится…»

«Ах, если бы вы могли придумать что-нибудь для нашего спасения, как бы я был счастлив!» — бормотал бедный лорд, совершенно неспособный сам на продолжительное энергическое действие и потому всегда надеявшийся только на помощь других.

«Постараюсь, — промолвила девушка. — Мне пришел в голову один план. А если он не удастся, я согласна буду бежать с вами. Приготовьте все, что нужно для этого, заранее и потихоньку, но так, чтобы никто не мог догадаться. Если вы искренно любите меня, то сумеете сделать это. Главное же — ни слова вашей матери».

Разумеется, млевший от любовного жара молодой человек дал торжественную клятву, и Мэри чувствовала, что он, по крайней мере, хоть прямо не выскажет матери о том, что должно было скрывать до поры до времени. Уже одно это было козырем в задуманной умной девушкой игре.

На следующий же день энергичная девушка отправилась к своей сопернице. Та оказалась миловидным и непритязательным существом, так же трепетавшим перед волею своего крутонравого отца, как лорд С. перед волею своей матери. Содержание беседы обеих девушек мне неизвестно, и о нем можно лишь догадаться; очевидно, невольные соперницы сговорились всеми силами поддерживать друг друга в борьбе за свое счастье.

После этого свидания Мэри научила своего возлюбленного, как ему вести себя, и он, послушный ее указаниям, повел игру.

Немало были обрадованы графиня-мать и мистер Ходскис, отец предполагаемой невесты лорда С., когда их дети вдруг выказали полнейшую покорность судьбе и даже изъявили желание, чтобы приготовления к их свадьбе были ускорены. Молодой лорд каждый день стал бывать у невесты и ездил куда-то с нею, в сопровождении ее старой компаньонки; вообще, по-видимому, молодые люди очень подружились. Это дало графине повод мечтать о восстановлении прежнего блеска полинявшего графского герба, а мистеру Ходскису — чваниться будущим близким родством с пэром. Лорд С. уверил свою мать, что Мэри категорически отказалась от всякой «помощи» с их стороны и собирается замуж за компаньона своего хозяина. Об одном только просил лорд свою родительницу, как и мисс Клементина (так звали богатую невесту) — своего отца: чтобы свадьба была как можно проще и без всякого шума, где-нибудь в деревне.

«Ах, дорогая мама, — говорил он в пояснение своего желания, — все эти пышные и шумные церемонии так противны! Мне рассказывали приятели, испытавшие эту пытку, что они чувствовали себя среди многолюдной глазеющей толпы точно преступники, присужденные к позорному столбу. Это так тошнотворно, что многие стали избегать этого».

Графиня-мать и мистер Ходскис, хотя и с тяжелыми сердцами, но сдались на эту единственную «прихоть» молодых людей. Мисс Клементина даже настаивала на том, чтобы ее брачный союз с лордом С. был благословлен пастором церкви, принадлежавшей к имению ее тетки, находившемуся в нескольких милях от Лондона и в стороне от железной дороги. Этот пастор крестил Клементину, а потому «каприз» невесты — быть обвенчанной именно этим служителем алтаря — имел некоторое основание. Правда, мистер Ходскис вначале и слышать не хотел о таком «безобразии»; тихая свадьба в каком-то медвежьем углу и без оповещения «всего Лондона» о предстоящем торжестве была острым ножом для спесивого выскочки, но дочь и ее жених уперлись на своем, так что он волей-неволей должен был уступить и утешиться сладкой надеждой вознаградить себя впоследствии за это лишение.