Вариации на тему

В е д у щ и й. Ну, и как у вас дела с прыжками в высоту?

С п о р т с м е н к а. Прыжки в высоту мне удаются хорошо.

В е д у щ и й. И какую же высоту взяли вы в этом году?

С п о р т с м е н к а. В этом году я взяла высоту метр восемьдесят.

В е д у щ и й. А какую высоту брали в прошлом году?

С п о р т с м е н к а. В прошлом году я брала высоту метр семьдесят восемь.

В е д у щ и й (произведя в уме почти электронные вычисления). Вы хотите этим сказать, что в нынешнем году прыгнули на два сантиметра выше, чем в прошлом?

С п о р т с м е н к а. Да, я прыгнула на два сантиметра выше.

В е д у щ и й (ликуя). Спасибо. И последний вопрос телезрителей: какую высоту вы намерены взять в будущем году?

С п о р т с м е н к а (покосившись на пулемет). В будущем году я намерена прыгнуть на метр восемьдесят пять.

В е д у щ и й (произведя в уме чуть ли не эйнштейновские вычисления). Вы хотите этим сказать, что в будущем году прыгнете на пять сантиметров выше, чем в нынешнем и на целых семь сантиметров выше, чем в прошлом, а в прошлом прыгнули на семь сантиметров ниже, чем в будущем, и на два сантиметра ниже, чем в нынешнем?

С п о р т с м е н к а. Ддд… да!

В е д у щ и й (в восторге от самого себя). Спасибо. Досуг проводите, конечно, культурно?

С п о р т с м е н к а. Так точно, досуг провожу очень куль…

В е д у щ и й. А теперь обратимся к ткачихе. Дорогой товарищ, просим вас ответить телезрителям: сколько…

Дальше я уже не слушала: приближалась моя очередь. Ловко отобрав у доярки тетрадку, которую та сжимала в руке, я разгладила на коленях обложку с таблицей умножения и наспех принялась повторять сложение, вычитание, умножение и деление… Внезапно кто-то легонько толкнул меня в бок. Оторвала я глаза от цифр и увидела направленный на меня ствол пулемета.

— …дела? — услышала я последнее слово ведущего.

— Прекрасно! — заверила я.

— Мм… — усомнился он от имени телезрителей. — Так что в этом году…

— В этом году — тридцать восемь с половиной юморесок.

— Ну…

— Ну, а в прошлом — только две и одна седьмая!

Он что-то беззвучно промычал и зашевелил губами. Видимо, пытался из половины вычесть одну седьмую. Трудись, трудись!

— А… — не справившись с такой невероятной трудности задачей, комментатор открыл было рот.

— А в будущем году девять тысяч семнадцать!

— Сколько? — придвинул он ко мне микрофон — ухо телезрителей.

— Девяносто триллионов без двухсот семидесяти миллиардов пяти тысяч ста одиннадцати и семи тринадцатых!

Он качнулся, голубые глаза погасли, лоб разгладился — видимо, электронно-вычислительный центр отказал.

— Досуг, — напомнила я, — провожу не очень куль.

Воцарилось гробовое молчание. Лампы потухли, кирпич уполз вверх, пулемет отъехал в сторону. Доярка, ткачиха и спортсменка вместе со своими стульчиками переместились к дверям. Только ведущий без признаков жизни сидел против меня, выпучив серые, как экран выключенного телевизора, глаза.

— Давайте попытаемся, — участливо склонилась я к нему, — найти общий знаменатель для одной седьмой и семи тринадцатых, тогда… — Углубившись в вычисления, я и не заметила, как подкравшийся сбоку пулемет саданул меня дулом в висок, а микрофон заехал по затылку… Падая со стульчика, я хотела еще что-то сказать, но глаза заволокло голубым туманом, и больше я ничего не помню.

ЗАВЕТНЫЕ МЫСЛИ

Очеркист Бобина не слышал, как в его редакционный кабинет кто-то вошел. Навалившись на пишущую машинку, он яростно стучал по клавишам, создавая пламенный очерк о передовике кожевенного предприятия:

…Дубильщик по обыкновению стоял возле своего котла и сияющими глазами наблюдал, как кипят в нем кожи. И думал: мой труд сродни бою, я словно на передовой линии огня: иди в наступление, атакуй! Кроме того, размышлял дубильщик и о том, что выделал уже десятки тысяч квадратных дециметров кож, что дубить кожи заставляет его внутренняя потребность. С глубоким волнением думал он и о приближении пятнадцатой годовщины со дня организации дубильного цеха и о том, что он, его ветеран, отдаст все силы, чтобы к этому славному юбилею изготовить несколько сверхплановых дециметров. Вот о чем думал простой дубильщик в тот момент, когда…

Только теперь Бобина обратил-внимание на посетителя. Он узнал его: это же тот самый токарь, о котором недавно был опубликован его, Бобины, очерк.

— У вас там ошибочка вышла, — несколько смущаясь, но твердо сказал токарь.

— Где, когда? — перепугался очеркист.

— Сейчас покажу. — Токарь извлек из-за пазухи мятый журнал, раскрыл его и ткнул пальцем в один из абзацев очерка. — Вы тут написали обо мне:

…Токарь по обыкновению стоял возле своего станка и сияющими глазами наблюдал, как вращается деталь. И думал: мой труд сродни бою, я словно на передовой линии огня: иди в наступление, атакуй! Кроме того, токарь размышлял и о том, что он уже выточил десятки тысяч деталей и что делать это заставляет его внутренняя потребность. Приближается, думал токарь, славное пятнадцатилетие завода и, встречая этот замечательный праздник, я обязательно должен выточить на несколько деталей больше задания… Вот о чем думал простой токарь в тот момент, когда…

Посетитель захлопнул журнал.

— Не понимаю, — удивился очеркист, — чем вы недовольны?

— Вы спутали меня с кем-то другим, — угрюмо пробасил токарь. — Прекрасно помню, о чем я в тот момент думал. Думал я, как было бы славно попариться вечером в бане, а потом выпить пару кружек холодного как лед пивка.

— Да ну?! — давясь от смеха, воскликнул Бобина.

— Почему вы не верите? — огорчился токарь. — Клянусь, в тот момент я действительно думал о парилке, венике и о двух больших кружках пива!

— Так чего же вы хотите от меня? — не понял очеркист.

— Чтобы вы исправили ошибку. Чтобы написали правду.

— Значит, — трясясь от еле сдерживаемого смеха, спросил очеркист, — я, по-вашему, должен написать: «Искренне извиняюсь перед читателем за ошибку, допущенную в очерке о токаре. Шестнадцатую и последующие строки следует читать так:

Токарь по обыкновению стоял у своего станка и сияющими глазами наблюдал, как вращается деталь. Он не собирался ни наступать, ни атаковать. Не думал и о приближающейся годовщине завода. Он размышлял лишь о том, как славно было бы закатиться после работы в баньку, попариться с веником и выцедить пару кружек холодного как лед пива…

— Точно! — повеселел токарь. — Именно так! Спасибо вам и всего, всего хорошего!

Очеркист Бобина смущенно уставился на дверь, за которой исчез просветлевший токарь. Потом он сочувственно покачал головой и снова углубился в начатую рукопись:

…Дубильщик по обыкновению стоял возле своего котла и сияющими глазами наблюдал, как кипят в нем кожи. И думал: мой труд — сродни бою, я словно на передовой линии огня: иди в наступление, атакуй! Кроме того, размышлял дубильщик и о том, что выделал уже десятки тысяч квадратных дециметров кож, что дубить кожи заставляет его внутренняя потребность… И еще он думал… думал…

Тут Бобина не утерпел: вскочил из-за стола и помчался в ближайшую пивную, чтобы выпить пару кружек холодного пива. Попариться он решил лишь после того, как закончит очерк о дубильщике.

— Чик-чик-чирик!

— Трррр…

— Цок-цок! Фью-и-и…

Бобина не слышал птичьего пересвиста. Закатав штанины, брел он по густому вереску, внимая рассказу лесника. Лесник с двустволкой в руках водил очеркиста по своему лесу и делился с ним множеством веселых и печальных истории из жизни лесных обитателей «Ха! — мелькнула у Бобины еретическая идея. — А что, если написать об этом леснике обыкновенный непламенный очерк?!»

— Постойте, черкну для памяти несколько ваших мыслей, — сказал он леснику, вытаскивая из-за уха шариковую ручку и присаживаясь на пенек.