Вариации на тему хаоса (Рецензия - Ж Делез, Ф Гваттари 'Что такое философия') (СИ)

Роман Ганжа

Рецензия: Ж.Делез, Ф.Гваттари "Что такое философия?"

Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? / Пер. с фр. и послесл. С.Н.Зенкина - М.: Институт экспериментальной социологии, Спб.: Алетейя, 1998. - 288 с. (серия "Gallicinium") Тираж 2000 экз.

Роман Ганжа. Вариации на тему хаоса

Вопрос, заключенный в заглавии этой книги, вышедшей во Франции в 1991 году, хорошо знаком всем, кто обучался на первых курсах высших учебных заведений в последние годы. Наученные горьким опытом, студенты и выпускники нефилософских вузов вряд ли приобретут эту книжку, и поступят совершенно правильно, поскольку книга обращена в первую очередь к "узкому кругу специалистов", к "преподавателям философии", как и указано в аннотации. "Преподаватели" в подавляющей своей массе последуют примеру своих учеников, так что раскупят весь тираж случайные люди, у которых со словом "делезгваттари" что-то связано. Что же они найдут?

Ответ на вопрос, вынесенный в заглавие, появляется сразу же: "Философия искусство формировать, изобретать, изготавливать концепты... Творить все новые и новые концепты - таков предмет философии." Все последующее повествование посвящено прояснению слова "концепт". Читателям делезовской "Логики смысла", русский перевод которой поступил в продажу вторично, будет проще навести мосты между знаемым и незнаемым: концепт - это и есть устойчивый сгусток смысла. Основная интрига новой книги несколько иная: концепты можно обнаружить только в философии и нигде больше.

Авторы описывают концепт как некое пространственное образование, имеющее очертания, границы, фактуру, консистенцию. Концепт некой птицы - это не ее родо-видовая характеристика, а композиция ее положений, окраски и пения. Или такой концепт, как картезианское cogito - это композиция трех составляющих - сомневаться, мыслить, быть - которые сгущаются в точке "Я". Такая композиция есть мыслительный акт пробегания по всем разнородным составляющим и соединения их воедино. Авторы описывают этот акт как совершаемый с бесконечной скоростью, поскольку в момент его начала вся композиция уже должна быть дана в своей целостности. В противном случае мысль останавливается в невозможности схватить смысл. Таким образом, концепт - это не сущность и не вещь, а событие собственного сотворения, в про-цессе которого оно указывает на самое себя.

Становится очевидно, против кого направлены все эти рассуждения. В первую очередь это современная логика, восходящая к Фреге и Расселу и ставшая парадигмой всей англо-американской философии языка. Следуя по пути отцов-основателей, логика стремится превратить концепт в пропозициональную функцию, значение которой целиком находится в рамках референции. Такая логика - объект постоянной критики Делеза. Критика эта бьет в цель, поскольку логика навязывает языку чуждую ему логику представлений, или общих, абстрактных идей. Делез и его соавтор предельно ироничны, когда сравнивают логическую парадигму "распознания истины в фактических пропозициях" (в суждениях о фактах) с телевизионной игрой в вопросы и ответы (Кто автор Уэверли? - Вальтер Скотт) или когда заявляют, что логика интересна, когда молчит, так как в этой смене парадигмы она смыкается с дзеном.

Итак, концепт - это Событие. Вместилищем концептов является план. Это слово - ключевое для понимания авторской мысли. Если концепт пространственная форма, некая законченная композиция, то план - это сложная поверхность с переменной кривизной, изменения которой суть передвижения заселяющих план кочевников-концептов. Если концепт - это событие, то план абсолютный горизонт событий. Если концепт - это акт мысли, то план - это образ мысли, состоящий из бесконечного движения. Это чистая вариация без темы, бесконечно сгибаемая бесконечность (о том, что такое сгиб, или складка - le pli - Делез пишет в другой книге - "Складка. Лейбниц и барокко", русский перевод которой только что вышел). Образ мысли и окажется самой материей бытия, если мы перевернем план относительно всех его сгибов.

Для того, чтобы читать Делеза, необходимо в первую очередь пространственное мышление. Делез говорит о сгибах, складках, разрывах, разворачиваниях. Его язык не имеет смысла при переводе на общепринятый философский, так как последний заражен многочисленными апелляциями к трансцендентному, с которым Делез неустанно борется. Делез различает философа и мудреца: для последнего учреждаемый порядок всегда трансцендентен, для первого же - имманентен. Если для мудреца хаос упорядочивается божественным вмешательством извне, то философ упорядочивает хаос, как бы протягивая сквозь него сеть, на узелках которой образуются завихрения, которые, не утрачивая бесконечной скорости, приобретают некую консистенцию (концепт). Однако история европейской метафизики (за исключением стоиков, Спинозы или Лейбница) есть история проникновения трансцендентного в имманентное на почве христианства. Так, каждый раз, когда мы толкуем имманентность как имманентную чему-то (например, Единому), происходит смешен! ие плана и концепта, так что концепт оказывается трансцендентной универсалией, а план становится ее атрибутом -например, в обличии мышления или бытия. В этом смысле для Делеза Декарт, Кант и Гуссерль стоят в одном ряду, поскольку они тем или иным образом восстанавливают права трансцендентного.

На оставшемся пространстве книги авторы совершают несколько замечательных экскурсов. Один из них посвящен концептуальным персонажам - инстанциям, совершающим философские высказывания. Наиболее яркий пример связан с таким концептуальным персонажем, как Идиот. Думаю, все помнят образ Идиота у Николая Кузанского. Идиот - это такой частный мыслитель, который противостоит ученому-схоласту, ссылающемуся на школьные концепты. Для Идиота нет ничего самоочевидного, и поэтому, считает Делез, за декартовым cogito стоит именно фигура Идиота. Кузанец или Декарт должны были бы подписываться "Идиот", подобно тому, как Ницше подписывался "Антихрист" или "Дионис распятый".

Итак, авторы предлагают читателю пространственную модель философии, основным формообразующим принципом которой является экстенсивное, в противовес интенсивному. Весь пафос такой интерпретации заключается в отказе от времени. Вместе со временем в философию проникает трансцендентное. Это иллюстрируется множеством примеров - начиная с древних генеалогий, повествующих о происхождении богов и творении ими человеческого мира, и заканчивая современной феноменологией, в которой время является конституирующим принципом чистого сознания. Сознание времени - это в первую очередь главная форма самосознания, сознания "Я", которое изгоняется из философии авторами этой книжки.