Уроки переносятся на завтра (СИ)

- Завтра?

- А что? Активистов предупредить нужно. Повестку набросать. А то как же.

Шнырь поманил Ивана пальцем.

- Всё прекрасно понимаю. Сам бывал в подобных ситуациях. Но ты не дрейфь. Мы тебе вилки в колёса вставлять не будем.

На том они и расстались, и Ваня вернулся домой, едва успев скомкать и порвать оставленную записку перед приходом матери.

Ночь, проведённую в кастелянской, Фара квалифицировал для себя как ужасную. Лишённый свободы слова и передвижения, обдуваемый сквозняками через многочисленные щели, он пролежал с открытыми глазами в обществе одеял и простыней целую вечность, разрабатывая план мести.

Воображение рисовало ему центральную городскую площадь возле облисполкома, заполненную возбуждённым народом, в середине которой возвышался помост с установленной на нём плахой. Рослый палач в красном колпаке с прорезями для глаз чинно прохаживался по краю сооружения, поигрывая топором. Его то и дело освещали фотовспышки журналистов местных газет и телевидения, для которых он с явным удовольствием позировал, становясь на колено и обнажая бицепсы.

В партере сидели представители общественности, партийные и хозяйственные работники, заслуженные деятели искусств. Фара находился в их рядах со свежеприколотым орденом на лацкане пиджака, торжественный и невозмутимый. К его уху поминутно склонялся помощник, докладывая о развитии событий.

Наконец, толпа с протяжным охом расступилась, и в образовавшийся живой коридор ступил конвой, ведущий закованного в кандалы Атиллу. Кровоподтёки на его лице свидетельствовали о том, что с ним не церемонились, а рваные лохмотья, заменявшие одежду, едва прикрывали измождённое тело. Ну, да уж не обессудь, голубчик. Преступлениями своими ты породил такое к себе отношение.

Перед самым входом на помост произошла одна безобразная сцена. Атилла резко бросился в сторону, повалив двоих конвоиров, но не для того, чтобы убежать — какое там! Он плюхнулся в ноги к Фаре, вцепившись в ботинок, и принялся покрывать лакированную поверхность поцелуями.

- Умоляю пощадить! - закричал он. - Семья! Дети!

- Нет у тебя никаких детей.

Фара брезгливо оттолкнул его, не вставая с места, и приговорённого тут же подхватили под руки и поволокли обратно.

Палач оживился, стал похрустывать шейными позвонками, разогревая тело, разминать гибкие наманикюренные пальцы. Атиллу силой уложили на разделочный стол...

- А где его сообщница? - вдруг спохватился Фара. - Их ведь должны вместе...

- По закону — не больше одной казни в день, - с готовностью сообщил помощник.

- По какому закону? Где этот закон? Кто его принимал? - начал сердиться Фара. - Михалыч! Скажи им!

Замелькала позолоченная кокарда, но вдруг расплылась, помутнела, и Фара увидел прямо над собой радостное лицо Атиллы.

- Кошмары смотришь, - удовлетворённо констатировал он. - Извини, что прервал. Но у нас неотложные дела.

- Что делать со мной будешь? - только и нашёл, что спросить Фара.

- Ещё не решил, - успокоил его Атилла и любезно развязал руки — чего ему бояться, горилле этакой?

Затем сводил пленника в уборную и накормил в буфете варёным яйцом со стаканом сметаны. Фара жадно проглотил и то, и другое — очнувшийся желудок отодвинул на второй план грустные мысли. Но сытое благодушие не успело распространиться по всему телу.

В дверях буфета показался Шнырь, одарив завтракающих плотоядной улыбкой.

- Зря ты с ним волынкаешься, - упрекнул мягкотелого друга он. - Бритвой по горлу — и концы в воду.

Фара начал икать, и Атилле пришлось купить ему дополнительно компоту.

- Не слушай его. Хотя он и жёсткий мужик, но сердце у него отходчивое. Вот увидишь, к обеду он попросит у тебя прощения и пригласит в ресторан.

- Была охота по кабакам шляться со всяким отребьем! - отозвался Шнырь. - Денег у него взаймы попроси лучше. А то поиздержались мы.

- Я дам, - засуетился Фара, нащупав спасительный лейтмотив. - У меня дома есть.

Шнырь засиял и потрепал его по холке.

- А он неплохой парень!

- Я всегда тебе говорил, - поддакнул Атилла. - В людей нужно верить. - И, обратившись непосредственно к Фаре, добавил: - Мы рассмотрим твоё предложение до вечера, а пока потерпи.

Фару вернули на место и заперли на ключ. Однако на этот раз ему не удалось вдоволь насладиться одиночеством — снова заскрежетал замок, и в комнату зашла давешняя спутница громилы.

«Так вот ты где!» - удивился Фара, вспоминая сон.

Девушка аккуратно закрыла за собой дверь и присела рядом с ним на корточки. Её острые блестящие коленки, торчащие из-под халата, оказались у него перед самым носом. Он даже почувствовал запах мыла, которое ещё совсем недавно снежными хлопьями лежало на них.

- Ты кто такой? - спросила она, освободив рот пленника.

Фара задумался. В любой другой ситуации он без промедления назвал бы фамилию, имя и отчество, но его теперешнее положение к разряду стандартных никак не относилось.

- У меня много денег, - признался он. - Гораздо больше, чем ты можешь себе представить.

Юля нахмурилась.

- У нас чисто финансовые отношения с твоим другом. Поверь. А всё, что здесь произошло — ошибка и досадное недоразумение, - затараторил Фара, боясь, что ещё одного шанса высказаться у него не будет. - Ты объясни ему, что я сожалею о содеянном и прошу прощения. Готов искупить вину. Загладить.

- И даже ценою крови? - уточнила Юля, неожиданно доставая из кармашка халата маленькие ножнички.

По тому, как блестели её глаза, Фара понял, что размер инструмента в данном случае значения не имеет — быть ему слепым попрошайкой на вокзале до конца своих дней.

- Какую пакость ты ему приготовил? - продолжила допрос она, поднося ножницы к его лицу. - Считаю до трёх. Раз!

- Я сам не знаю! - заплакал Фара. - Я увидел вас в кино и пошёл за вами. Машинально. У меня не было намерений причинять вам зло. Я буду хорошим! Я никому ничего не скажу!

Юля промакнула его щеку кусочком простыни.

- Убедительно говоришь, - похвалила она. - А теперь послушай меня.

Фара немедленно напрягся, всем своим видом показывая, что готов внимать и выполнять.

- Если с ним что-нибудь случится, я тебя найду и... Ты не хочешь этого знать, что я с тобой тогда сделаю!

Они немного помолчали. А что ещё можно добавить к уже сказанному? Юля вставила кляп обратно, поднялась и вышла, оставив Фару наедине с новой волной безутешных мыслей.

Сколько времени он пролежал вот так, в полузабытьи, неизвестно. В следующий раз, когда послышался звук открываемого замка, Фара даже не посмотрел в сторону двери — пусть убивают. Пусть делают, что хотят — лишь бы закончилась эта выматывающая душу неизвестность.

- Эй! - раздался какой-то новый голос. - Ты что здесь делаешь?

Фара вяло скосил глаза и увидел какое-то смутно-знакомое лицо.

- Фара?! - удивилось оно.

А, ну да! Парень, который периодически таскал ему всякое ширпотребовское барахло. С алкоголиков, валяющихся на улицах, снимал он, наверное, эти побрякушки. Но сейчас не время разбираться с его поставщиками.

Фара замычал и задёргался, и нежданный гость распеленал ему рот.

А всё получилось до безобразия просто. Кастеляна Вову съедало любопытство. Он мучился догадками и порывался проникнуть в чужую тайну, что бы это ему ни стоило. И вот в один из таких приступов, он спустился на первый этаж, осмотрелся по сторонам, как будто не ему принадлежала эта комната, и зашёл внутрь.

Зрелище опутанного верёвками узника поразило его на столько, что он даже не сразу признал в нём известного в городе спекулянта, к которому он сам периодически обращался за помощью.

- Развяжи!

- Фара, кто тебя так?

- Потом расскажу.

Вова стал ослаблять хитрые узлы, но вдруг остановился.

- А это... Атилле я что скажу?