Вариации на тему

В л а д е л е ц. Почему ноги? Я же на колесах!

С т о р о ж. Сюда все на колесах прибывают, а уходят ножками. На то и кладбище. Будь здоров.

В л а д е л е ц. А как же мой автомобиль?

С т о р о ж. Принят к захоронению. Сам же акт подписывал. Аминь.

В л а д е л е ц. Но я не хоронить приехал! Я же вам десять раз толковал: пока мой драндулет еще тянет, съезжу, думаю, на кладбище, может, разживусь запчастями… Мне бы только подфарник… передний мост… ну и еще парочку дефицитных…

С т о р о ж. Ишь какой ловкий! Таких ловкачей и за забором полно… так и ждут — шакалы!

I  г о л о с. Пальцы шар-р-р-нирные! Пальцы!

II  г о л о с. Фар-р-р-р-ы возьму!

III  г о л о с. Мост! Мо-о-ост!

С т о р о ж. Ясно теперь? Дуй, пока не учуяли, что машину похоронил.

В л а д е л е ц. Я не хоронить приехал! Не отдам! Кричать буду!

С т о р о ж. Кричи, кричи! Милиция явится, за шиворот выведет. Подписал акт — и аминь!.. Разве как первой ласточке… первооснователю, так сказать, кладбища… в порядке исключения… (Направляется к машине. Покопавшись в ней, возвращается.) Вот тебе подфарник… гони семь рубликов… совсем новый!.. По дешевке, как первой ласточке.

В л а д е л е ц. Что со мной? Куда я попал? Почему я должен покупать свой собственный подфарник?

С т о р о ж. Не хочешь — как хочешь. И без тебя желающие найдутся. Вон их сколько, шакалов… А теперь дуй себе, не тяни резину, мне еще твой автомобиль по косточкам разбирать…

В л а д е л е ц. Как это разбирать? Как это — по косточкам? Только через мой труп! Уж лучше меня самого разбирай! (Ложится, раскинув руки, на пороге будки.)

С т о р о ж (задумчиво разглядывает лежащего крестом автовладельца). Говоришь, тебя разбирать? А что? Тут есть свой резон!.. Сколько лет? Какая группа крови? Чем болел?

В л а д е л е ц. Корью и свинкой. А что?

С т о р о ж. Больные в клиниках ждут не дождутся!.. За здоровое сердце, или там почку, или за глаз, за ведро крови — чего хочешь отвалят! А ну, давай! Подписывай вот тут, что согласен на разборку, на детали, так сказать… Сейчас мы тебя размонтируем! (Хватает здоровенный гаечный ключ.)

В л а д е л е ц (вскакивает и бросаясь к забору). Я… я… нет… нет!.. Пусть уж драндулет этот… черт с ним… (Перепрыгивает через забор и бежит прочь.) Нет, нет… Ох!.. Фары?.. (Ощупывает глаза.) Кажется, на месте… Пальцы?.. (Щупает пальцы.) Вроде все… А мост, мост? (Сует пальцы в рот.) Нижний здесь… верхний в порядке. Зубы на месте… Кровяной насос?.. Не вынут… Стучит!.. Уф… Слава богу! Стучит, а хорошо! Не разобрали!.. Не удалось!.. (Плача от радости, мчится как ветер прочь от кладбища.)

С т о р о ж (глядя ему вслед). Правильно газеты пишут: ко всякой работе надо подходить творчески!.. А то хоть самого себя на детали разбирай… хоть сам шакалом вой… хоть сам живым в землю лезь!..

ЛОЖКА ДЕГТЯ

Самсонас Катинелис внимательно изучает иллюстрированный журнал. Надолго застревает над страничкой мод, которую чуть ли не целиком заняла длинноногая манекенщица, быстро перелистывает фотоочерк, где строитель жонглирует кирпичами, и утыкается в анкету из шести вопросов:

1. О чем вы чаще всего мечтаете?

2. Ваше представление о счастье?

3. Какое время года больше всего любите и почему?

4. Есть ли у вас хобби? Какое?

5. Ваш любимый писатель?

6. Как любите вы проводить выходные дни, отпуск?

Скажем прямо, вопросы Самсонасу по душе. Как-то исподволь заставляют сосредоточиться, повнимательнее присмотреться к самому себе, собрать воедино разрозненные мысли — мимолетные, но, приятно щекочущие воспоминания. А тут еще, как нарочно, в кармане карандаш, и Самсонас, многие годы мужественно отражавший наскоки журнальных анкет, на этот раз не может устоять. Вырывает листок из тетради и добросовестно, ничего не утаивая, словно на исповеди, принимается отвечать на волнующие редакцию вопросы.

1. Чаще всего мечтаю о женщинах — милых, улыбающихся, пахнущих хорошими духами, стройных и, если можно, с родинкой на щеке.

2. Думаю, что счастье — это здоровье, неутомительная работа, большая зарплата, вкусная еда домашнего приготовления, ладно сидящий, пошитый по фигуре модный костюм.

3. Самое приятное время года — дни, когда меня не преследуют четыре бывших жены.

4. Хобби? Есть, конечно. Люблю знакомиться (см. ответ на вопрос № 1).

5. Писатели меня не волнуют. Но не возражаю — пусть пишут.

6. Отпуск охотнее всего провожу на курортах, где стараюсь дышать полной грудью; в выходные и праздники не прочь пропустить рюмочку-другую (почему-то от арабского рома изжога).

Переписав свои ответы набело и подписавшись «Самсонас К.», он заклеил конверт, вышел на улицу и опустил его в почтовый ящик, улыбаясь солнцу и самому себе. Еще никогда совесть Катинелиса не была столь чиста, походка столь степенна. Вышагивая по улице, он гордо смотрел встречным прямо в глаза и нес голову так высоко, как только позволяла шея.

В глубине души Самсонас надеялся, что редакция найдет на страницах журнала скромный уголок, чтобы обнародовать его чистосердечные, искренние ответы. Поэтому он с жадностью схватил очередной номер, где была опубликована подборка читательских признаний. Она заняла целый разворот — две просторные страницы. Катинелис принялся внимательно читать ответы, стараясь не пропустить ни слова, но после первых же строк его гладко выбритый подбородок отвис и задергалась левая бровь. Стало ясно, что, кроме него, во всей республике нет ни одного человека, который заглядывался бы на хорошеньких женщин, любил выпить в праздники и мечтал бы о большой зарплате. Какое там! Оказывается, все откликнувшиеся на анкету — аскеты и бессребреники; препоясав потуже чресла, не думая о хлебе насущном, они без устали внимают титаническому Бетховену, постигают гениальность Шекспира, не отрывают глаз от Чюрлёниса, а отправляясь на Марс, захватили бы с собой лишь полевую ромашку… Самсонас потер пылающую щеку, будто получил оплеуху, и принялся читать дальше. В конце второй страницы жирным шрифтом было набрано «примечание от редакции»:

«Мы получили еще сотни и сотни писем, за которые благодарим наших читателей. К сожалению, из-за недостатка места редакция не смогла опубликовать все ответы. Но, обобщая их, мы с радостью видим, на какую высоту поднялся наш современник. Неизмеримо выросла тяга людей к духовным ценностям, их презрение к мещанству, готовность жертвовать своими личными интересами ради блага общества. Приятно констатировать, как благороден взгляд наших читателей на взаимоотношения мужчин и женщин. Все сказанное — далеко не полный перечень тех высокоморальных качеств, которые присущи нашему современнику — Человеку, Творцу, Гражданину. Поэтому словно к ложке дегтя в бочке меда следует отнестись к ответам некоего Самсонаса К. Он сообщает, что больше всего ценит хорошеньких, длинноногих женщин. Не скрывает (а может, даже гордится!), что был уже четырежды женат, что наши торжественные праздники — для него лишь повод к выпивке, что любого поэта или драматурга он с легкостью променял бы на домашние картофельные блины. Читая эти строки, он едва ли покраснеет, однако за него, несомненно, будет стыдно тем, кому хорошо сшитый костюм нужен лишь для того, чтобы вставить в петличку цветок полевой ромашки. Самсонас К.! Вы — мещанин, вы — инородное образование на здоровом теле нашего общества!»

Чуть ли не до рассвета просидел Катинелис за столом, на котором были распластаны страницы журнала. Когда небо зажелтело и заоконный мир, окрашенный в нежные тона утренней зарей, стал походить на огромную бочку меда, Самсонас ощутил, что ему, черной мушке, увязшей в этом меде, деваться некуда. Временами перед его лихорадочным взором возникало «инородное образование», открывающее двери родного учреждения. Сколько выразительных покашливаний, ехидных ухмылок, двусмысленных вздохов и укоризненных взглядов! Конечно, в «Самсонасе К.» все узнают его. Где найдешь второго такого? И ему уже слышалось: «выпивоха», «бабник», «барахольщик» и самое страшное — «дурак!»…