Дневник одного паломничества

Вечером пожаловал ко мне приятель Джордж и в свою очередь дал совет:

— Ах, дружище, если ты едешь на континент, то непременно бери с собой побольше табаку и сигар.

И он добавил, что лучший сорт немецких сигар совпадает с нашим самым худшим, и что едва ли я привыкну к этому сорту в течение такого короткого времен, какое намеревался провести в Германии.

Немного спустя ко мне в комнату пришла моя свояченица, молоденькая, но уже довольно рассудительная девушка, и, подавая мне чайную шкатулку, с улыбкой сказала:

— Вот, дорогой братец, возьмите это и положите ее в дорожную сумку. Тут все, что нужно для приготовления чая.

Заботливая девушка принялась меня уверять, что в Германии отвратительный чай, поэтому она и сочла нужным обеспечить меня в этом отношении от большого лишения. Она открыла шкатулку и показала ее внутреннее устройство и содержимое. В соответствующих отделениях находились следующие предметы: маленькая чайница, насыпанная доверху душистым чаем, маленький сливочник, полная сахарница, бутылочка спирта, полная масленка, жестянка с бисквитами, спиртовка, котелок для кипячения воды, чайник, две чашки с блюдечками, две тарелочки, пара ложек — чайная и обыкновенная — и вилка с ножом. Находись в этой шкатулке, кстати, постель, мне не за чем было бы и останавливаться по дороге в гостиницах.

В девять часов меня посетил Смит, секретарь нашего фотографического клуба. Он просил меня сделать для него снимок с статуи умирающего гладиатора в Мюнхенской галерее древних скульптур. Я ответил ему, что был бы очень счастлив исполнить его просьбу, но не намерен тащить с собой фотографический аппарат.

— Как же это так?! — вскричал, видимо, пораженный посетитель. — Ехать в Германию… в Рейнскую область и не брать с собой фотографического аппарата?.. Боже мой! Да ведь вам придется проезжать по самым живописным местностям и останавливаться в самых старых и знаменитых городах Европы, а вы не хотите брать с собой… Но это прямо возмутительно! Какой же вы после этого литератор? Смотрите, как бы вам потом не пришлось горько каяться в таком упущении!..

Я всегда находил разумным слушаться советов людей в тех делах, которые им известны лучше, чем мне. Никогда не мешает пользоваться опытом идущих впереди и утаптывающих дорогу для следующих позади. Руководствуясь этими соображениями, я накупил всего, что мне советовали мои приятели и знакомые, кое-что добавил по личному усмотрению и всю эту груду покупок, кроме стоявшей на столе довольно объемистой и увесистой чайной шкатулки, принесенной свояченицей, разложил на постели.

Вынув из своего письменного стола портфель, я набил его бумагою, конвертами, почтовыми открытками и всякого рода мелкими писчими принадлежностями, какие только могли уместиться там. Я люблю иметь все наготове для работы. Ведь неизвестно, когда найдет вдохновение. Со мною нередко случалось, что, находясь где-нибудь в дороге, я вдруг чувствовал неодолимую потребность писать, но не мог этого сделать, потому что забыл захватить с собой письменные принадлежности. Мне всегда было страшно досадно, что из-за своей забывчивости или небрежности я упускал драгоценный миг творчества и целые часы должен был сидеть в вагоне или на пароходе дурак дураком. Горький опыт научил меня быть предусмотрительнее и никуда не ездить без того, что нужно для письма, так что я везде и во всякое время могу отдаться капризу вдохновения или, выражаясь скромнее, охоте к работе.

По совести говоря, меня чаще всего одолевает эта охота именно в то время, когда я бываю где-нибудь вне дома и не имею при себе письменных приспособлений. Эта странная моя особенность не раз заставляла меня призадумываться и недоумевать. Чтобы и в этот раз не оказаться в таком неприятном положении, я и решил запастись всем необходимым для письма, тем более что мне предстоял так небывало длинный путь.

Итак, я положил на постель, и без того уже порядочно нагроможденную, туго набитый портфель, несколько словарей и справочников, необходимых в дороге, а кстати, и несколько томиков сочинений Гёте. Мне представлялось особенно приятным читать произведения этого великого немецкого писателя как раз на его родине.

В ту минуту, когда я мысленно обсуждал вопрос, прихватить ли мне с собой и маленькую складную ванну с губкой, лохматой простыней и прочими принадлежностями, которых, по-видимому, в Германии не достанешь, а между тем я так привык утром принимать свежую ванну, приехал мой приятель и будущий спутник Б. Увидев меня разбирающимся в груде вещей, покрывавшей постель, он с изумлением спросил, что я делаю.

— Видишь, укладываюсь, — ответил я.

— Господи! — воскликнул Б. — Он «укладывается»!.. Впрочем, может быть, ты вздумал пред отъездом переменить квартиру?.. Нет?.. Так уж не воображаешь ли ты, что нам с тобою предстоит устроиться где-нибудь лагерным способом?

— Ну, этого я вовсе не воображаю, — возразил я, — а просто беру то, что посоветовали мне взять в дорогу добрые люди. Не для того же выслушивать советы знающих людей, чтобы не исполнять их.

— Отчего же не исполнять советов, если они разумны, — согласился мой приятель. — А что касается всего этого хлама, — продолжал он, указывая на постель, — то прошу тебя, ради нашей многолетней дружбы, оставить его здесь. Иначе нас с тобой примут за кочующих цыган…

— Пусть принимают за кого хотят, что мне за дело! — пробурчал я, раздосадованный такими неожиданными для меня рассуждениями Б., который, по моему мнению, должен был бы похвалить меня за благоразумную предусмотрительность. — Весь этот «хлам», как ты выражаешься, — такого рода, что без него в Германии погибнешь. Многие уверяли меня в этом.

И я передал своему будущему спутнику все, что мне говорили добрые люди по поводу нашего путешествия, и старался убедить его, что я могу преждевременно погибнуть, если не захвачу с собой бутылки бренди, теплого одеяла, хорошей подушки, сухих простынь, зимнего пальто и всего прочего, собранного мною по советам этих людей. Но Б. — человек, изумительно хладнокровный в опасностях… угрожающих другим, пренебрежительно проговорил:

— Вздор! Ты вовсе не из тех, которые умирают в молодых летах от какого-нибудь насморка. Оставь весь этот магазин дома и возьми с собой только обыкновенную сумочку чрез плечо, уложив в нее гребенку, зубную щетку, пару носков да рубашку. Больше тебе ничего не может понадобиться. А все остальное, повторяю, только свяжет нас.

Послушался я его, хотя и не совсем: кроме сумочки, носимой на ремне через плечо, я захватил еще другую, ручную, побольше, в которую вошло еще кое-что, кроме зубной щетки, гребенки и рубашки с носками. Мне очень хотелось взять и чайную шкатулку; с ней было бы так приятно в пути, но Б. о ней и слышать не желал, и я с тяжелым вздохом убрал ее в шкаф.

Пятница 23-го

Поднялся сегодня ни свет ни заря. Сам не знаю, зачем вскочил в такую рань. Ведь ехать нужно только в восемь часов вечера. Впрочем, я не жалел, что рано встал: все-таки это разнообразие. Разумеется, я поднял вместе с собой на ноги и весь дом. Завтракали в семь утра.

Я завтракал вдвое усерднее обыкновенного, припомнив, как один знакомый моряк говорил мне: — Если вам когда-нибудь придется делать хотя небольшой переезд по морю, то не забудьте хорошенько «нагрузиться» пред тем, как сесть на корабль. Морские суда только хорошей нагрузкою и держатся; в этом их устойчивость. Полунагруженные, суда всегда переваливаются с боку на бок, чуть не перевертываются вверх дном и, во всяком случае, готовы ежеминутно потопить все, что на них находится. На море необходима крепкая нагрузка, так и запомните. Это относится не только к судам, но и к тем, кто на них плавает.