Ельцын в Аду

Появилась Красная площадь в Москве. Минин и Пожарский с памятника вдруг заговорили. Купец спросил воеводу:

Скажи-ка, князь,

Что там за мразь

У стен кремлевских разлеглась?

Пожарский ответил:

Там в баночке из кирпича

Гниют консервы Ильича.

С ним рядом людоед-грузин:

Он миллионы съел один.

Затем большевики-убийцы,

Хмыри, лгуны и кровопийцы...

Но умирающий смеяться не стал:

О чем это ты буробишь? Эй ты, Дьявол тебя забери... Точнее, чтоб ты сам себя забрал! Заканчивай свою пропаганду! Подписывать ничего не буду, добровольно с тобой не пойду! Дай умереть спокойно!

Я с тобой – умирай! Но отнюдь не спокойно! Все равно моим будешь! Ходасевич, прочитай ему отходную...

Голос еще одного великого русского поэта стал декламировать пронизанные жутким волшебством стихи, в которых чудесным образом были описаны все основные стадии расставания духа и плоти:

- «Пробочка над крепким йодом!

Как ты скоро перетлела!

Так вот и душа незримо

Жжет и разъедает тело».

Некогда могучий организм и все еще сильная воля умирающего держали его на этом свете. Прозвучало колдовским заклинанием второе стихотворение – так, наверное, шаманы заставляли свои души покинуть тела и пуститься в мистические странствия:

- «Имей глаза – сквозь день увидишь ночь,

Не озаренную тем воспаленным диском.

Две ласточки напрасно рвутся прочь,

Перед окном шныряя с тонким писком.

Вон ту прозрачную, но прочную плеву

Не прободать крылом остроугольным,

Не выпорхнуть туда, за синеву,

Ни птичьим крылышком, ни сердцем

подневольным.

Пока вся кровь не выступит из пор,

Пока не выплачешь земные очи -

Не станешь духом. Жди, смотря в упор,

Как брызжет свет, не застилая ночи».

Какое-то неземное сияние мельчайшими всплесками стало пробивать предсмертную черноту, залившую глаза экс-президента. И тогда третьим криком петуха, возвещавшим, к несчастью, приход не зари, а вечной тьмы, воздух снова сотряс шедевр Владислава Ходасевича в посмертном исполнении автора:

- «Мне каждый звук терзает слух,

И каждый луч глазам несносен.

Прорезываться начал дух,

Как зуб из-под припухших десен.

Прорежется – и сбросит прочь

Изношенную оболочку.

Тысячеокий – канет в ночь,

Не в эту серенькую ночку.

А я останусь тут лежать -

Банкир, заколотый апашем, -

Руками рану зажимать,

Кричать и биться в мире вашем».

И тут, наконец, душа покинула тело бывшего гаранта российской Конституции. Перед ней открылся бесконечный, ведущий к небесам сияющий тоннель. Она было устремилась воспарить по нему вверх. Однако, подобно советскому народу, так и не взобравшемуся на вершины коммунизма, что-то непонятное и в то же время невероятно тяжелое помешало ей достигнуть заветной цели. И душа осталась возле остывающего трупа, как советский народ – в умершем и развалившемся на куски государстве.

Три дня, как и предсказывали священнослужители, душенька пребывала на земле, ревниво наблюдая за возней с телом, устроенной медиками, похоронщиками и родичами. Упрекнуть было некого и не в чем: все прошло чинно и благопристойно, как и подобает на похоронах. Родные горевали искренне, бывшие подчиненные – хоть и понарошку, но в рамках этикета. Народ, судя по сообщениям телеведущих, скорбел. Довольно многочисленные возгласы, слышимые с достаточно далекого расстояния от места печальных событий, типа «Собаке – собачья смерть», наверняка издавали отдельные всегда всем недовольные граждане, а не «дорогие россияне» в своей трудовой массе. Скорее всего, это немногочисленные моськи – коммуняки лаяли на почившего в бозе слона.

По истечении трех суток душеньку (хоть душа на русском языке и женского пола, будем дальше считать нашего антигероя мужчиной, чтобы не путаться) унесло невидимым ветром от Новодевичьего кладбища, и она очутилась у начала теперь уже двух тоннелей – знакомого, сияющего, и другого, который напомнил Ельцину некогда услышанный от астрономов, но, впрочем, так и оставшийся ему непонятным термин «черная дыра».

Светлое бесплотное существо с двумя крылами, появившееся справа, попыталось было взять душеньку на ручки и улететь в сияющий тоннель, уподобляясь вертолету, уносящему прочь от врагов очередного спасителя мира из американского кинобоевика. К несчастью, абсолютно угольная, во всех смыслах слова мрачная личность, прямо из воздуха возникшая слева, успела сцапать бессмертную часть экс-президента раньше и обрушилась с бранью на ангела-хранителя (был ли это он? она? оно? пусть по правилам русского языка будет мужского рода).

Ты че, в натуре, крылан бесхвостый, беспредел творишь?! Этот хмырь – наш!

Ему по закону положено шесть дней изучать райские кущи, - робко возразил небожитель.

Это если бы он сам жил по закону! А он всегда действовал по понятиям. А поэтому хоть и рад бы он в рай попасть, да грехи не пускают, - захохотал угольный. - Так что – мне братву позвать? Учти, каббалисты придумали приставлять к каждому человеку одинадцать тысяч чертей: тысяча у правого плеча, десять тысяч – у левого, - закончил свою тираду черный и плюнул направо.

Отцы православной церкви учат, что Господь Вседержитель приставил к каждому из сынов Адама ангела-хранителя – справа. Сатана, напротив, заповедывал демону – искусителю стоять у своей жертвы слева. Поэтому суеверные люди делают плюновение только через левое плечо – на вас, чертей.

Плевать мне, через какое плечо плевать! - загоготал искуситель. – Определяйся: драться станешь со всем легионом бесовским или вешать будем?

Вешать так вешать, - грустно вздохнул небожитель. - Прости, чадо, - обратился он к душеньке, – я бы не побоялся сразиться со всей подземной ратью за тебя, если бы у тебя были, на мой взгляд, хоть какие-то шансы вознестись.

Это кого вешать?! - заорал в бешенстве Борис Николаевич. - Что вы тут, панимаш, суд Линча устроили! Не Америка, чай, да и я не негр!

Успокойся. Не тебя на виселицу вздымать будут, как ты подумал, а взвешивать твои злые или добрые деяния на весах небесного правосудия. А пока высшие силы решают твою участь, я кое-что поясню.

Ад существует для совместного наказания грешников и нечисти, казнимых и палачей. Противоречивое существо Сатаны совмещает в себе качества и обязанности, по первому взгляду, казалось бы, непримиримые. Основная причина зла в мире, неустанный подстрекатель греха и вечный соблазнитель душ, Дьявол в то же время - и главный палач человечества, карающий зло и искупающий грех чрез справедливое возмездие. Нет в жизни человека проступка настолько мелкого, в уме – мысли настолько незначительной, чтобы демоны их не поймали и не сохранили в своей цепкой памяти, если есть в них хоть намек на грех. Святой Августин видел однажды Люцифера, несшего на плечах огромную книгу, в которую записываются все грехи людские. Но чаще Сатана является, вместо такого гроссбуха, со специальною особою книгою для каждого грешника. Книгу эту, черную и увесистую, он противоставляет маленькой золотой книжке, в которую каждый ангел-хранитель с любовью записывает заслуги и добрые дела своего подопечного. Вот именно в сей миг там, наверху к весам божественного правосудия дьяволы тащат свою книгу шумною оравою и с треском гневно швыряют ее на чашку весов. Бывает, маленькая книжка ангела-хранителя перятягивает их том, но, к сожалению, не слишком часто... Во многих средневековых церквах, например, в Гальберштадтском соборе, изображен на картинах лукавый, записывающий имена тех, кто во время богослужения спит, разговаривает или нарушает благочиние. В «Житии» святого Аикадра рассказано, как один бедняга осквернил святость воскресного дня тем, что вздумал остричь волосы. И что же? Сейчас же явился Дьявол , и домашние видели, как он, притаясь в углу, поспешно записывал совершенный грех на листке пергамента.

- Блин, да миллиарды людей ходили и ходят к парикмахеру по выходным... И это – грех?! Кто бы мог подумать?!