Смута новейшего времени, или Удивительные похождения Вани Чмотанова

В те годы насмешка над коммунистическим мифом была смелостью и в о Франции. Никто не хотел «осложнений» с термоядерным колоссом, как и в менее масштабные времена Мюнхена 1938, ни с его людьми в западных странах (кпф и прочая). В те годы «Правда» печатала к 7 ноября поздравление даже американского президента «в связи с национальным праздником». Никто не знал, когда все это кончится, и даже думали, что не слишком скоро. Чекисты чувствовали себя за границей вольготно. Но либералы могли поддерживать диссидентов, бывших советских граждан, делая из них орудие в своей политике: дескать, это говорят они сами.

«Голова Ленина», как стала называться книга по-французски (на мой взгляд, удачно, несмотря на ворчанье Петрова десять лет спустя), получив множество откликов в прессе, попала на телевидение в знаменитую тогда передачу Бернара Пиво «Апостроф». Название выпуска было несколько отнекивающимся: «Итак, вы ничего не уважаете?» («вы», приглашенные авторы; ну, а «мы», владельцы телевидения и получатели доходов, уважаем всех, в том числе советских палачей, мы умеем себя вести). Правда, мне было интересно превратить передачу в «перформанс» (манипуляции со шляпой, приветствие знакомых с экрана), но я чувствовал, что и мной манипулируют (Пиво вынудил меня на комплименты в адрес Ролана Топора, другого участника передачи и соседа на сцене, и автора обложки моего немецкого романа). Впрочем, в тот год моя жизнь была крайне нагружена событиями, описанными в «Обращении» (изд. Дятловы горы, Нижний Новгород); мои чувства и мысли были в Германии и Швейцарии, где романтический издатель Даниэль Кель («Диогенес» в Цюрихе) читал рукопись моего нового — вероятно, романа — «Чужеземец». Его выход (по-немецки, Der Fremdling, 1983) должен был сопровождаться поездкой по Германии, чтениями и публичным сожжением русского оригинала: прощай, прошлое.

Спустя тридцать лет после написания «Чмотанова», после всех событий, опять изменивших лицо планеты непредвиденно и радикально, — на них, раскрыв рты, смотрели маститые социологи и политологи, подобно менее заметным гражданам, совсем не «экспертам», — мне захотелось осуществить самиздатский парижский репринт. Все-таки в «Смуте» есть еще нечто свежее, стремительное, актуальное. Она к тому же и некоторый реликт.

Кроме того, мое материальное положение ныне — совестно признаться — весьма сложное, нестабильное. Не найдутся ли любители, которые захотят приобрести эту книжку — так сказать, лебединую песнь самиздатчика — за скромную цену и тем самым помочь стареющему писателю? Даже и от близких людей доносилось: «четверть века прожил за границей, и ничего не имеет!» Вы думаете, легко слышать такое? В сравнении с иными, купившими жилплощадь в разных мировых столицах? А мои потребности в тысячи — если не миллионы — раз скромнее: ну, покушать там два раза в день и крышу иметь над головой, особенно зимою. Эх, и на море бы съездить…

Хочу сказать напоследок о мавзолее и об остатках такого рода. Мне кажется, нужно создать музей тоталитарного прошлого. Однажды я эту мысль развивал («Смех после полуночи» Василия, «Грани» № 85, 1972), но тогда реализация казалось несбыточной. Теперь дело иное, но вот беда: статуи горе-вождей исчезают, накопленная за 70 лет эмблематика распыляется.

А между тем есть за полярным кругом Северная Земля. Тут буквально написано все советское прошлое: во-первых, это архипелаг, и состоит он из островов Октябрьской революции, Пионера, Комсомольца, Большевика. Не переместить ли туда мавзолей? По возможности, и другие постройки-символы коммунизма?

Место имеет все шансы стать жемчужиной международного туризма (разумеется, большого, авторитетного): экзотика географии и климата, труднодоступность (что ценится все больше), полярные ночи и дни, медведи, песцы и олени! А сравнительная близость якутских алмазов и шаманов? Самовары самого высокого качества придется заказать в Германии. Не только Сорос, но и Березовский, Ельцин, даже сам Путин могли бы внести на это предприятие пару-другую народных миллиардов долларов или швейцарских франков, или, на худой конец, немецких евро. Музей-заповедник издавал бы свой научно- исследовательский вестник, лучшие произведения соцреализма всех стран мира, возродил бы институт Сталинской, Ленинской и других премий. Работы непочатый край.

Потребность в репринте «Смуты новейшего времени» назрела. В библиотеке парижского Центра Помпиду находился один русский экземпляр, а потом его не стало. Увы, по-видимому, украден, несмотря на систему электронного мечения книг. Для автора это немного лестно, но каково читателю, не имеющему доступа в университетские библиотеки? В конце концов, зачем рисковать своим добрым именем и похищать книгу, если ее можно недорого купить? В добрый час!

На этой мажорной ноте кончалось в 2001 году предисловие к (несостоявшемуся) репринту в Париже. А между тем здоровье Бориса Петрова в далекой Москве ухудшалось, его больные почки сдавали. 11 марта 2003 года он умер. Вадим Крейд опубликовал в «Новом Журнале» (Нью-Йорк, №233) подборку его стихов и некролог Л. Макаровой. Вот строки из него.

«Борис Петров был человеком кружковой культуры. Именно в обмене новыми идеями, запретными историческими фактами, в обсуждении настоящего и будущего России проявлялся творческий дар его личности. Неистощимый собеседник, непримиримый идеалист, он всегда находил аудиторию, отдавая ей все, чем была наполнена его натура, в первую очередь свою богатую эрудицию. В его устном даре рассказчика открывалась фантастическая, абсурдная природа советского социума 60-80-х годов. Такое творческое расходование — без стремления к «вещественной» реализации — чисто российская черта. Всю жизнь Б. Петров собирал труднодоступную периодику, книги о советской истории. Он хотел знать и понять правду исторического факта, всего, что тогда было тщательно скрываемо, а теперь широко тиражируется. 90-е годы новой России были восприняты им с болью, иногда с ожесточением. В последние годы он просто выключился из этого мира, отрешился от него».

Да примет его Господь в Свои кущи.

Париж 2001, 2012

Смута новейшего времени,

или

Удивительные похождения Вани Чмотанова

Почти неприметный пассажир ехал в пригородном поезде, установив в ногах кожаный чемоданчик на молнии, крепко сжимая его пятками. Это и был Ваня Чмотанов. Именно он — автор событий, потрясших весь цивилизованный мир в 197… году.

Поезд шел в город Голоколамск [2]. Пассажиров было немного. Они привычно клевали носами, просыпались, зевали и оглядывали местность, засыпанную февральским снегом.