Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка»

Мама оторвалась от своего кофе с молоком и ответила:

– Головастик, твой отец был дураком, потому что считал, что я залетела не от него, а от его друга Спирина, но Спирин был уродом, типа тебя, а твой отец красавцем, которого я обожала. Ах, Константин был моей первой любовью, и я отдавалась тогда только ему.

Меня заинтересовало мое сходство со Спириным, и я спросил:

– Мам, а почему же тогда я получился похожим на Спирина, на всех фотографиях моим отцом кажется он, а не мой отец Константин?

Мама отпила кофе и недовольно покачала головой:

– Головастик, ты задаешь вопросы, на которые мне трудно ответить. На самом деле это простое совпадение, в моем роду тоже были некрасивые мужчины, вон прадедушку Власа боялись все дети и молодые женщины, когда он выходил на улицу. Скорее всего, ты пошел в него, а Спирин здесь ни при чем, с такими уродами я не лягу в постель и под дулом автомата. А тебе, головастик, просто повезло, что две симпатичных женщины согласились с тобой жить, да еще и обе нарожали симпатичных детей. Володечка и Петенька у Александры, конечно, не ангелы, но и на чертей тоже не похожи, а вот все три девочки: Леночка, Галочка и Липочка у Шуры – просто чудо. Я вчера вечером заходила к ним в гости, заносила клубничное варенье, которое обещала, и мы читали «Дети капитана Гранта». Дети у тебя славные, но живут очень уж бедно, ты, жеребец, когда их делал, неужели не думал, что их придется кормить и одевать?

Мама попала в мою уязвимую точку, потому что я действительно ни о чем, кроме секса, не думаю в такие моменты. В такие моменты я просто люблю женщину – и физически, и духовно – и ни о каких детях, конечно же, не думаю, потому что в такие минуты не могу думать. Вчера, когда мы трахались у гаража с Иркой Бубняковой, я тоже ни о чем не думал, и если бы не ее муж, то наверняка бы в нее и кончил, и у меня, возможно, бы появился шестой ребенок, хорошо, что ее муж не позволил мне этого.

Я налил себе еще немножко коньяка, выпил и сказал:

– Мам, ты как всегда права, я действительно в те моменты ни о чем не думал, но сейчас я уже над этим размышляю и поэтому ушел из инженеров в токари.

Мама сняла с плиты кастрюльку с овсяной кашей (по утрам она всегда ест овсянку), положила себе в тарелку несколько ложек, съела немного, почмокала полными чувственными губами и спросила:

– Ну, и сколько же тебе платят как токарю?

Я оторвался от борща, который уже почти доедал, и ответил:

– Шесть тысяч, почти в три раза больше, чем инженеру.

Мама так пристально взглянула в мои глаза, что я отвел взгляд, и подсчитала:

– Получается, головастик, что на твоих пятерых детей и на тебя приходится всего шесть тысяч, значит, на каждого – всего по тысяче в месяц, при минимальном прожиточном минимуме в две тысячи. Ты недодаешь своим детям каждый месяц пять тысяч рублей, ты, здоровый и сильный мужчина, грабишь собственных детишек, и тебе не стыдно?

Мама была не совсем права, мне было чрезвычайно стыдно, но работы, где мне платили бы по десять тысяч, не находилось. По десять получали только на стройке и только специалисты высшего разряда, а я не был строителем.

Я доел борщ, похвалил его (после чего мама налила мне еще почти полную тарелку) и сказал:

– Мне стыдно, мам, что мои дети живут за чертой бедности, но как выйти из этой ситуации, я пока не знаю, возможно, я пойду работать на стройку.

Мама саркастически скривила губы:

– Без разряда ты будешь там подсобником, а они получают еще меньше токарей. Я знаю, как выйти из этого положения, слушай меня внимательно. Ты помнишь мою подругу Полину?

– Помню, – ответил я.

– Так вот, ее квартира находится на втором этаже старинного дома, а на первом, прямо под ней открылся новый частный банк.

Я махнул рукой:

– Мам, но меня не возьмут работать в банк, у меня же нет специального образования.

– Не перебивай, – нахмурилась мама и стала разъяснять детали: – Так вот: раньше на первом этаже жил генерал Орлов, а Полина была его любовницей, и вот генералу взбрело в голову сделать потайной ход из своего туалета на первом этаже в туалет-ванную Полины на втором, потому что его жена была очень ревнивой особой и постоянно следила за мужем. Замаскированный люк был сделан, и ни разу никем не обнаружен. О нем знали только Полина и генерал, и пользовались им для собственного удовольствия. Потом генерал умер, и квартиру купил банк. В ней изменили всю планировку, кроме туалета, туалет вообще не стали трогать, потому что наши мастера могли бы там только все испортить. И теперь из совмещенного ванной туалета Полины можно в любое время попасть в туалет банка, ты понял, головастик?

Я так удивился, что перестал есть борщ. Моя мама, бывшая пионерка, комсомолка и коммунистка, героически осушавшая болота Ленинградской области, никогда не взявшая чужой копейки и меня воспитавшая вроде бы честным человеком, намекала на ограбление банка. Я закрыл открывшийся от удивления рот и спросил:

– Мам, ты хочешь ограбить банк?

Мама, которая никогда в жизни не пила алкоголя, державшая его исключительно для гостей, налила в пустую рюмку коньяка, выпила до дна, закашлялась и ответила:

– Да, головастик, именно это я и собираюсь сделать, тем более что владелец банка – вор и бандит Клюквин, и об этом все знают, а я лучше всех, потому что три года была его гражданской женой. Так вот, головастик, мы накажем Клюквина и обеспечим твоих детей, и ты мне в этом поможешь.

Мама достала из шкафчика вторую пустую рюмку, налила коньяка себе и мне. Она не сомневалась, что я буду ей помогать в этом опасном деле, и была права, потому что я никогда в жизни не мог ей противоречить. Не мог и не хотел. Мама всегда лучше меня знала, чего я хочу и чего мне не хватает, и ни разу не ошиблась. И я ее всегда слушался.

А как мама говорит, послушный сын стоит двух дочерей. Или пяти любовников.

Мы чокнулись, выпили коньяк до дна, и мама призналась:

– Головастик, я хочу тебе сказать: ты – самый надежный и самый послушный на свете сын, твой отец Константин гордился бы тобой. Кстати, Полина поставила условие: две недели до взятия банка... а брать его мы будем через две недели, так вот, две недели ты живешь у нее в качестве любовника и выполняешь все ее прихоти, в том числе и сексуальные, у нее два года не было мужчины.

Я удивился:

– Мам, но ведь ей уже шестьдесят один год, и я думал, что мужчина ей не нужен.

Мама обиделась за подругу и за себя:

– А мне шестьдесят, и я еще сплю и буду спать с красивыми мужчинками не один год, потому что секс улучшает мое самочувствие, а значит, продлевает мне жизнь.

– А что я скажу моим Александрам?

– А тебе ничего им говорить и не надо, я сегодня же позвоню обеим и сообщу, что твоя любимая тетя Агата при смерти, и две недели ты будешь за ней ухаживать, ведь твоя тетя Агата постоянно болеет.

– А что я скажу на работе, где я еще числюсь токарем?

Охмелевшая мама захихикала и сказала непривычные для нее слова, от мамы я таких еще не слышал:

– А на свою сраную работу, за которую платят гроши, забей болт, пошли ее в задницу, пускай они сами копаются в своем дерьме, а ты скоро начнешь новую жизнь, ой, Игорек, я, кажется, уже совсем пьяная. Если начну ругаться матом, не обращай внимания, твою мать! Ха-ха-ха!

Мама смеялась, а мне было не смешно, потому что банки я еще не грабил, я видел, как это делают, по телевизору, и читал об этом в книгах, но самому влезать в это дело не хотелось. Хотя, если за это дело взялась моя мама, то провала не будет, потому что за провальные дела она не берется. Мама утверждает, что ее женская интуиция ни разу еще ее не подводила. Так на самом деле и было, ну, а если через две недели это случится впервые, тогда – тюрьма на долгие годы. Я отпил из чашки уже холодного кофе и сказал:

– Мам, а если мы попадемся? Ведь нас посадят на несколько лет, и это не понравится моим Александрам.

Мама перестала смеяться, жестко взглянула в мои глаза, заставив меня отвести взгляд, и ответила: