Три мушкетера в Африке

– Три мушкетера, – объяснил ему Альфонс Ничейный, – доставили бриллиантовые подвески от герцога Букингемского. Рискуя жизнью, они не выдали преследователям цели своей поездки.

– Эка невидаль! – махнул рукой Хопкинс. – Нашему брату сколько раз приходилось проделывать такое. Рискуя жизнью, перевозишь бриллианты или там карманные часики и молчишь, как рыба, чтобы преследователи не узнали, какими делишками ты занимаешься. Хотя наши преследователи тоже не лыком шиты, смекали, что к чему.

…Занимался рассвет. Клочок сероватого неба с убийственным безразличием заглядывал в окно сквозь драную москитную сетку.

Непрестанные мелкие шумы и шорохи повсюду – в углах комнаты, в соломенной крыше… Одежду – хоть выжимай, а между тем ночь выдалась жаркой и не выпало ни капли дождя. Но воздух был пропитан влажной духотой, и любая материя промокала насквозь…

Каждый глоток воздуха давался с трудом, но, как глубоко ни дыши, грудь словно стянута обручем и хватка не расслабляется ни на мгновенье. Генерал уронил склоненную голову на руки. Кожа на запавших висках приняла оттенок слоновой кости. Это цвет смерти. Вытерев влажный лоб, он вздохнул.

– Вы питаете надежду вырваться отсюда?

– Пара пустяков. Не все доски здесь прогнили, и из целых можно соорудить плот. Против форта, на другом берегу Конго, нет ничего, кроме джунглей. Можно добраться туда, если выломать заднюю стену халупы, только придется повоевать с крокодилами. Ну а затем – топать вдоль реки к северу.

– Плот… Конечно! Как же мне-то не пришло в голову?

– Ваше состояние, господин генерал, вряд ли позволило бы вам совершить столь дальнее путешествие. С вами побудет Потрэн, чтобы вам не оставаться одному.

– Пусть уж лучше здесь останется кто-нибудь из вас! Я больше подхожу для роли руководителя отряда!

– Видите ли, господин сержант, – мягко сказал Хопкинс. – Все-таки возраст есть возраст…

– Заткнись сейчас же, каналья, или я сам возьму и заткну тебе пасть! – вскипел старина Потрэн.

– Поймите, сержант, – принялся увещевать его генерал, – эти трое свыклись, можно сказать, сроднились, понимают друг друга с полуслова.

– Это я знаю, – угрюмо кивнул сержант. Уж кому другому, а ему-то было известно, что мы и впрямь понимаем друг друга с полуслова.

– Вы действительно взялись бы доставить мою реляцию в Марокко, правительственному советнику де Сюрьену? – Генерал явно колебался.

– Только прикажите, ваше высокопревосходительство, а мы умрем, но выполним ваш приказ, – сказал я. – Даже если кой-какие наши деяния и сочтут предосудительными, своему воинскому долгу мы всегда оставались верны.

– В этом я нисколько не сомневаюсь! – заверил нас генерал.

– А теперь… пора отдохнуть…

2

К сожалению, наш строительный материал по большей части оказался гнилым. Но после тщательного осмотра все-таки нашлись среди трухлявых досок более крепкие, и мы их выломали.

Солнце жарило с самого раннего утра, и влага, пропитавшая за ночь стены хижины, исходила удушливыми испарениями. Мы захлебывались судорожным кашлем, но не переставали таскать доски для сооружения плота и складывать в соседней каморке. Лишь завершив работу, рухнули на пол перевести дух. Кожа, до крови искусанная насекомыми, утратила чувствительность, и только места, куда жалили ядовитые пауки, долго горели, распухали и воспалялись, оставляя на теле синие язвочки. И тем не менее мы уснули тяжелым сном и пробудились в поту от пинков, на которые не скупился Турецкий Султан.

– Вставайте, свиньи! – орал он.

Нас полукольцом обступили солдаты, чуть в стороне испуганно жалась Ивонна, а возле стены – Левин, основательно избитый. Чем не угодил им безобидный старикан?

– Мадемуазель останется с отцом, а этот тип – с вами. – И видимости ради лягнул Хопкинса. Хопкинс – опять же ради видимости – запустил в него столом, в результате чего Султан вышиб дверь и шмякнулся у порога хижины.

Солдаты – все четверо – держали оружие наготове, однако не успели они опомниться, как Потрэн направил на них револьвер.

– А ну, убирайтесь вон! Кто замешкается, тот мигом схлопочет пулю!

Лицо его полыхало праведным гневом, усы воинственно торчали, точно штыки перед атакой. Старина Потрэн, несмотря на все его закидоны, был мужик что надо.

– Уматывайте отсюда, ребята! – прикрикнул Турецкий Султан на легионеров. – Поднимать пальбу ни к чему. Мы обо всем доложим капитану. В хижину я войду один, а вы обождите снаружи.

– Одного, так уж и быть, впущу, – согласился Потрэн. – Только без фокусов, не то враз продырявлю.

– Не вздумайте в него стрелять, – торопливо шепнул ему Хопкинс, потирая ушибленную ногу. – Этот горлопан – мой приятель, черт его побери!

Солдаты остались ждать у хижины, Султан вошел. Лицо и лоб у него сочились кровью.

– Вот это, я понимаю, видимость! – восхитился он. – Теперь они мне полностью доверяют. Небось думают, я мошенник, каких поискать.

– И тебе пришлось это доказывать? – изумился Альфонс Ничейный. – Достаточно взглянуть на тебя, и сразу все становится ясно!

Затем мы представили Султана генералу:

– Месье Буланже, он же Турецкий Султан, наш давний, хотя и не внушающий доверия приятель.

Генерал, который до сих пор не отходил от перепуганной дочери, обняв ее за плечи, подступил к Султану.

– Так разве вы… не заодно с теми аферистами?

– Теперь уже нет… Признаться, я проник в Игори, чтобы по возможности тоже погреть руки, но теперь вижу, что, к сожалению, мне придется выступать на стороне порядочных людей. А это редко окупается.

– За что вас с Левиным сослали сюда? – поинтересовался Альфонс Ничейный у Ивонны.

– Ах, сударь! – жалобным голосом вмешался Левин и звучно высморкался. – Здесь совершенно не умеют готовить. Подали мне какую-то совсем несъедобную картошку, и я запустил тарелкой в повара, в безмозглую его башку. По-моему, с полным основанием.

– Ближе к делу!

– Не в силах пережить оскорбление, повар затаил обиду и коварно подслушал наш Разговор с мадемуазель Дюрон.

Рассказ Левина продолжил Султан.

– В полу своей комнаты я просверлил дырку, а внизу находится прихожая капитана. Все сказанное там явственно доносится наверх. Сегодня сидел там повар со своим приятелем, ждал капитана и от нечего делать трепал языком. Левин – подонок, говорит, стакнулся с девицей Барре и троицей соглядатаев, которых за шпионские дела на остров сослали. Но он, повар, такого безобразия не потерпит, обо всем как есть доложит капитану. Ну, думаю, надо обскакать этого доносчика. Помчался я первым делом к Левину и всыпал ему по первое число.

– Ему-то за что?

– Не отлупцуй я Левина, он бы все равно получил свое. А так я в хороших оказался, и доверие ко мне упрочилось. Главное – быть вне подозрений.

– Более подозрительного типа в жизни своей не встречал! – с солдатской прямотой заявил Потрэн.

– Чего вы все на меня ополчились? – обиделся Турецкий Султан. – Сами вы, конечно, чистенькие, вне всяких подозрений. За то и сидите тут, как на цепи.

– Должен признаться, до сих пор не удавалось уличить тебя в предательстве, – сказал Альфонс Ничейный. – Кроме того, как ни крутись, а мы вынуждены полагаться на тебя. И сейчас у нас ситуация безвыходная: нужно доставить письмо господина генерала в надежные руки. Но к такому негодяю, как ты, взывать о помощи бесполезно…

– Плевать я на тебя хотел! Доверяет он мне, не доверяет… Я всегда шел своей дорогой и привычек своих менять не намерен. Нужно доставить письмо – значит, доставлю…

– Послушай, Султан! Препоручаю тебе наши жизни и нашу честь, поскольку доверяю тебе. Мы решили выломать заднюю стену хижины и бежать на плоту… Полагаю, Левин, на вас мы можем рассчитывать?

– Что за вопрос, господа! С вами я готов идти хоть в преисподнюю. Харчи здесь совершенно несъедобные. В Мансоне готовили плохие блюда, с этим я кое-как мирился. Но здесь скверно готовят хорошие блюда, а это смерти подобно. Представьте себе, вчера подали шницель по-венски весом чуть ли не в полкило…