Ноука от Горького Лука

Когда собеседник по ту стороны монитора отсмеялся и вытер слезы, а грех уныния у отца Петра чуть было не превратился в грех гнева и обиды, предшественник сообщил примерно следующее.

— Послушай, Пиотрек. Именно так и выглядит бремя белого человека. Оно состоит не только из своего знания и опыта, но и из чужих заблуждений и предрассудков, и нести надо все сразу. Ты — католический священник. А это значит, что в общине являешься одним из самых важных людей — как начальник полиции, директор школы или врач. Даже больше — потому что индейцы помнят, как в былые времена священник выполнял все эти функции одновременно, а в свободное время еще занимался судопроизводством и брал деньги на хранение. Какой фамильярности ты от них ждешь, если они тебя побаиваются? Что бы сказала твоя бабушка из Познани, если бы к ней внезапно заявился начальник полиции, стал бы перетаптываться в дверях, странно улыбаться и нести что-то невнятное? Она бы испугалась, и стала бы припоминать все свои преступления за последние восемьдесят четыре года.

Ну и насчет чая с печеньками, брат мой. Они все прекрасно знают, что ты из Европы — дикой страны, где отказаться от угощения могут только потому, что просто не хотят есть или пить. А если хотят есть или пить — то ни за что не попросят. Вот представь себе: «Не сядете ли вы с нами за стол, святой отец? — Нет-нет, мне еще надо половину поселка обойти!» Могло такое быть?

— Могло, — растерянно сказал отец Петр.

— Ну вот. А человеку потом с этим жить и смотреть в глаза другим людям. И еще полгода все будут обсуждать — за что святой отец послал в дупу к Маниту такого уважаемого человека, как Джон Две Утки, и что же ему известно о Джоне такого, чего не знают другие? А через год новость об этом докатится до берегов обоих океанов. Послушай, что я тебе скажу. Выбери дом самого уважаемого человека…

***

Целую ночь отец Петр горячо молился Господу Богу нашему, чтобы тот послал ему дар наглости и бесцеремонности, хотя бы временно, напрокат. А утром, перебирая в кармане аляски розарий, похрустел по снегу к высокому вигваму со спутниковой тарелкой на черепичной крыше.

Он без стука зашел в вигвам, гукнув традиционное «энибадихо-о-оум», сбил с аляски снег, повесил ее на крючок, разулся и пошел на кухню. Хозяин вигвама, сильный воин, молча шел следом. На кухне облат открыл титанический холодильник, уцепил первую же нарезку, попавшуюся на глаза («олень, так думаю — то був олень!»), сел за стол и впился в мясо зубами. Затем подмигнул хозяину — садись, мол, рядом, не стой тотемным столбом.

Великий воин помялся, достал кетчуп, нерешительно присел на краешек стула, вздохнул и начал: «Святой отец. Хорошо что зашли. Давно хотел поговорить с вами. Сын совсем от рук отбился…»

***

Скоро кончатся индейские пять лет отца Петра, и его опять зашлют в какие-то новые ебеня. Но пока что он уезжать не хочет, тем более что недавно научился гонять на снегоходе. Случается у него веселое, случается и грустное. Например, похороны. Не только потому, что человек умер — просто на похороны приезжает вся родня и соседи усопшего, человек двести. И каждый должен задвинуть речь минимум на пол часа, чтобы сдержано, с паузами, неторопливо и внятно, иллюстрируя плавными движениями рук, рассказать над гробом — какой был великий охотник и рыбак покойный Вилли Погрызенный Ствол и как славно он играл в боулинг. Так что похороны могут идти несколько дней с перерывами на поспать и покушать.

А поскольку провинция Альберта довольно ветреная, а слово отца Петра на церемонии последнее, ему не раз хотелось залезть в пока еще пустую могилу, накрыться брезентом, и дожидаться в ней своей очереди на выступление. Но среди мужественных воинов и самому приходится быть мужественным. Индейцы это ценят, и даже стараются говорить побыстрее, чтобы святой отец не посинел окончательно.

Местные его любят и уважают — и это заслуга не только отца Петра, но и всех его предшественников, составивших репутацию церкви в целом. Поэтому так же уважать будут и следующего общинного священника. Если он, конечно, не будет так яростно тупить, как отец Петр, весь срок службы.

И в этом тоже заключалось несение бремени белого человека, а не только в оспенных одеялах, огненной воде, резне на ручье Вундед-Ни и рейдах генерала Картера. «А еще там негров линчуют».

Но это уже тема для ноучной лекции, а сегодня была просто рождественская байка. С праздником всех. Христос Родился!

GoogЛАГ, або «Открыть ссыклу в новом окне»

Бодрая российская привычка считать своим все, что однажды подержал в руках, распространяется не только на реальный мир, но и на виртуальный. Я даже не сосчитаю — сколько раз мне задавали инкредебильные вопросы типа: «А что эта вы в нашем русскаязычнам интернете делаете? Идите в свой, украинский интернет». Впрочем, шаблон ответа уже давно разработан, опробован и успешно применяется на практике. Очередному дебилу напоминают, что интернет американский, заходит дебил туда с корейского компьютера с помощью американской операционной системы, чтобы с помощью еврейской платежной системы через датский сервер купить в Китае вьетнамский гаджет. И перепродать, желательно не за рубли.

Что в этой системе российского, кроме жадного и ленивого ленинградского барыги, встроенного в нее как омела в крону дерева — решительно не понимаю.

Хуйло ведь тоже деньги не в рублях хранит — просто ему нравится каждый день перемножать свои доллары на курс рубля и радоваться тому, как он разбогател в рублях за сутки, не прилагая к этому никаких усилий. Умножать — это веселее, чем делить, амигос.

Как правило, этот аргумент действует. Но ватное бухтение продолжается дальше на уровне «мы купили ЖЖ». Дикари так устроены, что если они чего-то купили, например, жетон в метро, то начинают считать весь метрополитен своей собственностью, и уже на другой день пытаются делать свои жетоны и ставить свои турникеты. Простая мысль, что ЖЖ каким-то образом функционирует с помощью мировой Сети, а не является локальной корпоративной сеткой, до кацапов не доходит — в основном потому, что они вообще плохо представляют себе устройство, структуру и идеологию Интернета. Кстати, дуры, которые регулярно и демонстративно сообщают мне в моем блоге, что я ими забанен — это из той же секты «Разговаривающих с Телевизором».

А особенно ржачно читать про «русский сайт», вспоминая, что отца владельца ЖЖ зовут Леонид Соломонович, а маму — Цицилия Людвиговна. Кацапы! Я как истинный жыдобендеровец, наслаждаюсь тем, как потомственных великомордовских антисемитов, корчит от этого факта.

Да, сегодня же субботердей. Чуть не забыл. Шалом, бендеры, шануймось, жыды. Поздравляю также с памятной датой расстрела кацапов кацапами в 1905 году, именуемой Кровавым Воскресеньем. Ну вот чего бы им не остановиться на этой традиции внутрисемейного отстрела, и не лезть с ней к соседям?

***

Где-то в середине 90-х у нас появились программы-трассеры, которые наглядно демонстрировали те непостижимые пути, по которым следовали байты-невидимки в интернетах. Нам, последним советским могиканам, привыкшим к телефонным соединениям точки «А» с точкой «Б» с помощью прямого провода через коммутатор, было трудно понять — каким образом письмо, отправленное из Киева в Нетешин, по дороге заскакивает в Прагу. Потом оказывается в Каире, потом в Штатах, обогнув глобус через Австралию и опа! — из Нетешина приходит подтверждение о доставке.

Логика этих перемещений сегодня очевидна для любого современного человека, но тогда, на фоне псевдо-3Д глобуса красные и синие линии транзита пакетов были чем-то невероятным. Да, технически все было понятно — но доверчивая душа застывала, пораженная одновременно грандиозностью мира и его уютной доступностью. И если бы я тогда был детсадовцем, и меня спросили бы — кем ты хочешь быть? Пожарным, моряком, ученым, космонавтом? — я бы твердо ответил: «Байтом». Он везде, где захочет, и нет для него границ.