Ларек «Пузырек»

Они сидели в президиуме бок о бок.

Шпак был на 20 лет моложе Бомбасова. Из молодых, да пробивных. Долго верховодил комсомольской организацией комбината. Однажды в кабинете директора присел в кресло генерального, пока тот был в туалете. И мгновенно расперло в богатыря-начальника. Чуть было не начал хватать телефонные трубки, бить кулаком по селектору, вызывать, песочить, накручивать хвоста и растирать в порошок…

«Дождетесь, козлы, — поклялся, — сяду на это место!» После отмены комсомола Шпак с благословения Бомбасова организовал коммерческую фирму. Ворочал большими деньгами и потихонечку в компании таких же молодых и прожорливых скупал акции комбината, приближаясь к заветному креслу.

— Ты что язык проглотил? — толкнул его в бок Бомбасов.

— Сейчас скажу.

Шпак взошел на трибуну и честно сказал, что не может ответить отказом, если общество поручит ему возглавить комбинат.

«Вот тебе и блин с икрой на постном масле,» — подумал Иван Попелышко. Казалось до блинов со «Смирновым» осталось раз плюнуть — выбрать старого директора на новый срок. И вдруг вместо банкета объявился новый кандидат.

Зал разломился на два лагеря. Трибуна раскалилась добела от пламенных речей. Одни Бомбасова смешивали с навозом, другие садили на божничку. Шпак обещал сделать из комбината общественно-показательное европейского уровня производство с райской жизнью для акционеров.

Однако голосов ему не хватало для реформ к райской жизни.

Как и Бомбасову не хватало, которого команда Шпака оттерла от микрофонов. Пока еще гендиректор побежал на балкон.

— Расходитесь! — кричал на головы акционерам. — Дальнейшее переголосование незаконно.

Акционеры начали расходиться. Навстречу в зал вошли автоматчики.

— Прошу вас, друзья, остаться! — вежливо попросил Шпак.

Акционеры остались. То ли из-за вежливости Шпака? То ли по причине суровых автоматчиков из охраны его фирмы.

— Гвоздарев! — кричал с балкона Бомбасов директору дворца. — Гаси свет! Выключай микрофоны!

— Гаси свет, кидай гранату! — прокомментировал Попелышко.

Гвоздарев заметался, как голый в баню. Кто знает, под кем завтра ходить? Свет выключил, микрофоны оставил.

— Гвоздарев! Свет! — скомандовал в темноту Шпак.

— Включите свет, дышать не видно! — веселился Попелышко.

Гвоздарев включил свет и выключил микрофоны.

— Собрание неправомочно! Я ухожу! — крикнул с балкона Бомбасов и ушел.

Гвоздарев включил микрофоны. Он хотел одного — домой.

— Друзья! — обратился к залу Шпак. — Мы не можем оставить комбинат без руководителя, потерпите, машина пошла за господином Яновским, уважаемым акционером.

— Жена дома прибьет! — крикнул с места Кобзев.

— Кому надо, товарищ Гвоздарев выдаст справки с печатями.

«Чтоб ему ни дна ни покрышки!» — думал о Яновском Попелышко. Он с утра ничего не ел, готовил емкости к банкету. Не помнящий старого добра желудок, не получив нового, жрал себя со страшной силой.

Месяц назад Яновский железно обещал своим тяжеловесным пакетом акций поддержать Шпака.

«Андрюша, — сказал на лесной полянке, перезаряжая ружье, — свалим мы этого старпера за милую душу!»

А сам накануне собрания влетел в аварию и переломал руки-ноги.

Когда собрание забурлило через край, Шпак подозвал начальника охраны, выдал пачку долларов и приказал: «Любыми средствами вырви Яновского из больницы! Но довези живым!» Переломанный Яновский лежал за 180 километров от собрания — в другой области.

Входы и выходы дворца культуры были перекрыты. В кабинете его директора выстроилась очередь к телефону.

— Почему вру! — кричал в трубку один акционер. — На собрании я!

— Скажи, что у нее и заночуешь, — подсказывал другой.

Бестелефонным акционерам директор дворца выдавал справки с печатями о местопребывании данной ночью, дабы охолонить пламенных ревнивцев от повторения подвигов Отелло и леди Макбет Мценского уезда.

— Мне бы штучки три с открытым числом, — подмигнул Гвоздареву Попелышко.

— Месяца на два, — тут же поддержали инициативу из очереди.

Серега Кобзев в очереди за справкой не стоял. Ему нужна рыбалка, а не клочок бумаги. Друзья заедут за ним домой в три ночи, а было уже двенадцать. И охрана торчала у каждой дырки на волю. Но кто ищет — обязательно найдет приключения на свою задницу. На втором этаже, в апартаментах президиума, в туалете, нашлась неохраняемая форточка. Кобзев за сценой, среди пыльных декораций, отыскал метров восемь капроновой веревки, завязал один конец за трубу в туалете и, как альпинист, спустился из собрания на землю.

«Свобода нас примет радостно у входа». Принял охранник, ткнув стволом автомата в бок.

— Руки на стену! — прорычал.

— Земляк, — попросил Кобзев, — будь человеком.

И честно рассказал о рыбалке, друзьях, жене.

Охранник оказался человеком.

— Хрен с тобой! — отпустил. — Рви. Но извини, братан, очередь поверх чердака дам.

Поехал Кобзев на озеро. Карась, надо сказать, исключительно зверски хватал в тот раз. Только успевай закидывать да снимать «лаптей» с крючка. Одна беда — у Кобзева или от пуль, что прошли впритык «чердака», или жена-подлюка наворожила, живот расстроился, как из пушки. А ловили с лодки… До берега метров сто… Так что большую часть клева в кустах просидел…

Посланники Шпака вырвали Яновского из лап эскулапов, щедро подмазав их долларами. Загипсованного по рукам и ногам Яновского в пять утра внесли на сцену и положили на стол президиума, перед микрофоном.

— Я за Шпака, — еле слышно сказал уважаемый акционер. — Сдох нуть спокойно не дадите.

— Если больной шутит, значит будет жить, — весело сказал Шпак. И пригласил всех в дискотеку поужинать, а заодно и позавтракать по случаю избрания нового директора…

Иван Попелышко не принял приглашения. В процессе нудного ожидания переломного момента от переломанного акционера забрел в спортзал и присел на маты. Потом прилег…

— Ни одна падла не разбудила! — ругался позже Иван. — Только техничка в девятом часу!

«Смирнова» к тому времени акционеры, конечно же, прикончили подчистую. Как, впрочем, и все остальное.

А блинов с икрой в тот раз вообще не подавали.

НОВЫЙ НЕРУССКИЙ

Я теперь тоже не баран чихнул. Я теперь новый нерусский, так как мать у меня татарка, отец — украинец, а сам я на пиво, сигареты и сто грамм из семьи — ни грамма. Зарабатываю бизнесом. Специализация — добыча и реализация металла.

Предпринимательствую без отрыва от производства. Да и как разорвать пуповину с заводом, когда металлодобывающая промышленность на территории находится, где я и промышляю по всем углам. Это раньше на заводской свалке горы добра высились до небес. Тащи — не хочу! Да кто же знал, что этот хлам может понадобиться? Жили, про завтра не думали. Зато сейчас на свалке гвоздя ржавого не осталось, а по территории стая шакалов-металлоискателей рыщет, где бы ухватить меди кусок, титана пруток, латуни шматок.

Тот же титан взять. Я еще когда старым нерусским был, читал, что в Японии за 10 титановых лопат компьютер дают. Компьютер мне, как зайцу подфарники, но нет бы эту огородно-ракетную валюту сундучить на всякий случай, я лопаты, таская с завода, родным-знакомым направо-налево раздавал. Девиз: «Тащи с завода каждый гвоздь — ты здесь хозяин, а не гость!» — претворял на всякую ерунду. Один раз чуть из-за пустяка жизни не лишился. Подвернулся кусок поролона. В кулацком хозяйстве все сгодится. Обмотался, как простыней, сверху полушубок надел. Иду — и вдруг сердце начало отказываться работать в обмотанных условиях. До проходной еще метров триста, а я уже готов боты отбросить, прямо скоропостижная клиническая смерть начинается. Поролоном, оказывается, только врагов пытать: душит, как удав. Начал я удавку рвать с груди и остального тела, жить-то охота. Сорвал, выбросил. Но потом, отдышавшись, думаю: э, нет, фиг вам, дорогие товарищи, зря умирал что ли? В цехе, что рядом с проходной, опять обмотался, и как раз хватило времени выскочить за вертушку до начала отбрасывания бот.