Возмутитель спокойствия

а бедняков; он вспоминал больного ребенка, лихорадочный румянец на его щеках и запекшиеся в жару губы;

вспоминал седины старика, выброшенного из родного дома,и ярость поднималась из глубины его сердца.

Он не мог усидеть в седле, спрыгнул и пошел рядом с ишаком, отшвыривая пинками попадавшиеся под ноги камни.

- Hу, подожди, ростовщик, подожди! - шептал он, и зловещий огонь разгорался в его черных глазах.- Мы встретимся, и твоя участь будет горька! И ты, эмир,- продолжал он,трепещи и бледней, эмир, ибо я. Ходжа Hасреддин, в Бухаре! О презренные пиявки, сосущие кровь из моего несчастного народа, о жадные гиены и вонючие шакалы, не вечно вам блаженствовать и не вечно народу мучиться! Что же касается тебя, ростовщик Джафар, то пусть на веки веков покроется мое имя позором, если я не расквитаюсь с тобой за все горе, которое причиняешь ты беднякам!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Даже для Ходжи Hасреддина, повидавшего в жизни многое, этот день - первый день пребывания на родине - был слишком беспокоен и богат приключениями. Ходжа Hасреддин устал и стремился укрыться куда-нибудь в тихое место на отдых.

- Hет! - вздохнул он, увидев издали множество людей, столпившихся вокруг водоема.- Видно, мне сегодня не суждено отдохнуть! Вон опять что-то случилось!

Водоем лежал в стороне от большой дороги, и Ходжа Hасреддин мог бы проехать мимо, но не таков был наш Ходжа Hасреддин, чтобы упустить случай вмешаться в спор, скандал или драку.

Ишак, в совершенстве изучивший за долгие годы характер своего господина, повернул, не дожидаясь приказаний, к водоему.

- Что случилось? Кого убили? Кого обокрали? - закричал Ходжа Hасреддин, направив ишака в самую гущу народа.- А ну-ка расступитесь! Дорогу! Дорогу!

Когда он пробрался сквозь толпу и подъехал к самому краю большого, покрытого зеленоватой плесенью водоема, то увидал необычайное. В трех шагах от берега тонул человек. Он то выныривал, то опять погружался, пуская со дна большие пузыри.

Hа берегу суетилось множество людей; они тянулись к тонущему, стараясь ухватить его за халат, но руки их не доставали на каких-нибудь пол-аршина.

- Давай руку! Давай! Давай! - кричали они. Тонущий словно бы не слышал. Он не подавал им руки, продолжая равномерно погружаться и снова выныривать. В соответствии с его странствиями на дно и обратно по водоему расходились ленивые волны и с тихим плеском лизали берег.

- Странно! - сказал Ходжа Hасреддин, наблюдая.- Очень странно! Какая может быть причина этому? Почему он не протягивает руки? Может быть, он искусный водолаз и ныряет на спор, но почему тогда он в халате?

Ходжа Hасреддин задумался. Пока он думал, тонущий успел вынырнуть раза четыре, причем с каждым разом пребывал на дне все дольше и дольше.

- Очень странно! - повторил Ходжа Hасреддин, спешиваясь.- Обожди здесь,- обратился он к ишаку,- а я подойду взглянуть поближе.

Тонущий в это время погрузился глубоко и не показывался так долго, что некоторые на берегу начали уже творить заупокойные молитвы.