Шашлык на свежем воздухе

Мы крепко держали Рецептера. Ему пришлось выложить двугривенный.

Скоро по общежитию распространился слух, что в комнате 232 можно курить, ругаться и даже лежать на кроватях — за плату. К нам потянулись любопытные. Сначала они курили, потом расплачивались, потом начинали ругать нас. Совершенно искренне. И довольно энергично.

Мы вынуждены были дописать в прейскурант два пункта: за тушение окурков в обеденной посуде и нанесение обитателям комнаты оскорбления действием.

Самым прибыльным посетителем был кочегар дядя Граня. Он приходил, выкладывал на стол целковый и крыл нас на все, без сдачи. Напоследок дядя Граня еще плевал на пол за особую плату.

Через месяц, в день рождения Жоры Виноградова, мы разбили копилку.

В ней оказалось 34 рубля 65 копеек, три пластмассовые пуговицы и одна металлическая шайба. На всю сумму мы купили вина и закусок. В этот день курили в комнате, не очень следили за чистотой своей речи и даже лежали на постели в ботинках.

Наутро снова повесили прейскурант. Карающие ставки увеличили вдвое.

ТОВАРИЩЕСКАЯ ВСТРЕЧА

— Еще раз напоминаю, бой показательный, — сказал тренер. — Что такое показательный? Расшифровываю. Противники имитируют отдельные удары и комбинации, не нанося друг другу фактического ущерба. Короче, встреча товарищеская. Ее внешняя цель — продемонстрировать технику и пощекотать нервы зрителям. Ее высокое, так сказать, назначение — популяризировать бокс как вид спорта и привлечь к нам в секцию свежие силы первокурсников.

Тренер у нас был теоретик. Любил пофилософствовать.

Мы с Борькой договорились проще.

— Кинем показуху, — сказал Борька. — Не будем уродоваться.

— Сымитируем, — кивнул я.

— Ты свой коронный проведи пару раз, — сказал Борька. — Понарошке. На него клюнут. А я свой проведу. Договорились?

— Железно, — сказал я.

Спортивный вечер подходил к концу. На сцене соорудили ринг. Тренер остановился возле кулисы и объявил, что направо, дескать, боксер такой-то, а налево такой-то.

Затем прозвучал гонг и мы сошлись на середине.

Я сделал несколько обманных движений и красиво помахал кулаками перед Борькиным носом.

Он отпрыгнул в сторону и слегка толкнул меня в плечо.

Я помог себе пяткой и эффектно отлетел на канаты.

— А-ах! — дружно выдохнул зал.

Тогда я тигром кинулся на Борьку и классически провел коронный. Борька очень правдоподобно растянулся на ковре.

— Раз! Два! Три! Четыре! — махал рукой тренер. На счете «пять» Борька шевельнулся, приподнял голову и снова уронил.

«Ну, артист!» — подумал я.

— Восемь! — крикнул тренер, и Борька встал на дрожащие ноги.

Я опять метнулся к нему, делая вид, что хочу добить. Борька испуганно шарахнулся в угол.

— Молодец! — шепнул я и затеял длинную комбинацию, со свистом рассекая воздух над Борькиными ушами.

И тут он неожиданно провел свой коронный. Но не понарошке. У меня перехватило дыхание. А подлец Борька, не заметив ошибки, ловко влепил мне под глаз и еще в челюсть.

Я повис на канатах уже всерьез. Он ураганом бросился в атаку. Я сделал умоляющие глаза. Но куда там! Борька двумя ударами расквасил мне губы.

В это время, слава богу, ударил гонг и первый раунд кончился.

«Ах, змей! — думал я в перерыве, сморкаясь и отплевываясь. — Ну, погоди же! Я тебе устрою «для вида»! Я тебе покажу «не будем уродоваться»!

И как только мы опять вышли на середину, я старательно прицелился и расплющил Борьке нос.

Он кровожадно замычал и хватил меня по уху.

Я прижал его к канатам и сравнял все выступы на физиономии.

Борька, обезумев, полез в ближний бой.

— Ты чего?! — прохрипел он и своротил мне скулу.

— А ты чего?! — ответил я и влепил ему под ложечку.

Когда закончился раунд, мы не слышали. Мы яростно катались по рингу и рычали, кусая друг друга за перчатки…

С тех пор я больше не «кидаю показуху». И если предстоит товарищеская встреча, я подкарауливаю противника в раздевалке и говорю:

— Считаю своим долгом предупредить вас, что драться буду честно и самоотверженно. Опасайтесь моего левого крюка — особенно правого завершающего — снизу в подбородок. Будьте здоровы, товарищ. Ни пуха, ни пера!

ШИЛО НА МЫЛО

— Стой! — сказал вахтер. — Что в мешке несешь?

— Мыло, — сознался я.

— Тогда ничего, — помягчел вахтер. — Ступай с богом. Вот если бы шило…

— Что вы! — сказал я. — Разве мы не понимаем. Шило в мешке не утаишь.

— От меня, дорогой товарищ, и мыло не утаишь, — сказал вахтер. — Но только я за это не переживаю. Раз у тебя мыло, иди спокойно. Мыла мне не жалко. У нас тут никому мыла не жалко. Потому, мыло у нас — предмет производства. Мы его вырабатываем. Но если ты, к примеру, в другой раз шило попрешь, я тебе спуску не дам. Потому, шило у нас дефицит. Оно у нас средство производства. А мыло ты неси на здоровье. Хочешь, с хлебом его ешь, хочешь, так кушай.

Я вышел из проходной, свернул за угол. Здесь меня дожидался знакомый парень.

— Ну, как? — спросил он.

— Есть такое дело, — сказал я. — А у тебя?

— Порядок! — мигнул он.

И мы сменяли шило на мыло.

— Интересно, как тебе удается? — сказал я. — Такой дефицит.

— Шило-то? — спросил он. — Да господи! Кто у нас их считает. Собственная же продукция. Хоть возом вези. Вот с мылом у нас, действительно, строго…

КАК Я СТАЛ ПОЭТОМ

— И все стихотворения? — спросил редактор, прищурившись на рукопись.

— Есть и поэмы, — сказал я.

— М-да, — редактор взвесил папку на ладони. — Килограмма четыре?

— Пять двести, — уточнил я.

— Здоровье, однако, требуется, — вздохнул он.

— На здоровье не жалуемся, — ухмыльнулся я.

— Это заметно, — грустно сказал редактор.

Он вытянул страничку из середины рукописи и углубился в чтение…

Потом достал вторую. Потом третью.

— Что ж, — сказал редактор. — В общем, стихи. Гладкие и… как говорится, соответствующие. Налицо и рифмы, и содержание. Но, если откровенно, никакие это, конечно, не стихи. И вы никакой не поэт. Извините, но с вашими данными я бы занялся чем-нибудь другим.

— Чем же? — повесил голову я.

— Ну… классической борьбой, например, — сказал он.

— Вы думаете, получится? — спросил я.

— Уверен, — сказал редактор.

Он вышел из-за стола и попросил меня согнуть руку.

Я согнул.

Редактор осторожно потрогал пальцем бицепс и даже зажмурился.

— Больше чем уверен, — сказал он. — У вас — редкий талант.

В тот же день я купил две трехпудовые гири и начал тренироваться. А скоро записался в секцию. Тренер после первого знакомства стал, здороваясь, протягивать мне две руки, сложенные вместе. Он тоже подтвердил присутствие у меня редкого таланта. Особенно после того, как я надолго вывел из строя трех сильнейших перворазрядников и одного мастера. Правда, я вывел их не по правилам, что несколько огорчило моего учителя.

— Ну, ничего, дарагой, — сказал он. — Техника — это дело наживное. Сегодня нэт, завтра нэт, послезавтра есть.

Мало-помалу я действительно ею обзавелся. И с тех пор не знал поражений. Всех противников я клал исключительно на лопатки. Всякие там «очки» — это существовало не для меня. В газетах так и писали: «Его стиль — только на лопатки».

И, наконец, пришел день, когда я победил неоднократного чемпиона и призера, знаменитого и прославленного Подбаобабова. Я победил его очень убедительно. За три секунды. С ковра он вставал потом восемь минут. Но все было по правилам.