Дневник незначительного лица (Самое смешное)

Он, по-видимому, совсем оправился и стал посмеиваться над тем, что мы метим воротнички. Я спросил, нет ли известий от Тамма, и он ответил отрицательно. Я сказал, что ни за что бы не поверил, что Тамм может себя вести столь не по-джентльменски. Туттерс сказал:

— Это еще очень мягко сказано. По-моему, он вел себя, как хам.

Едва слова эти слетают с его уст, как открывается дверь, Тамм просовывает голову и спрашивает:

— Можно войти?

Я ответил:

— Разумеется.

Кэрри вставила ядовито:

— Как же, ведь вы здесь совсем чужой.

Тамм сказал:

— Да, знаете, мотался две недели целых в Кройдон и обратно.

Туттерс, я это видел, весь кипел, и наконец он яростно накинулся на Тамма за его поведение в позапрошлую субботу. Тамм, кажется, удивился, он сказал:

— Как! Я ж вас известил письмом, что встреча «переносится и переносится надолго».

Я сказал:

— Однако я его не получил.

Тамм повернулся к Кэрри и сказал:

— Как видно, адрес был спутан, э, миссис Пушер?

Туттерс как отрезал:

— Сейчас не время шутить. Я тоже не получал никакого известия о том, что встреча переносится.

Тамм ответил:

— В моем письме я просил Путера вас известить, я был в ужасной спешке. Впрочем, я наведу справки на почте, а мы уж непременно снова встретимся у меня в доме.

Я выразил надежду, что на сей раз он будет присутствовать на нашей встрече. Кэрри так и покатилась со смеху, и даже Туттерс улыбнулся.

10 ФЕВРАЛЯ.

Суббота. Моим пожеланиям вопреки, Кэрри склонилась на уговоры Люпина покататься вечером в его двуколке. Я решительно не одобряю езды в субботу, но не желая доверить Кэрри Люпину, вызвался тоже ехать. Люпин сказал:

— Очень мило с твоей стороны, папан, но только это ничего, если ты сзади посидишь?

Люпин по-прежнему щеголяет в ярко-голубом пальто, которое велико ему до ужаса. Кэрри сказала, что надо бы его как следует убавить на спине. Люпин возмутился:

— Вы кучерского пальто что ли никогда не видели? В других никто не ездит.

Впредь он может надевать на себя все, что ему заблагорассудится, ибо я больше в жизни никогда с ним не поеду. Он вел себя ужасно. Когда мы проезжали мимо Арки на Хайгейте, норовил обогнать всех и вся. Почтенным людям, мирно проходившим по дороге, орал, чтобы те «побереглись»; стегнул лошадь одного пожилого господина, ехавшего верхом, так что та встала на дыбы; и поскольку я ехал задом наперед, мне приходилось любоваться буянами, погонявшими ослом, которых Люпин попотчевал такой шуткой, что те повернули и преследовали нас чуть ли не милю, выкрикивая сальные шутки и грубо хохоча, не говоря уже о том, что время от времени они в нас запускали апельсинной кожурой.

Извинение Люпина — что мол даже и сам принц Уэлльский принужден бы был мириться с тем же, буде он угодил на Дерби, — явилось слабым утешением и для меня и для Кэрри. Вечером заглянул Фрэнк Матлар, и Люпин ушел вместе с ним.

11 ФЕВРАЛЯ.

Отчасти беспокоясь о Люпине, я собрался с духом и переговорил о нем с мистером Джокером. Мистер Джокер, как всегда, был добр ко мне, и я рассказал ему все-все, включая вчерашнее приключение. Мистер Джокер отвечал любезно:

— Не стоит вам тревожиться, мистер Путер. Не может сын таких почтенных родителей свернуть на дурную дорожку. Вспомните, он еще так молод, скоро он повзрослеет. Я желал бы, чтобы мы ему подыскали место в нашем учреждении.

Участие этого доброго человека снимает груз с моей души. Вечером явился Люпин.

После нашего легкого ужина он сказал:

— Любезные мои родители, у меня есть новость, которая, боюсь, вас потрясет.

Я почувствовал, как сердце у меня уходит в пятки, но не сказал ни единого слова. Люпин продолжал:

— Вы огорчитесь, да, я уверен, вы огорчитесь. Но сегодня я навеки распростился со своим пони и с двуколкой.

Кому-то, возможно, это показалось бы глупостью, но я до того обрадовался, что гут же откупорил бутылочку портвейна. Тамм подоспел как раз вовремя, принес с собой большущую литографию с изображением бесхвостого осла и прикрепил к стене. Далее он извлек из кармана несколько самостоятельных хвостов, и остаток вечера мы посвятили попыткам с завязанными глазами прикрепить хвост на подобающее ему место. Когда я ложился спать, у меня положительно болели бока от смеха.

12 ФЕВРАЛЯ.

Вечером я имел разговор с Люпином относительно его помолвки с Дейзи Матлар. Я спросил, имеет ли он о ней сведения. Он ответил:

— Нет. Она пообещала этому старому хрену, своему отцу, что не будет со мной встречаться. Конечно, я видаюсь с Фрэнком Матларом; он, собственно говоря, обещал, что заглянет сегодня.

Фрэнк заглянул, но сказал, что не может остаться, его ждет на улице приятель, Марри Шик. Он прибавил, что этот Марри — настоящий туз. Кэрри сказала Фрэнку, чтобы он его к нам пригласил.

Он зашел, и в ту же самую минуту зашел Тамм.

Мистер Марри Шик был рослый толстый молодой человек, очевидно, весьма тонкого складу, ибо скоро он признался, что ни за что не сядет в кэб и вообще никакого экипажа не займет прежде, чем извозчик сядет на козлы с поводьями в руках.

Тамм, будучи ему представлен, с обыкновенным своим отсутствием чувства меры и такта, спросил:

— «Шик, шляпы по три шиллинга» вам не родня случаем?

Мистер Шик ответил:

— Да. Но, прошу учесть, сам я не примеряю шляп. Я лишь косвенно причастен к делу.

Я сказал:

Мистер Марри Шик

— Я сам бы от такого дела не отказался.

Мистер Шик был кажется польщен и длинно, но необычайно интересно поведал о чрезвычайных трудностях изготовления дешевых шляп.

Марри Шик был, очевидно, весьма близко знаком с Дейзи Матлар, судя по тому, как он о ней говорил; Фрэнк даже подмигнул Люпину и сказал, хихикнув:

— Смотри! Как бы Шик тебя не обставил!

Когда все ушли, я напомнил Люпину об этой рискованной беседе. И Люпин ответил саркастически:

— Тот, кто ревнует, себя не уважает. Тот, кто станет ревновать к такой туше, как этот Шик, достоин лишь презрения. Я знаю Дейзи. Она и десять лет меня прождет, ведь сказано тебе; да если надо, она и двадцать лет меня будет дожидаться.

Глава XVI

Мы теряем деньги, вложенные по совету Люпина, равно как и Туттерс. Марри Шик помолвлен с Дейзи Матлар

18 ФЕВРАЛЯ.

Кэрри несколько раз в последнее время обращала мое внимание на то, как редеют волосы у меня на макушке, и советовала к ним приглядеться. Сегодня утром я и пробовал их рассмотреть с помощью ручного зеркальца, как вдруг задел случайно локтем за угол стола, зеркальце упало и разбилось вдребезги. Кэрри стала убиваться, она у меня суеверна до нелепости. А в довершение бед, большая моя фотография в гостиной упала ночью со стены, и треснуло стекло.

Кэрри сказала:

— Попомни мои слова, Чарлз, случится какое-то несчастье.

Я ответил:

— Ну что за глупости, лапка.

Вечером Люпин пришел домой рано и, кажется, несколько возбужденный.

Я спросил:

— Что случилось, мальчик мой?

Он долго мялся и, наконец, ответил:

— Помнишь ты «Хлораты Парашика», я еще вам присоветовал вложить в них двадцать фунтов?

Я сказал:

— Да, и с ними все в порядке, я надеюсь?

Он ответил:

— Как бы не так! Ко всеобщему удивлению, они потерпели полный крах.

У меня прямо дух перехватило, я ни слова не мог вымолвить. Кэрри на меня взглянула и сказала:

— Ну? А что я тебе говорила?

Немного погодя Люпин прибавил:

— А вообще вам повезло. Меня вовремя предупредили, ваши я сразу сбыл и аж два фунта успел за них урвать. Так что вы легко отделались.

Я вздохнул с облегчением. Я сказал:

— Я не настолько оптимист, чтобы поверить в твои предсказания, будто я верну вложенные деньги в семикратном, в восьмикратном размере. И два фунта вовсе недурной процент дохода за столь краткий отрезок времени.