Остап Бендер — агент ГПУ

А тут приходит Бендер с молочником Фаберже! И он увидел еще туманно путь, если не к спасению, то с целью оградить себя от напасти.

Вот почему он, увидев дорогостоящее изделие на своем столе, громко приказал секретарше:

– Меня нет! Ни для кого нет! – И к Остапу: – Кто знает, что молочник найден?

– Никто, никто, Семен Гаврилович. Я и мой эксперт.

– Это хорошо, – открыл он сейф и извлек оттуда рисунок натюрморта с этим молочником.

Лоев, как уже говорилось, по памяти нарисовал три экземпляра. Один такой рисунок следователь Доменко унес своему начальнику. И тот сейчас сравнивал его с настоящим изделием, доставленным ему Бендером.

– Он, он, Семен Гаврилович. Смотрите, – перевернул Остап молочник и показал на его донышке букву «Ф» – И на чашечках такие же буквы, – показывал Бендер Шаврову донышки их.

– Очень хорошо, Остап Ибрагимович, значит, кроме вас и вашего эксперта никто?

– Никтошеньки, Семен Гаврилович. Зачем же это знать кому-то, – заверил Остап.

– Упакуйте все так. Чтобы не повредилось.

– Конечно, конечно, Семен Гаврилович, – начал заворачивать изделия в тряпочки и мохнатое полотенечко.

– Вот и ладно, Остап Ибрагимович, – взял осторожно драгоценнейший сверток Шавров и положил его в сейф, закрыл дверцу и повернул трижды ключ замка.

Все действия Киевского начальника ОГПУ Бендер наблюдал с интересом и в то же время с непониманием к чему, когда, глубоко вздохнув, как после тяжелой работы, Шавров сказал:

– Мы вас оформим вольнонаемным сотрудником ОГПУ, согласны?

– Еще бы! – воскликнул Остап, вставая.

– Сидите, – приказным тоном произнес гэпэушник и поднял трубку телефона: – Соколенко, сейчас прийдет к тебе Бендер, оформи его нашим вольнонаемным сотрудником. Что? Никаких сложностей, оформить и точка! – бросил трубку Шавров. – Ясно? – уставился он на Остапа.

– Так точно, Семен Гаврилович, – встал и вытянулся по-военному Бендер. – Удостоверение мне выпишут, Семен Гаврилович?

– Как положено, присядьте еще, Остап Ибрагимович, – указал жестом руки на стул Шавров.

– Спасибо за доверие, уважаемый Семен Гаврилович.

– Доверие надо не только заслужить, Остап Ибрагимович, но и закрепить его в дальнейшем. Вы что-то хотели мне сказать? Или я ошибаюсь?

– Да, Семен Гаврилович, как вам известно, мое открыточное производство сократилось, поэтому ушли и…

– Ушли и доходы, как я понимаю.

– Так точно, Семен Гаврилович, – тяжело вздохнул Остап. – Мое добровольное общество археологов, как известно, не приносит должной прибыли. Членские взносы – это мизер. А поездки к месту раскопок требуют затрат. Поэтому прошу вашей помощи, чтобы открыть таксомоторный парк, – выпалил Остап.

– А что, можно, ищите место, где, что и как, дадим указание нужным инстанциям, чтобы без проволочек.

– Вот славно, вот славно, Семен Гаврилович, вот спасибо, – вскочил Остап.

– И что, сам будете руководить этим таксомотором?

– О нет, я не спец, у меня есть автомеханик первого класса. Это наш шофер, на том «майбахе» помните, вам рассказывали о бандитском нападении на нас там, под Севастополем?

– Как же, благодаря чему вы спасли моего симферопольского коллегу и разоблачили бандитку в органах.

– Вот-вот, так этот водитель и возглавит наш таксомоторный парк, Семен Гаврилович.

– Наш?

– Да, наш… – запнулся Бендер.

– Уж не думаете, что я вступлю в пайщики вашего нового предприятия? – засмеялся Шавров.

– Вы меня великодушно извините, Семен Гаврилович, но вы… меня поймите правильно.

– Понимаю, тогда посмотрим что к чему.

– Мой автомеханик, Семен Гаврилович, непревзойденный мастер своего дела. Он поляк…

– Поляк? – удивился Шавров. – Это интересно, – хлопнул ладонью по столу он. – Поляк он, вы говорите?

– Поляк, – настороженно повторил Остап, не понимая еще хорошо это или плохо.

– И есть у него родственники за рубежом?

– Да, наверно, выясним это.

– Выясните, это интересно, очень интересно, Остап Ибрагимович. – Таксомоторный, так таксомоторный. Открывайте, поможем. Все. Свободны. Зайдите в отдел кадров к товарищу Соколенко, он скажет, что нужно для оформления вольнонаемным сотрудником ОГПУ. До свидания.

Распрощавшись с Шавровым и побывав у начальника кадров Соколенко, Остап вышел к машине, в которой с превеликим нетерпением ожидали его друзья.

– Ну, детушки! Ну, мои концессионеры! Ну, мои единомышленники! – затараторил Бендер, усаживаясь в машину. – Поехали, поехали, Адам, сейчас все расскажу. Мой визит в ОГПУ можно назвать великой сенсацией, Адам, открываем таксомоторный парк!

– Ну?! – вскочил Козлевич, резко затормозив ход автомобиля. – Таксомоторный?! Остап Ибрагимович?!

– Да, Адам Казимирович, подыскивайте место в городе для него, так как директором парка назначается Адам Казимирович Козлевич! – торжественно объявил Бендер.

– Остап Ибрагимович, Остап Ибрагимович! Остап Ибрагимович! – затараторил автомеханик, со слезой в голосе.

Остап и Балаганов с улыбками смотрели на него.

– Это такое же счастья, друзья, как покупка автомобиля моей мечты «фраскини изотты», ой, да еще больше, еще больше, друзья!

– Поехали, Адам, поехали, расскажу все по порядку в пути.

И Остап подробно, где надо немного приукрасил, поведал все о своем визите с молочником к Шаврову.

– Командор, а кто это такой вольнонаемный сотрудник ОГПУ?

– Да, Остап Ибрагимович, и я не знаю, что есть такие?

Остап рассмеялся и ответил:

– И я не знаю, меня пригласят и тогда все станет ясно, друзья.

– Интересно, если по справедливости.

– Конечно, братец Шура, – ведя автомобиль, согласился Адам.

У конторы их ждал бывший учитель рисования Семен Михайлович Лоев. После приветствия он сообщил, что ему повезло устроиться на работу воспитателем в детдом.

– И когда понадоблюсь для музея, Остап Ибрагимович, я к вашим услугам.

– Хорошо, договорились, Семен Михайлович, – пожал руку рисовальщику Остап, – Всегда милости просим.

На этом они и расстались. Войдя в контору, Бендер сказал своим компаньонам:

– Все, рисовальщик выбыл из игры с его молочником.

– С двумя чашечками, командор, – рассмеялся Балаганов.

– Надо как-то его отблагодарить, Остап Ибрагимович, – посоветовал Козлевич.

– Да, камрады, большую услугу он оказал нам, сам того не сознавая и не зная, конечно.

– И не догадывается, командор. Если по справедливости и надо как-то…

– Как-то не как-то, детушки, а уберем из музея его рисунок молочника и скажем, что мы его продали выгодно…

– Да, за сто рубликов, Остап Ибрагимович, как вроде заплатили тому воришке, как вы докладывали старшему гэпэушнику.

– Верно, командор, и я готов на эти затраты, – подтвердил эксперт.

– Договорились. На днях вручим ему честно заработанные сто рублей за натюрморт. Рисунок надо убрать из музея, камрады.

– На память о Фаберже, командор.

– Ох, этот царский Фаберже, погладил свои усы Козлевич.

– Да, окажись молочник подлинным творением Фаберже, этого царского ювелира, немцы, как я полагаю, не заплатили бы больше ста тысяч.

– Не заплатили бы, командор.

– Да, наверное, и меньше, Остап Ибрагимович, – кашлянул Адам.

– Так, где же наши заветные миллионы? Чтобы мотнуть в это самое Жанейро? Думайте, думайте, мои советчики, компаньоны, единомышленники, – заходил по комнате Бендер.

– Может, все-таки таксомоторный даст нам сумму, – вымолвил Адам.

– И я так думаю, командор.

– Это хорошо, что вы думаете и предполагаете, детушки мои, концессионеры, компаньоны, камрады, единомышленники и так далее… – засмеялся Остап. Но надо найти такое, чтобы не только миллионы получить, но иметь возможность с этими деньгами оказаться за рубежом.

– В этом самом Жанейро, командор.

– Да. Но вначале… вначале за рубежом, а уж потом и в Рио-де-Жанейро, как я говорил и говорю пока…

– Почему «пока», командор?

– Много сложностей, Шура и Адам.