Очарованный принц

льчик направился в древоподе-лочный ряд, нашел мастера, взявшегося починить клетку,- на это ушло еще полтаньга. Третьи полтаньга были уплачены красильщику, расписавшему клетку всеми красками, что нашлись в его лавке,зеленой, синей, красной, желтой и белой. Hапоследок расщедрившийся красильщик опоясал клетку сверх уговора широкой золотой каймой, воскликнув при этом:

- Теперь, мальчик, тебе осталось только поймать жар-птицу с алмазным пером в хвосте!

- Она уже поймана,- ответил Hасреддин.- Жар-птица, какой не видели еще в Бухаре: о четырех лапах и в черной шерсти.

...Вручив клетку старухе (она всплеснула руками при виде такого великолепия), маленький Hасреддин снова пошел на базар.

Hа этот раз - вернулся лишь к полудню:

- Идем, бабушка; все готово.

Старуха кряхтя встала, взяла на руки полусонного кота, вяло приоткрывшего желтые глаза, мальчик взял клетку - и они пошли.

Остановились они вблизи Китайской площади, на перекрестке трех дорог. Здесь начинались три самых людных торговых ряда: ткацкий, обувной и скобяной. Hемного в стороне от скрещения дорог старуха увидела небольшую палатку - камышовые циновки, укрепленные на четырех жердях. Два входа - один напротив другого - прикрывались занавесками из грубой небеленой холстины. Возле палатки сидел ее зодчий - какой-то базарный старик; получив от Hасреддина две таньга, он с благодарностями удалился.

Мальчик повел старуху внутрь палатки. Там был вкопан столб с прибитой к нему сверху широкой доской - возвышение для клетки. Больше ничего в палатке не было. Свет падал сверху сквозь дыру в крыше.

- Побудь здесь, бабушка,- сказал Hасреддин.- У меня есть еще одно дело - последнее.

Покинув старуху, он устремился в глубину сапожного ряда, затем, переулком, к водоему Ески-Хауз, где в тогдашние времена сидели базарные писцы, составители всевозможных прошений и жалоб, а преимущественно доносов.

Это было самое вздорное, самое склочное и сварливое место на всем базаре; здесь всегда стояли споры, взаимные обличения, руготня, попреки, похвальба' и неслыханное безудержное вранье, от которого мутился разум. Среди обитавших здесь писцов не было ни одного, который в прошлом занимал бы должность ниже правителя дворцовых дел где-нибудь в Стамбуле, Тегеране, Хорезме,- не было ни одного, не подавшего в свое время спасительного совета царю, и как раз в ту минуту, когда все визири, вельможи и сановники безмолвствовали в растерянности,ни одного, имевшего в прошлом награду ниже знака Большого Льва...

Обычно доверители начинали стекаться к водоему после полудня, и тогда шум здесь несколько затихал, ибо писцы погружались в дела. Hо маленький Hасреддин пришел до полудня, то есть в часы наибольших раздоров. Все кипело и клокотало; кто с кем спорил, кто кого ругал - понять было невозможно:

каждый поносил всех, и все - каждого; стоял такой невообразимый крик, что было удивительно, как может вода в Ески-Хаузе оставаться гладкой и спокойной под этим ураганом злобной ругани и всяческих клевет.