Вот в чем фокус

Если в книжке собраны юмористические рассказы — предисловие тоже должно быть не слишком серьезным. А еще лучше — смешным.

И вот я сел его сочинять — а ничего смешного в го­лову не приходит. Наоборот, одни грустные мысли. Например о том, что со дня публикации моего первого юмористического рассказика прошло уже тридцать лет. Я вспомнил тот далекий день. Разве мог я тогда по­думать, что выбираю профессию на всю жизнь?

Потом я стал вспоминать: а что было до того дня? Чем я увлекался? Мог ли я стать кем-то другим? Ко­нечно, мог. Не был я в детстве ни насмешником, ни остроумцем. Любил точные науки, больше всего — фи­зику. Кто же меня сбил с панталыку? Уж не учитель ли физики? Это был не совсем обычный физик. Учебный материал он перемежал с шутками и каламбурами. И трудно было порой понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно...

«...Тихо! Линзы! Линзы бывают выпукло-вогнутые, двояковогнутые и двояковыпуклые. Двояковыпуклая лин­за все удвоякивает и выпукляет... Если через систему линз посмотреть на что-нибудь маленькое — получится микроскоп... Если на большое — телескоп... А если на разное?.. Бинокль. Бинокль служит для отражения врага. Если в него смотрят правильно — враг уже близко... А если его перевернуть, враг окажется далеко-далеко, но, учтите, это только оптический обман... Если видите чужую беду — не переворачивайте бинокль. Не смотри­те через микроскоп на друзей, а через телескоп — на себя...

Несколько слов о вашем будущем с точки зрения оптики. Вам сейчас шестнадцать лет. Жизнь кажется вам прямой, бесконечной и светлой, как солнечный луч. А впереди, ребятки, такие хитрые линзы! Одних они выпукляют — и люди перестают узнавать своих в самый сильный бинокль. Других — удвоякивают. И думают эти люди двояко, и действуют двояко, к двоякой для себя выгоде. А для третьих главное — попасть в нужную линзу, а через нее — в подходящий фокус... Нет, это еще не фокус. Вот в чем фокус: несмотря ни на ка­кие линзы, пройти лучом через всю жизнь!..»

Кто-то, возможно, скажет: что за странные шутки! Странные-то странные, но ведь запомнились. А прочел бы он нам обычное наставление: будьте честными, прин­ципиальными... вспомнил бы я это через треть века? Вряд ли.

Да, юмор каким-то таинственным образом порою за­падает в душу глубже, чем то, что сказано на пол­ном серьезе. Тут какая-то загадка. Секрет. Фокус. В чем он? Не знаю, хоть и шучу уже тридцать лет.

Знаю только, что юмор зачем-то нужен людям. Как соль, как витамин. Если человека надолго лишить смеш­ного, а потом дать — он набросится на самую немуд­реную шутку, как зверь по весне на молодую траву.

Прочти мою книжку, дорогой читатель. Может, ты догадаешься?

Тогда напиши мне письмецо и объясни: в чем тут фокус?

Недавно на улице ко мне подошел незнакомый мо­лодой человек с дымящейся сигаретой в руке.

—   Простите,— сказал он.— Я впервые в вашем горо­де. Не посоветуете ли, куда я могу бросить этот окурок?

—   Вы согласны бросить его куда попало?— спро­сил я,— Или у вас более определенные требования?

Он подтвердил, что у него более определенные тре­бования.

—   Нет,— сказал незнакомец,— это меня не устраи­вает.

—   Тогда вот в тот бассейн с фонтаном.

—   И это не подходит.

—   Тогда пройдите к городскому пруду и бросьте туда. Там он будет живописно покачиваться на волнах.

—   Нет,— продолжал упрямиться незнакомец.

—   А,— догадался я,— наверное, вам нужна урна для мусора.

—   Да,— сказал незнакомец.— Но я плохо ориен­тируюсь в вашем городе. Где она находится?

—   Думаю, где-нибудь в центре,— предположил я.— В центре города наиболее нервная обстановка, там люди больше курят и потому больше нуждаются в урне для окурков.

—   Не могли бы вы показать мне дорогу в центр?

Долг гостеприимства вынудил меня не отказать ему в этой просьбе. Постепенно мы обошли весь центр. Мое самолюбие было несколько задето.

—   Можете мне не верить,— сказал я,— но я берусь доказать, что она действительно существует в нашем городе. Не исключено, что ее сделали передвижной и пе­ревели в один из новых районов, где временно могла сложиться обстановка более нервная, чем в центре. Сей­час выясним.

Из уличного автомата я позвонил в горсправку.

—   Скажите, пожалуйста, есть ли в нашем городе урна для мусора?

—   Одну минуточку,— извинилась девушка.— Сейчас справлюсь.

Вскоре она вернулась:

—   Да, есть. Но по вопросу ее точного нахождения у нас нет данных. Обратитесь в трест очистки.

Я обратился. Очистка ответила, что никаких спра­вок по телефону не дает.

—   Что ж,— предложил я незнакомцу,— мы пой­дем туда сами.

Когда мы вошли в помещение треста, у меня воз­никла остроумная мысль:

—   Раз уж мы здесь, зачем искать урну? Мы сда­дим окурок непосредственно по назначению.

—   Мы не принимаем мусор от частных лиц,— за­явил нам работник треста.— Сегодня вы придете с окур­ком, завтра — с бумажкой, послезавтра — с палочкой от эскимо. Впрочем, для гостя нашего города можно сделать исключение. Но трудность состоит в том, что у нас нет расценок на такую работу, как уборка од­ного окурка. Минимальная из существующих расценок относится к кубометру окурков.

Посовещавшись, мы с незнакомцем сложились на ку­бометр и в приподнятом настроении покинули трест очистки.

—   Любопытно,— сказал незнакомец, когда мы вы­шли на улицу,— куда все-таки бросают окурки жите­ли вашего города?

—   Не знаю,— ответил я.— Я не курильщик. Мо­жет быть, они ездят к вам?

—   Не думаю,— сказал он.— Наш город оснащен ур­нами точно так же, как ваш.

—   Откуда у вас тогда эта привычка,— удивился я,— бросать окурки непременно в урну?

—   Это не привычка,— ответил он.— Это мечта.

Во все времена были любители брать все, что плохо лежит. Вряд ли можно сказать, что сегодня таких людей стало больше. Но очевидно, что значительно больше стало вещей. В том числе и таких, котерые лежат плохо.

Как правило, хуже всего лежит государственное имущество. Неважно лежат некоторые товары в неко­торых магазинах самообслуживания. Кое-где на скла­дах неуверенно лежат запасные части.

На отдельных предприятиях исключительно неудач­но лежит промывочный спирт. Метиловый еще туда-сюда, а этиловый лежит очень плохо.

Каковы же перспективы?

С этим вопросом я обратился к одному моему зна­комому. Он усадил меня в кресло, которое плохо стояло (в его учреждении), под люстрой, которая плохо ви­села (там же). Включил магнитофон, который плохо лежал (в лаборатории зятя) и который сейчас лежал очень хорошо, на стеллаже, ранее плохо стоявшем (в той же лаборатории). Рядом с магнитофоном хорошо ле­жали собрания сочинений Дюма и Джека Лондона, ко­торые до этого плохо лежали в районной библиотеке, а в углу хорошо стояли лыжи, которые плохо стояли в однодневном доме отдыха. Были еще кое-какие вещи, прежде лежавшие, стоявшие и висевшие менее удачно.