Просто сказка... (СИ)

- Да ты не беспокойся, молодец, понапрасну, лучинка-от у меня заговоренная, огонек на ней ласковый, дальше отведенного ему места не спорхнет, - проговорила старушка, точно прочитав первую пришедшую в голову Владимира мысль.

Тот смутился, бестолково помахал руками перед собой, спрятал их за спину, затем, не зная, что еще сделать бестолкового, вернулся на прежнее свое место и постарался спрятаться, сам не понимая, почему, за Конька.

Некоторое время все молчали, затем Владимир, не удержавшись, осторожно выглянул и слегка толкнул Конька в бок.

- А кто это? - стараясь, чтобы его не услышали, шепотом произнес он.

- Кикимора, - просто ответил Конек.

- Кик... кикимора? - пробормотал Владимир, полагая, что ослышался.

- Ты, молодец, на уши туг, что ли? - в голосе старушки слышалась явная насмешка, но вовсе не злая, а какая-то подтрунивающая. - Прасковея я. По батюшке Ивановна. Так и зови, коли понадоблюсь.

- Так ведь кикимора, она же... это... - ошарашенно выдавил из себя Владимир и осекся, не решаясь продолжить.

- А что тут такого? - не обратив внимания на его слова, произнесла Прасковея. - Кто-то должен за домом блюсти, по хозяйству наблюдать? Да только какой же домовой согласится с Бабой Ягой якшаться? Вот и приходится. Потому, - без надзору надлежащего, любому дому разорение приходит.

- Ну и как она, я имею в виду, как хозяйка? - полюбопытствовал Конек.

- Как, как... Хозяйка как хозяйка, каких много... А впрочем, чего правду скрывать - без царя в голове. - Старушка при этом не переставала тянуть нить, а Владимир удивляться, как ловко у нее это выходит. - Ко всякому заморскому падка. Вот, надысь, приключилось... Раздобыла она на какой-то ярмарке горшочек, да не простой, а волшебный. Скажешь ему: "Горшочек, вари!" - он тебе и пойдет кашу готовить. Гречневую, с маслом. Двольная вернулась, сияла вся. Поставила посреди поляны, - вечер как раз о ту пору был - да и говорит: "Все, говорит, Прасковея, мы теперича с тобою на всю оставшуюся жизнь обеспечены и от работы избавлены. Сейчас, говорит, я тебя такой кашей угощу, что пальчики оближешь. И готовить, говорит, теперь у нас нужды никакой нету". Произнесла она слово волшебное, горшочек и начал. Поначалу-то оно ничего было, каша, действительно, замечательная, и сами ели, и народ лесной - всех угощали, без разбору. Да только спохватились: варить-то он варит, а останавливаться не думает. Потихоньку-полегоньку, смотрим, а уж каша-то по столу побежала, со стола на землю, а там, смотрим, уж и к лесу подбирается. Шум поднялся, зверье от напасти такой поглубже в чащу забиться устремилось. Мыши драпанули, даже и муравьи. Тут только и скумекали, что обмишурились. Слова-то обратного нам не ведомо...

- А слово это очень простое, - простодушно заметил Владимир. - Надо было сказать: "Горшочек, перестань!"

Старушка пожевала губами.

- Да нет, не похоже, иное слово сказано было. Точно, иное. На счастье наше богатырь мимо случился. Уж и не упомню, как звали. Сказал он что-то вроде "эх, ма", да как хватит по горшочку дубиною своею богатырскую, тот разом и прекратил. Потому как вдребезги.

- Или вот еще случай выдался. Сварила она раз зелье по рецепту из какой-то книги заморской. Уж не знаю, зачем оно надобно было, да только не задалось. Хотела она его поначалу вылить, а потом призадумалась: наварила-то цельный котел. Вот и пустила в дело: чем добру пропадать, хоть и неудавшемуся, лучше с пользой употребить. Взяла, да и навела чистоту - все, что можно, этим зельем и перемыла. А оно не то, чтобы совсем не удалось, - для предназначенного не удалось. А на пакость - это тебе пожалуйста.

Все, что она мыла, прямо как с ума сошло. Хотя ума-то, правду сказать, и не было. Ну какой, скажите на милость, у тарелки или кувшина ум? А тут как взбеленились. Дар речи обрели, понятие об себе соответствующее, ажно митинг устроили. Собрались на поляне перед избушкой, и ну орать: мы, мол, лучшей доли заслуживаем, мы, мол, сами хотим себе судьбу выбирать, кому служить, а кому нет, да мы, да мы...

В общем, гомонили без передыху, - им ведь ни отдыха, ни пищи не надобно, - пока не образовался у них вожаком ухват. Ты не гляди, что он размерами не больно вышел, голосом взял. Сам себя вожаком назначил, клич бросил, за лучшую жизнь, и повел всю эту толпу ее искать.

Однако, по причине полного, как выяснилось, незнания дороги, далеко они не ушли. Бродили тут кругами, время от времени останавливались, устраивали веча, как хорошо им будет в новой жизни, пели хором, невпопад. Так надоели - сил нет. И неизвестно, когда этому конец придет. Траву повытоптали, зверье и птиц пораспугивали.

А потом, глядим, то тарелочка, этак воровато выглянет из-за кустика, да в дом, на место прежнее, будто и не было нчиего. То чашечка... Так потихоньку-полегоньку и возвратились. Не все, конечно. Те, кто совсем от рук отбились, на большую дорогу, в разбойники подались. Атаман Ухват у них за главного. Да только чтой-то давненько о них не слыхать...

Пока Прасковея ведет свой рассказ, заглянем-ка мы в книгу С.В. Максимова "Неведомая, нечистая и крестная сила", чтобы получше ознакомиться с этим персонажем русского фольклора.

"Не столь многочисленные и не особенно опасные духи из нечисти, под именем "кикиморы", принадлежат исключительно Великороссии, хотя корень этого слова указывает на его древнее и общеславянское происхождение. На то же указывают и остатки народных верований, сохранившиеся среди славянских племен...

В иных избах кикимора живет охотнее в темных и сырых местах, как, напр., в голбцах или подызбицах. Отсюда и выходит она, чтобы проказить с веретенами, прялкой и начатой пряжей. Она берет то и другое, садится прясть в любимом своем месте: в правом от входа углу, подле самой печи. Сюда обычно сметают сор, чтобы потом сжигать его в печи, а не выносить его из избы на ветер и не накликать беды, изурочья и всякой порчи...

Изо всех этих рассказов видно лишь одно, что образ кикиморы, как жильца в избах, начал обезличиваться. Народ считает кикимору, то за самого домового, то за его жену (за каковую, между прочим, признают ее в ярославском Пошехонье, и в Вятской стороне), а в Сибири водится еще и лесная кикимора ? лешачиха. Мало того, до сих пор не установилось понятия, к какому полу принадлежит этот дух.

В вологодских лесах (напр. в отдаленной части Никольск у.) за кикиморой числятся и добрые свойства. Умелым и старательным хозяйкам она даже покровительствует: убаюкивает по ночам маленьких ребят, невидимо перемывает кринки и оказывает разные другие услуги по хозяйству, так что при ее содействии и тесто хорошо взойдет, и пироги будут хорошо выпечены и пр. Наоборот, ленивых баб кикимора ненавидит: она щекочет малых ребят так, что те целые ночи ревут благим матом, пугает подростков, высовывая свою голову с блестящими, навыкате глазами и с козьими рожками, и вообще всячески вредит. Так что нерадивой бабе, у которой не спорится дело, остается одно средство: бежать в лес, отыскать папоротник, выкопать его горький корень, настоять на воде и перемыть все горшки и кринки - кикимора очень любит папоротник и за такое угождение может оставить в покое.

Мифы о кикиморе принадлежат к числу наименее характерных, и народная фантазия, отличающаяся таким богатством красок, в данном случае не отлилась в определенную форму и не создала законченного образа. Это можно видеть уже из того, что имя кикиморы, сделавшееся бранным словом, употребляется в самых разнообразных случаях и по самым разнообразным поводам. Кикиморой охотно зовут и нелюдимого домоседа, и женщину, которая очень прилежно занимается пряжей. Имя шишиморы свободно пристегивается ко всякому плуту и обманщику (курянами), ко всякому невзрачному по виду человеку (смолянами и калужанами), к скряге и голышу (тверичами), прилежному, но кропотливому рабочему (костромичами), переносчику вестей и наушнику в старинном смысле слова, когда "шиши" были лазутчиками и соглядатаями, и когда "для шишиморства" (как писали в актах) давались (как напр., при Шуйских), сверх окладов, поместья за услуги, оказанные шпионством".