Жонглер с тиграми

Сегодня Шимла — столица штата Химачал-Прадеш, одного из самых красивых штатов Индии. Я поехал туда не в сезон — сыграть в игру «Агентская беседа». Дело в том, что вот уже несколько лет департамент туризма штата Химачал-Прадеш считался нашим клиентом, они открыли у нас счет, но забыли о нем, словно о зарытом кладе. Директор Департамента по туризму менялся трижды, и ни один из них не оставался в должности достаточно долго, чтобы вспомнить о нас. Наконец, они решили провести рекламную кампанию.

Я отправил своему партнёру-индийцу в Бомбей факс: «Только что обнаружил, что у нас есть счет Департамента Химачал-Прадеша по туризму, и что они намерены рассмотреть вопрос о сотрудничестве с несколькими рекламными агентствами. Срочно пришлите подкрепление».

Вместо ответа из Бомбея прибыл Мани Пиллаи из Мадраса.

С первой же минуты я понял, что он мечтает о карьере политика. Об этом говорило всё — то, как он пожимал руку, как держался, как то и дело упоминал имена известных лиц; все министры, казалось, были его одноклассниками, а Раджив Ганди — личным другом. Мани Пиллаи носил толстенные очки в черной пластмассовой оправе, и из-за мощных линз его глаза, казалось, были размером с устриц. Спереди он лысел, а сзади отращивал длинные волосы. И ещё он то и дело похохатывал, как будто замышлял какую-то каверзу.

— Последние пять лет я разрабатываю экономическую модель, которая произведет настоящую революцию в системе нашей страны, — гордо сообщил он за обедом (угощал он).

— А мне казалось, вы работаете в нашем агентстве в Мадрасе.

— Ну… да. И это тоже, — неохотно признал он.

Обедали мы в ресторане, расположенном на последнем этаже отеля в центре Дели [136]. Из окон открывался вид на залитую смогом столицу. А ко мне вернулась амёба, причем, поднимаясь в скоростном лифте, я явственно ощутил, что мой желудок оборвался в момент ускорения. Пришлось извиниться и отправиться искать туалет. Когда я попытался выйти из кабинки, оказалось, что дверь заело. Я взывал о помощи минут десять, а то и больше, хотя знал, что ресторан находится вне пределов слышимости. Так что я принялся биться об дверь и пинать ее, и в конце концов преуспел — выбил петли. Так, окно я уже как-то сломал, теперь вот дверь… Я понемногу становился профессиональным вандалом.

Я отсутствовал почти полчаса, но Мани всё ещё изучал меню. Мое долгое отсутствие его, похоже, не обеспокоило. Я тем не менее счел нужным объясниться:

— Я закрыл дверь в туалете так, что не сумел её потом отпереть.

— Зачем?

Интересный вопрос.

Но реакция Мани всегда была не вполне обычной. Во время обеда он ухитрился не ответить почти ни на один мой вопрос — старый трюк политиков! — зато очень подробно рассказал мне о своем проекте создания нового языка, который объединил бы страну [137].

— Понимаете, с английским языком связано слишком много негативных ассоциаций. Радж, угнетение и всё прочее. А теперь ещё и американский империализм. Я же пытаюсь создать нечто вроде эсперанто Шоу [138], но на основе санскрита. Хинди — это язык только части народа. А мой язык, — я ещё не придумал ему названия, — будет всеобщим.

После долгого обеда с Мани (вдобавок удлиненного моим заключением в кабинке) я знал взгляды Мани решительно на всё на свете, кроме одной лишь проблемы, а именно: как нам удержать контракт в Химачал-Прадеше.

— Может быть, поговорим о непосредственной проблеме, в связи с которой вы прибыли? — осторожно предложил я по дороге в офис.

— Вы про Химачал? А, не беспокойтесь. Это легче легкого. Будем представлять его так, как вы представляли бы Швейцарию — только без часов и швейцарской эффективности…

Прежде чем я ответил, он добавил:

— Послушайте, нельзя ли позаимствовать вашу машину на вторую половину дня? У меня назначена очень важная встреча с министром, которого заинтересовал мой экономический план.

К вящей досаде Джорджа и моей Мани завел обыкновение брать мою машину ежедневно, все дни, что он был в Дели. В результате мне пришлось каждый день или дожидаться его в офисе, или, если машина Умма была свободна, пользоваться ей. Я попытался предложить Мани брать машину Умма, но ему эта идея не понравилась.

— Странный человек этот мистер Мани из Мадраса, — заметил однажды Джордж по дороге в мой отель.

Вообще-то вряд ли стоило позволять Джорджу отзываться об одном из ведущих сотрудников фирмы в подобном критическом ключе, но любопытство взяло верх и я спросил:

— Что же в нем странного?

— Он постоянно говорит сам с собой. Я сначала думал, что он обращается ко мне, но он говорит не со мной. Он всё время разговаривает сам с собой.

— И о чем же он говорит?

— В основном он говорит на тамили, сэр, так что я его не понимаю. А когда он говорит на хинди, то это всё только о правительстве.

Как-то за обедом (опять очень долгим) Мани заявил:

— Похоже, бизнес у вас тут не слишком бурный. Вам нужны клиенты. Думаю, я могу вам помочь. Я учился тут в университете, и у меня есть очень хорошие связи.

Он занялся поисками новых заказов, а я и Кыш приступили к разработке химачальской кампании. От идеи «индийской Швейцарии» я отказался сразу и довольно скоро пришёл к идее сравнения красоты и покоя гор с адом городской жизни (в этом последнем вопросе я был уже большим знатоком). Например, одна из реклам изображала служащего в своем офисе, опутанного телефонными проводами и пытающегося говорить по нескольким телефонам одновременно. Фотография рядом показывала его же на лоне природы с удочкой в руках. Другая реклама представляла рядом фотографию битком набитого пригородного поезда — и супружескую пару, наслаждающуюся видами Шимлы из игрушечного вагончика очаровательной туристской узкоколейки. На третьей рекламе совершенно чёрному кадру с подписью «ОБЫЧНОЕ ОТКЛЮЧЕНИЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА» — как я уже говорил, повседневное явление в метрополисе, — противостояло романтическое изображение парочки на фоне заходящего солнца. Все фотографии «городского ада» были чёрно-белыми и нарочито зернистыми; «рай в горах» был в цвете.

— А что, мне нравится, — объявил Мани, даже не досмотрев все эскизы. — А если вдруг не понравится им, мы запросто сможем сбыть эту идею другому клиенту.

Передо мной отчетливо замаячило старое доброе «Хау! Нау! Вау!».

— Мне тоже кажется, что им понравится, — согласился я. — А если в городе произойдет какая-нибудь гадость вроде больших забастовок, биржевого кризиса или резкой нехватки воды, мы сможем быстро развить тему…

— Похоже, идей у вас достаточно, — заметил он. — Может, подкинете мне что-нибудь для рекламы акций? А то мне надо бы что-то им показать уже завтра.

— Простите, для чего?

— Ну, биржевые страницы. Самый писк, лёгкие деньги. В любой газете — некоторые объявления идут на целую полосу, — объяснил он. — А сейчас начинает раскручиваться золотодобывающая кампания из Ассама. Я думаю и сам прикупить немного их акций.

— Это для меня новая область. А что в них должно быть?

Он захлопал глазами.

— Как что — конечно, «Покупайте акции!»

Я подарил ему слоган «STRIKE IT RICH! [139]» Кроме того, я предложил ему наконец внести свою лепту в подготовку презентации кампании для Химачал-Прадеша.

— Мне кажется, я нашел совершенно новый подход, — сообщил Мани.

Я удивился.

— Так вы уже начали работу?

— Завтра покажу вам кое-какие наброски, — пообещал он.

Когда Сунь Цзы две с половиной тысячи лет назад писал свой знаменитый трактат «Искусство войны», он, верно, и не подозревал, что заодно сочиняет для Мани Пиллаи рекламу Департамента штата Химачал-Прадеш по туризму.