И петь нам, и весело петь ! (КСПшные анекдоты от Берга)
И петь нам, и весело петь ! (КСПшные анекдоты от Берга) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Рассказывает Александр Мирзаян:
-- В 197... году на фестивале в Минске сидевшие в жюри "представители инстанций" сняли с исполнительского конкурса участника, вышедшего с песней Б.Окуджавы и В.Берковского "Круглы у радости глаза...", так как им показались непатриотичными строчки "Не все ль равно, какой земли касаются подошвы..." Никакие объяснения и увещевания бардов и клубных активистов не помогли: "старшие товарищи" стояли на своем.
Первое место в данной номинации занял исполнитель известной песни на слова И.Бродского "Мне говорят, что надо уезжать..."
Чего не понять умом, того не понять. Мне, Бергу, остается лишь добавить, что несколькими годами раньше на Грушинском фестивале "зарубили" Александра Краснопольского из-за строчек его песни -- "Мы с тобою, как в далекой Стране Дураков, Собираем не то, что посеяли":
-- А Вы какую, собственно, страну имели в виду?
Поневоле задумаешься!
Высшее признание.
Рассказывает Борис Жуков:
-- 1983 год, февраль. II-й московский фестиваль. Идут первые месяцы правления Андропова, все начальники уже знают, что с них "спросят строго", но не знают, за что именно, и потому боятся абсолютно всего. Прежние литовки отменены, все тексты нужно литовать заново. Разумеется, никаких песен на бис, никакого пения в фойе, никаких стенгазет... И завершающий аккорд -организаторам фестиваля вручен список авторов, которые ни под каким видом, ни в каком качестве не могут быть допущены на сцену. Список открывается известными именами, а дальше идут фамилии клубного и даже кустового ранга -предмет начальством изучен хорошо.
Член оргкомитета фестиваля Саша Пинаев сообщает эту скорбную весть одному из фигурантов списка -- автору Валере Каминскому:
-- Валера, ну, ты не отчаивайся, мы будем добиваться, чтобы тебе дали выступить...
-- Пинаев, идиот, не вздумай! Этих фестивалей еще до хрена будет, а вот в один список с Лоресом и Мирзаяном я больше, может, никогда не попаду...
Классики всегда современны.
(Продолжает рассказ Борис Жуков.)
-- Чудовищная атмосфера сверхбдительности на фестивале словно нарочно провоцировала всевозможные инциденты. То публика как-то неадекватно реагировала на "Почтальонку", спетую впервые вышедшей на большую сцену Галей Мартыновой (ныне Хомчик). То по залу прокатывалось тихое шушуканье при виде невесть кем выпущенного на сцену Петра Старчика. Но это, оказывается, были еще цветочки...
Бомба взорвалась, когда на сцену вышла Наталья Пинаева -- жена вышеупомянутого члена оргкомитета. И чистым, звонким, наивным голосом объявила:
-- Стихи Роберта Бернса в переводе Маршака.
За тех, кто далеко, мы пьем,
За тех, кого нет за столом -
За славного Тэмми,
Любимого всеми,
Что ныне сидит под замком.
За тех, кто далеко, мы пьем,
За тех, кого нет за столом -
За Чарли, что ныне
Живет на чужбине,
И горсточку верных при нем!
Свободе -- привет и почет,
Пускай бережет ее разум,
А все тирании пусть дьявол возьмет
Со всеми тиранами разом!
В общем-то, для восторга зала и ужаса начальства хватило бы и этого. Но дальше пошло нечто вовсе несусветное:
Да здравствует право читать!
Да здравствует право писать!
Правдивой страницы
Лишь тот и боится,
Кто вынужден правду скрывать!
Зал уже подпевает, вернее, тихо подвывает от восторга. "Ответственные" сидят с кислыми мордами -- а поди придерись, стихи-то хрестоматийные, сто раз напечатанные...
Остается добавить, что в ту пору Наталья Пинаева была сотрудником Главного управления исполнения наказаний МВД СССР -- проще говоря, тюремного ведомства.
Текст и подтекст.
(Продолжает Борис Жуков.)
-- Но самым коварным и изощренным идеологическим диверсантом на том фестивале оказался Андрей Крючков.
Он вышел на сцену, спел какую-то вполне нейтральную лирику, ему столь же нейтрально похлопали. В конце концов он запел свою "визитную карточку" -"Новогоднюю" ("У хороших людей зажигаются яркие елки..."). И все бы ничего, но на последних двух строчках зал вдруг разразился торжествующим хохотом и аплодисментами. Граждане начальники тупо глядели в представленный на литовку текст (от которого Крючков, ясное дело, не отклонялся), силясь понять: чего это они все? Ну что тут такого:
Нехороших людей давно скушали серые волки,
И следы тех волков замело еще в прошлом году?
Откуда было гражданам начальникам знать, что уже не первый год на всех московских слетах и песенных посиделках эти строчки при повторе несколько видоизменялись:
Нехороших людей развезли давно черные "Волги",
А хороших людей "замели" еще в прошлом году...
Рождение имени.
Рассказывает Алексей Подвальный (Москва):
-- Во второй половине 60-х Юлий Ким, тесно связанный в то время с зарождающимся диссидентским движением, оказался без средств к существованию: из школы ему пришлось уйти, а от концертов ему настоятельно рекомендовали воздержаться.
В это время на него вышел режиссер саратовского ТЮЗа с предложением написать песни для спектакля "Недоросль". Ким, конечно, радостно согласился, но честно предупредил, что одна только его фамилия на афише может привести к закрытию спектакля.
-- Знаете что, -- сказал режиссер, подумав, -- возьмите псевдоним. Никаких хлопот это не требует, а начальству спокойнее.
На том и порешили.
Через некоторое время режиссер с уже готовыми песнями уезжал к себе в Саратов. Ким провожал его на вокзале ("Я пришел на вокзал Павелецкий..."). Все уже сказано, обо всем договорено...
-- Да, -- вдруг вспомнил режиссер,-- а псевдоним?
И тут Киму, блестящему импровизатору и тонкому стилисту, начисто отказала творческая фантазия.
-- Иванов, -- говорит Ким.
-- Нет! -- говорит режиссер. -- Ну что это за псевдоним?
Поезд трогается. Ким идет рядом с тамбуром, в котором стоит режиссер.
-- Петров.
-- Нет.
Поезд прибавляет ходу.
-- Сидоров.
-- Нет.
Ким начинает отставать.
-- Михайлов!
Режиссер понимает, что если он опять скажет "нет", следующего варианта уже не услышит.
-- Ладно. Михайлов!