Дорога в Гандольфо

и каждому из них крупное вознаграждение независимо от результата. Сорвать планы генерала будет нелегко, но вариант номер семь как раз разрабатывался с учетом всех трудностей.

Сэм должен первым добраться до офицеров. Он вселит в них сомнение относительно здравомыслия Хаукинза. В банде уголовников для мелкой сошки нет ничего страшнее мысли о том, что у их главаря не все в порядке с головой. Ведь отсюда следует, что он не в состоянии принимать правильные решения, как бы ни скрывал этого. Отсутствие же у него сметливости может укоротить жизнь на десять, а то и на двадцать лет. Да и как еще: мешок на голову, веревку на шею!

Задача Сэма упрощалась тем, что даже преступные элементы в Европе слышали о генерале-параноике, которого не так давно вышвырнули из Китая. И он решил, ознакомив предварительно офицеров со сложившейся ситуацией, выложить потом перед ними на стол свои главные козыри.

Главные козыри? Главней не бывает. Их ничем не побьешь!

В поезде по пути в Церматт он должен будет еще раз внимательнейшим образом проглядеть все документы, полученные в цюрихском банке, особенно трастовые счета, переписать номера, шифры и коды и затем внести их в семь карточек.

Потом, при встрече с семеркой, он вручит каждому по карточке с вписанными в нее необходимыми данными. Так что любой из них сможет тут же броситься в Цюрих и потребовать там свои денежки.

Каждого из них ожидает богатство! Просто так, ни за что.

План поистине гениален.

Джиованни Бомбалини, папа римский, вышел в свой любимый сад. Он не хотел никого видеть, а тем более с кем-либо говорить. Он был сердит на весь мир. Впрочем, не на весь - на свой мир. Когда же человек охвачен гневом, ему лучше всего предаться размышлениям.

Он вздохнул. Если уж быть до конца искренним с самим собой, то гневался он на самого Господа Бога. А это уже бессмыслица!

Джиованни поднял глаза на полуденные облака, и с губ его сорвался горестный шепот:

- Боже, за что?

Потом опустил голову и продолжил свой путь по тропинке. Лилии, в весеннем цвету, словно приветствовали жизнь.

Он не должен ее покинуть.

Только что врачи представили заключение консилиума. Это был смертельный приговор. Процесс угасания жизненных сил стремителен и необратим. Впереди оставалось лишь шесть-семь недель.

Смерть сама по себе не страшила его: разве это не избавление от тяжкого беремени? Жизнь есть борьба. Но борьба она или нет, он не успел консолидировать силы, которые смогли бы довести до конца задуманное им и Рончалли дело. Ему нужно больше времени, чем отпущено врачами. И еще он остро нуждался в поддержке со стороны высшего руководства, чтобы примирить враждующие группировки. Неужели Бог не может этого понять?

- О, возлюбленный мой Владыка, почему ты оставляешь мне так мало времени? Я обещаю тебе, что буду кроток и терпелив. У меня нет желания обидеть этого гнусавого попа... Извини, Всевышний, я подумал о кардинале и его банде прожженных воров... Боже великий, подари мне шесть месяцев! А затем