Мир Авиации 2001 01

Когда по укрепленным позициям немцев в районе совхоза имени 8-го марта работали штурмовики, два Ме-109 на бреющем прокрались над Балаклавской бухтой, зашли позади первой девятки и сбили один Ил-2. Мы видели это с командного пункта, где находились Василевский, Хрюкин и другие. Действиями штурмовиков с земли управлял Е. Савицкий, и я обратился к Хрюкину: «Тимофей Тимофеевич, я как представитель Главкома должен вмешаться в управление». Забрал у Савицкого микрофон и направил вторую девятку штурмовиков с левым разворотом навстречу «мессерам»: «Бейте!» Ведущий тут же подбил одного фашиста, тот перевернул самолет вниз кабиной, вывалился из нее и открыл парашют. Немец опустился на нашу пехоту, нам было хорошо видно, как одни бойцы его лупят, а другие рвут парашют на тряпки. С КП отправили за пленным машину, он оказался здоровенным рыжим детиной, и Савицкий тут же заявил:

— Это я его сбил, дайте расстреляю!

Мне стало смешно:

— Нет, Женя, так нельзя.

Савицкий летал великолепно, и организатор был отличный, но прихвастнуть любил страшно. Как-то он по ошибке перекрыл кран подачи топлива, и мотор остановился. Сел Савицкий в расположении своих войск, но всем рассказывал, что его подбили.

В предыдущем номере в статье о летчике Никите Саатчияне на с. 25 по вине редакции была допущена ошибка. Подпись под нижним фотоснимком следует читать так: «Никита Саатчиян (слева) и Константин Миткевич — инструкторы краснодарского аэроклуба имени Водопьянова. 1939 год. Форма персонала аэроклубов отличалась от формы ВВС лишь эмблемами в петлицах — самолетики вместо крылышек и пропеллера».

1944 год

В 1944 году американские «Летающие крепости» В-17, отбомбившись по целям на территории Венгрии и Румынии, садились на аэродромах в Полтаве * и Миргороде для заправки и пополнения боекомплекта. Что они там бомбили — нам было совершенно не ясно, и как-то раз Новиков отправил меня в Полтаву с поручением слетать на боевое задание в составе американского экипажа и самому разобраться в ситуации. Когда мой Пе-2 подошел к Полтаве, на посадку как раз заходили американцы, и я сделал над аэродромом несколько кругов. Смотрю, один В-17 прямо на рулежке останавливает моторы, из люков высыпает экипаж и бежит к городку. Позже выяснилось, что они всегда бросают самолет там, где их застало время обеда, и сломя голову несутся в столовую. В Полтаве американские экипажи, остававшиеся на отдых, веселились и пьянствовали вовсю.

С американским командованием я договорился быстро, с одной группой должен был лететь сам, со второй штурман, с третьей стрелок. В ночь перед вылетом не спалось, и тут постучал к нам в комнату полковник из СМЕРШа при Главном штабе ВВС. Я его хорошо знал.

— Надо поговорить.

— От экипажа у меня секретов нет, можно говорить при всех, — ответил я.

Тогда он спросил, есть ли у меня приказ Новикова на выполнение задания с американцами. Устное поручение-то у меня было, а вот письменного приказа — нет.

— Тогда, — говорит, — я лететь не советую. Если органы заинтересуются, чем объясните, что летали на американском бомбардировщике в Италию? Запросите приказ из Москвы.

Конечно, осторожный Новиков никакого приказа не отдал, и мой полет на американском бомбардировщике так и не состоялся.

На авиазаводах бывал довольно часто, поэтому познакомился со многими директорами и авиаконструкторами.

Как-то мне пришлось вылететь в Казань на завод, эвакуированный из Филей, за тремя новыми Пе-2 для Управления.

Директором по-прежнему был знакомый мне Окулов, он меня узнал и распорядился подготовить самолеты особым образом, отполировать обшивку, дополнительно отрегулировать двигатели. Машины получились прекрасные, максимальную скорость давали километров на 40 в час больше обычных. На одном из этих самолетов пришлось участвовать во Львовской операции.

Тогда я вел бомбардировочную дивизию на цель — танковое соединение в районе Броды. Сверкающий как зеркало Пе-2 привлек особое внимание немецких истребителей, и они навалились на нас со всех сторон. Первый «мессер» был сбит моим стрелком-радистом Великородным, второй — штурманом Владимировым, после чего ствол пулемета у штурмана перебило снарядом, а на хвосте висел уже третий «мессер».

— Стреляй ракетой, — скомандовал я штурману.

Он выставил ракетницу в форточку и пальнул в немца, тот от неожиданности задрал нос и тут же попал под очередь пулемета стрелка-радиста…

Летать во время войны в сложнейших метеоусловиях приходилось очень часто — для меня это было обычным делом. Когда бои шли уже в Румынии, Новиков отправил меня туда для подготовки бомбардировочных частей 17-й ВА. Над Москвой висела низкая облачность, и лететь в такую погоду не следовало. Но приказ есть приказ, и я поднял «Бостон» в воздух. На маршруте погода оказалась еще хуже, и весь путь от Москвы до Бухареста (а это почти две тысячи километров) пришлось вести самолет на бреющем. Дальше лететь было совсем уж невозможно, и я сел на аэродроме румынской столицы. Румыния тогда уже вышла из войны, радушный румынский полковник отвез нас в отель «Амбассадор», где я встретил знакомого мне еще по дням подготовки освобождения Севастополя поэта Сергея Михалкова. В Севастополе он и Эль-Регистан жили рядом с нами на Северной стороне в домике — должны были описывать бои, да что-то у них не получилось, они уехали. Михалков тут же стал звать меня в ресторан, но я хотел отоспаться, а вместо себя оставил ему своего штурмана Владимирова Петра Федоровича. Тот мог выпить хоть ведро — и ни в одном глазу.

* Здесь для обеспечения полетов американской авиации была образована 169-я авиабаза особого назначения, командовал АБОН ген. — м-р Перминов А. Р.

Продолжение следует.

Снова об Иване Федорове

Если наши узко-тематические издания по авиации все никак не отстанут от Бориса Сафонова, то широко-публичная пресса не перестает выдавать сенсации, и все об одном и том же герое — Иване Евграфовиче Федорове. Не пилот — диво дивное: «сбил 134 самолета противника, участвовал в 9 войнах, летал на 297 типах, получил высшую награду Германии из рук самого Гитлера за неделю до войны…» Хватит.

И плодятся публикации, как грибы после дождя. И откликаются ветераны, и всё непечатными выражениями.

Объяснение простое. В данном тяжелом случае налицо встреча двух устремлений: с одной стороны — желание героя рассказать о себе (а то еще не все знают), с другой — жгучее свербение у особо не вдающихся в предмет журналистов по поводу жаркого.

Однако в сложившемся симбиозе мы не склонны осуждать обе стороны. Отдавая должное действительным заслугам Ивана Евграфовича (а они есть — см. книгу Н. Бодрихина «Советские асы»), думаем все-таки, что заниматься героем — дело профессионалов от геронтологии, к коим мы не относимся. Что касается журналистов, то и у них есть «уважительная причина». Специфика их работы — ежедневный аврал. Куда там проверять-перепроверять!

Понятно, что такое грандиозное явление как пожелтение прессы нам не изменить, и мы выступаем только для того, чтобы сказать вам: если вы чуете лажу в публикациях про И.Федорова, то мы с вами одной крови. Если нет — думайте. Думайте головой. Ведь для чего-то она выросла! Думайте и присоединяйтесь к нам.

После публикации рецензии на книгу В. Цветкова «Воздушные перевозки Восточной Пруссии» в редакцию пришло письмо от шведского историка авиации Л. Андерссона, специализирующегося на русской и советской авиации.

Он не согласен со словами рецензии о том, что «… книга В. Цветкова является… оригинальным и достаточно серьезным трудом в российской авиационной историографии…» И, надо признать, приводит достаточно веские аргументы. «Целые большие куски, — пишет Л. Андерссон, — взяты из моей книги «Soviet Aircraft and Aviation 1917~1941», опубликованной еще в 1994 году…» Получается, что большая часть книги В. Цветкова — цельнодернутое у шведа.