История Авиации 2004 02

По всей видимости, на дивизионном КП обстановка в небе была не вполне ясной для офицеров наведения, а внезапно и, надо признать, достаточно резко изменивший направление полёта самолёт вероятного противника вскоре начал рассматриваться, как полноценное средство воздушного нападения, вышедший на боевой курс для фотографирования или удара по цели, которой вполне могла быть и столица Армении Ереван…

Практически сразу с КП поступил приказ: «201-й, цель уничтожить.».

Лаконично ответив: «Я — 201-й, понял. Цель уничтожить.», я вывел двигатель на форсаж и начал набирать высоту. Хотя американский самолёт был выше и шёл по прямой, а наша пара выполняла набор высоты, мы быстро сокращали дистанцию до цели, и потому, чтобы ненароком не проскочить, я начал постепенно прибирать обороты турбины. Набрав одинаковый с целью потолок, я вскоре зашёл в хвост четырёхмоторнику и, наложив маркер цели на его силуэт, открыл огонь на поражение. Хотя расстояние было ещё довольно большим, я заметил, как от цели в меня идёт трасса, затем ещё и ещё! «Отстреливается, сволочь», мелькнула мысль, и практически сразу тренированный мозг отметил, что трассы идут с недолётом и в меня попасть не должны. «Не успеет — словно кто-то спокойно сказал, сидя за спиной и тут же добавил, — не упусти».

Позже, анализируя кадры, зафиксированные бортовым фотокинопулемётом ФКП-2, мы поняли, что это были мелкие обломки, отлетавшие от цели, в которую один за другим ложились мои снаряды. Но тогда я уже не сомневался, что передо мной какой-нибудь новый стратегический бомбардировщик, идущий курсом на Ереван! Противника надо было уничтожить во что бы то ни стало! Передав по радио ведомому предупреждение, «Цель ведёт ответный огонь», я тут же отдал приказ: «Прикрой, атакую!».

Расстояние постепенно сокращалось, и я уже начал различать некоторые детали вражеской машины. Даю ещё очередь… Успеваю отметить, что мои трассы легли точно на крыло между правыми мотогондолами, вырвав несколько приличных обломков. Практически сразу же крайний правый двигатель хорошо задымил, выбросив плотный тёмный шлейф, который чётко отпечатался в прозрачном воздухе. Это было очень неплохо, так как после этого потерять цель уже было невозможно ни при каких манёврах, выполняемых её экипажем. Продолжая сближение, думаю, что после следующей мой очереди он точно должен начать падать и, начинаю тщательно целиться. Когда я уже готов был снова открыть огонь, вдруг замечаю всплывшую снизу в прицеле кабину… нашего МиГ-17, а затем и весь истребитель!!..

Ё-моё!!.. Я чуть не обалдел… Это же надо так влезть!!..

Как оказалось, это был ведущий пары 168- го истребительного авиаполка, поднятой с аэродрома Ереван, команды на наведение которой я слышал. Оба пилота, мчавшиеся навстречу нарушителю, как позже оказалось, не заметили ни нашей пары, ни моей стрельбы. Крутым боевым разворотом они также сели на хвост «Геркулесу» и, продолжая разгоняться уже почти по прямой с небольшим набором высоты, влезли на мою линию стрельбы. В общем, ещё бы чуть-чуть, и я мог бы запросто срезать свой истребитель, влепив хорошую порцию 23-и 37-мм снарядов прямо по кабине и фюзеляжу. Тихо матерясь сквозь зубы, я убрал палец с боевой кнопки и немного отвернул, чтобы не столкнуться. На всякий случай оглянулся. Иванов как привязанный шёл сзади справа. Хоть здесь, блин, порядок… На сердце отлегло, и потому я стал успокаиваться. Снова сосредотачиваю своё внимание на цели и идущей впереди паре истребителей. Они же, набрав явно избыточную скорость, пошли в атаку. Видно, как ведущий открыл огонь с короткой дистанции, но четырёхмотороник вдруг резко ушёл вниз, одновременно выполняя правый разворот. Инстинктивно крикнул в эфир: «Уходит вправо!». С КП тут же отозвались: «Не упустить!», что практически тут же вызвало в памяти наши истребительские разговоры о том, когда, как и чем надо таранить самолёт врага, чтобы самому остаться в живых. Надо сказать, что тогда ещё среди старших офицеров было немало лётчиков-асов, принимавших участие в Великой Отечественной войне буквально с первых её дней. В своих рассказах, особенно в неформальной обстановке «за рюмкой чая», они честно признавались, что на таран приходилось идти от безысходности или когда был приказ любой ценой выполнить задание. При этом у каждого из них был свой взгляд та технику выполнения этого боевого приёма. Кто-то считал, что лучше ударить винтом, кто-то считал, что плоскостью, кто-то успешно был по крылу, а кто-то сносил хвостовое оперение. Правда, должен признаться, что в ходе этих разговоров никто из нас почему-то не задумывался о том, что таранный удар на поршневом истребителе и реактивном, развивающим вдвое большую скорость — это отнюдь не одно и то же. Не думал об этом я. Но эти разговоры только мелькнули тогда в моей памяти, так как боекомплект моего истребителя был ещё далеко не исчерпан, а сомневаться в эффективности оружия МиГ-17Ф мне никогда не приходилось.

Тем временем ведомый из состава пары, которая прервала мою атаку, из-за своей слишком высокой скорости также не смог попасть по самолёту противника. Во всяком случае, находясь неподалёку от атакованной цели, я не заметил ни попаданий в С-130, ни отлетавших от него обломков. Четырёхмоторник, по-прежнему дымя крайним правым двигателем, находился в правой нисходящей спирали. Проскочив мимо цели, пара «МиГов» 168-го ИАП ушла на второй заход. Построение новой атаки для них осложнялось тем, что цель быстро снижалась, в то время как мы по-прежнему находились позади неё, а потому это был шанс, не воспользоваться которым было нельзя…

Пользуясь этим обстоятельством, я легко сократил дистанцию и снова открыл огонь. Видимо на этот раз мои снаряды повредили систему управления, заклинив рули высоты, так как четырёхмоторник, резко, словно истребитель, переломив траекторию нисходящей правой спирали, пошёл на правый боевой разворот с набором высоты! Причём угол траектории быстро увеличивался! Это было настолько неожиданно, что я буквально опешил. Всё-таки тогда не часто можно было видеть четырёхмоторные самолёты, выполняющие фигуры высшего пилотажа так, как это делается сейчас на аэрошоу! Мысленно я невольно отдал должное командиру американского экипажа: «Твою мать!.. Вот это бомбер!!.. Так ты оказывается ас!!..»

Эфир буквально забит командами, указаниями, какими-то сообщениями и прочей «тревожной шелухой», но теперь мой слух был как будто выключен, и память не зафиксировала практически ничего из того, что я вроде бы должен был слышать, что называется, «по долгу службы». Помню только, что в наушниках постоянно слышалось «не упустить цель…». Всё внимание на самолёте противнике! Центральная марка прицела, раскачиваясь из стороны сторону, снова проходит по правой консоли вражеской машины. Движением ручки управления и педалей замедляю её перемещение и нажимаю боевую кнопку. Чувствую, как от стрельбы дрожит носовая часть истребителя. Видно, как дымные шнуры и трассеры попадают в толщу крыла в районе правой внутренней мотогондолы, затем очередь ложится на центроплан и хвостовую часть фюзеляжа. Вижу, как от силуэта четырёхмоторника отлетает масса обломков, некоторые из которых довольно крупные. Два или три из них проносятся в опасной близости от кабины. Мелькает тревожная мысль: «Не дай бог зацепить такой!..»

Внезапно навстречу вдруг выбросило широкий шлейф дыма, на мгновение закрывший от меня цель, проскочив который я ридел, как у вставшего буквально на дыбы самолёта отваливается хвост. Горящий самолёт переворачивается, сваливаясь в штопор. Выходя из атаки правым боевым разворотом, наблюдаю за падением цели и радостно передаю в эфир «Пи…ц капитализ-му!.. Давайте ещё!..» Вижу очень небольшую вспышку на земле, чем-то похожую на сигаретную затяжку.

Радости нет границ.

Постепенно прихожу в себя. Наконец начинаю понимать поступающие команды с КП: «201-й, набрать 8000 и на «верблюд»». «Верблюдом» на нашем лётном жаргоне называлась гора Алагез (на других картах она отмечена как Арагац) с двугорбой вершиной. Ответил: «Выполняю», и в эфире повисает тревожная тишина. Оглядываюсь. Ведомый висит справа, чётко выдерживая заданный интервал и дистанцию между самолётами. Бросаю взгляд на приборную панель. Горючего ещё достаточно, тем более, что подвесные баки мы не сбросили, а, судя по сочетанию индикаторов наличия боезапаса, я ещё не успел израсходовать всех снарядов.