Жеребята (СИ)

- Скорее! Скорее, пока солнце слепит глаза сокунам, и они ничего не видят!

Она стояла на мостках, от которых отходили вниз, в воду, две пары брусьев - для спуска лодок. Держась за них, Загръар и белогорец, поднялись к жрице. Она накинула на лицо темное покрывало и повторила:

- Скорее!

И белогорец, опираясь на Загръара, заковылял за ней. От плавания его ступня, как ни странно, стала выглядеть лучше, и отек с нее несколько спал.

- Скорее! - в четвертый раз повторила она, открывая дверь рыбачьего сарайчика. На них дохнуло запахами рыболовных сетей, лодочной смазки и прочей утвари. Весла и лодки были аккуратно разложены по всему маленькому помещению, закрывая пол.

- Сюда, - сказала женщина, отодвигая в сторону лодку и поднимая дверь в подпол. - Скорее!

И они нырнули во тьму, а она бросила им теплые старые плащи и большую краюху еще теплого хлеба.

... Молча они скинули сырую одежду и закутались в сухие, теплые плащи. Белогорец обнял юношу, разломил краюху. Заргъар ел, едва не поперхиваясь, и зубы его стучали, а еще сильнее стучало его сердце.

- Не бойся, - тихо сказал ему белогорец. - Эалиэ! Нас двое.

Так они сидели долго - Загръару показалось, что вечность.

- Надо отползти в угол, подальше от входа, - вдруг сказал белогорец. - Если сокуны откроют дверь в подпол, то они сразу же заметят нас - мы сидим прямо под ней.

И они поползли по длинной темной комнате, прижимаясь к обитым деревом стенам, найдя укромное место.

- Кто эта женщина? Ты знаешь ее, маленький фроуэрец? - спросил белогорец.

- Не знаю. Мне кажется, я видел ее до этого где-то, но где - не могу вспомнить.

- Она - фроуэрка из благородного рода, жрица богини Анай, и спрятала нас в прибрежном святилище.

- Святилище? Да это просто рыбачий сарай! - удивился Загръар, с трудом отрываясь от краюхи хлеба, чтобы сказать это.

- Нет, это святилище... Ты ешь, ешь, ты не привык долго голодать, как я, - заметил его спутник, протягивая ему свою половину лепешки, но Загръар нашел в себе силы отказаться. - Ты - фроуэрец, а не знал о прибрежных святилищах Анай?

- Я вырос в Аэоле, - ответил тот, словно извиняясь, и снова жадно вонзая зубы в хлеб.

- У фроуэрцев, не народа болот, а благородных, светловолосых фроуэрцев, почитающих Фериана, или, как вы говорите, Фар-ианна, есть обычай строить прибрежные храмы богини Анай, спутницы и супруги Фар-ианна. Они состоят из двух этажей - вверху словно обычный рыбачий сарай, а внизу, где мы с тобой и находимся, собственно храм. Это делается оттого, что, когда Анай искала тело своего убитого Нипээром супруга, то никто не давал ей приюта, кроме бедных рыбаков. В память об этом такие храмы возводят у озер, и при них живет благородная жрица-вдова. Но все имущество этого храма - священное, от веревки до лодки, не говоря уже о драгоценностях, которые, как говорят, хранятся в нижнем храме. Каждую весну жрица спускает священные лодки на воду, украшенные цветами и лентами.

- Как прекрасно! Не то, что в праздники в храме Фериана в Тэ-ане! - воскликнул юноша и осекся.

- Откуда ты знаешь, что творится в праздники Фериана в храме Тэ-ана? - строго спросил белогорец, но добавил: - Я вижу, ты раскаиваешься.

Потом они еще немного помолчали, и румянец стыда остыл на щеках Загръара.

- Это там ты и видел Игэа? - спросил белогорец.

- Да, там! - с воодушевлением заговорил Загръар, словно пытаясь смыть позор своего посещения праздника Фериана, вдруг обнаружившийся перед его спутником.

- Отчего же ты не остался с ним, маленький фроуэрец? - спросил белогорец со вздохом. - Он, быть может, усыновил бы тебя - ты смышленый, а у него нет сыновей...

- Нет! Я должен был найти тебя и спасти тебя от сокунов! - выпалил Загръар. - Такова воля Всесветлого!

И вместо ответа внезапно отворилась дверь в потолке подземного храма, и пламя смоляных факелов заплясало по стенам, облицованным дорогим и священным деревом луниэ.

- Я говорю вам, воины, что это - священный храм великой Анай, - раздался твердый женский голос. - У меня есть разрешение от самого правителя Фроуэро - да продлит Фар-ианн его дни! - на содержание этого святилища. Сейчас осень, и я провожу здесь дни в трауре по Фар-ианну, воспевая гимны перед статуей великой богини, матери Анай. Я не видела никаких людей - ни слепых, ни зрячих, ни бритых, ни рыжих. В святилище нельзя сейчас спускаться - это великое преступление против Анай, Фар-ианна и самого Сокола-Оживителя.

- Мы и не заходим в святилище, о жрица Великой Странницы и Сестры Анай, - ответил ей один из сокунов. Но по приказу мы должны осмотреть его через вход. Посветите-ка мне факелами!

И свет смоляных факелов все плясал и плясал по стенам, отражаясь от золотых светильников, от сосудов и кубков, от барельефа в глубине, на котором была изображена богиня Анай, держащая на коленях мертвого Фар-ианна.

Загръар прижался к своему спутнику и другу и в ужасе стал молиться:

"О, Всесветлый! Пусть они не увидят нас! Ослепи их очи, чтобы они нас не увидели!"

Пламя факелов уже ушло от статуи Анай и стало двигаться к тому углу, в котором как раз и прятались беглецы. Сверху было слышно сопение и тяжелое дыхание сокунов. Белогорец крепко сжал руку юноши.

"О, Всесветлый! - молился в отчаянии Загръар. - О, Великий Уснувший! Проснись и спаси нас!"

И темноогненный отсвет, не дойдя лишь пяди до них, остановился.

- Да, здесь никого нет, - раздалось сверху.

- Разумеется! - ответила женщина. - Если воины желают, храм может дать вам ночлег и пищу.

- Нет, нам надо двигаться дальше, - ответил с сожалением начальник сокунов.

И дверь в потолке подземного храма с треском закрылась.

- Слава Тебе, Великий Уснувший, Всесветлый! - выдохнул Загръар.

- Ты молился? - проговорил белогорец и отчего-то вздохнул.

...Когда женщина-жрица Анай осторожно спустилась по потайной лестнице к беглецам, то Загръар уже крепко спал, положил голову на колени белогорца.

- Не надо будить его, - предупредительно прошептал тот, прикрывая глаза своего спутника широким краем своего плаща. - Отрок очень устал.

Женщина понимающе кивнула и накинула на юношу теплый ковер.

- Я истоплю печь и нагрею воды, - сказала она белогорцу одними губами. - В храма богини Анай вы в безопасности.

И, отодвинув незаметную боковую дверь, она скрылась. Когда жрица вернулась, от нее уже пахло ароматным дымом.

- Что у тебя с ногой, дитя мое? - спросила она белогорца и печально добавила: - Ты не узнал меня? Или позабыл?

- Я ничего не вижу, кроме солнца, - ответил он женщине. - И оно для меня - как далекий светильник.

- О, дитя мое! - в горе всплеснула жрица руками и поцеловала его в широко открытые зеленоватые глаза. Он отстранился, нерезко, боясь потревожить спящего Загръара.

- Неужели ты не узнаешь меня по голосу, о Аирэи, дитя мое? - воскликнула горестно женщина. - Игэа смог бы вылечить тебя! А я - увы, не смогу...

- Анай Игэан? - прошептал белогорец, не веря тому, что сам произносит.

- Да, я - Анай Игэан, я названа в честь богини-спутницы Фар-ианна, а мой сын - лучший друг твоего детства, о Аирэи Ллоутиэ.

- Анай Игэан, ты спасла нас с Загръаром! - проговорил Миоци, схватив ее за руку и поцеловав.

- Имя твоего спутника - Загръар? - с понимающей и немного лукавой улыбкой произнесла Анай Игэан - но Аирэи не увидел этой улыбки и не понял намека.

- Да, он назвался так, - ответил он.

- Дай же мне посмотреть, что у тебя с ногой! - сказала мать Игэа и, принеся целебный бальзам, щедро вылила ему на лодыжку, а потом красиво и туго перевязала.

- Вот так тебе будет легче, Аирэи... Что ж, посиди с Загръаром пока здесь, если ты не хочешь его будить. А я пока приготовлю горячую воду, чтобы вы могли вымыться, и приготовлю вам еду. Одной лепешки на двоих вам совсем недостаточно, - печально улыбнулась она, и он заметил это по ее голосу. - Вы будете жить в этом подземном храме, пока погоня за вами не стихнет совсем. Но ты ведь не захочешь поселиться у меня навсегда? - еще более печально спросила она.