Возникновение(СИ)

Что касается "Гипериона", то это необыкновенно музыкальное творение! Увы, не знаю, послужило ли оно вдохновением какому-либо доброму композитору... если же нет, то это невообразимо печально. В этом сочинении мастера зашифровано что-то колоссально-музыкальное!

Скарлатти не нуждается ни в моих описаниях, ни в чьих-либо иных набросках. Просто невообразимо! Я едва ли без "выходных" слушал гения месяцами! Моя вменяемость уже давно стоит одной ногой, так сказать, за чертой... но в продолжение нескольких месяцев она не просто занесла вторую за эту самую множеством уважаемую грань, она там поистине плясала!

И я бы хотел предостеречь вдумчивых и способных от как бы праздного, хитроватого открытия - "Гипериона". Так как это есть великая вещь, она прекрасна, словно жизнь! И, пожалуй, может легко убить.

65 Тоска

Да, я могу уверенно сказать: я знаю Тоску. Конечно, она не мой лучший друг, но сколько раз я с ней советовался! И она всякий раз подавала мне свои решения. Отчего-то не хочу я подумать о том, что Тоска - ко мне привязалась... этого не может быть, но какие-то теплые отношения между нами сложились, это правда.

Знаете, Тоску невозможно взять за руку; сказать шепотом, у неё рук нет, поэтому к Тоске всегда как бы тянутся; либо печально, принимая то и дело задумчивые позы, сносят сам факт её существования.

Забавно, что за аурой этих теплых наших встреч я забываю спросить: о чем ты Тоска? бесконечен ли твой переход? Да, да, Тоска - путешественница, или, может быть, странница. Она бы стала плохой матерью, - вот о чем проговорилась однажды в годы, когда я тащился за ней особенно, словно маленькая старая собачонка. За то время я многое не понял и дважды погиб.

Но, сказать уверенно, после этих смертей я похорошел: осанка моя приобрела вид приличествующий, выносливость умножилась, мысли оздоровились, потому просятся на воздух как никогда прежде! Глаз же моих не замечают вовсе! Видимо, во имя их святой глубины.

Однажды меня не опознала и Тоска... но за всей этой преобразившейся внешностью она нашла во мне доброе, сильное сердце! Я согласился. Прогулки же наши стали как будто короче, но невыразимо содержательнее, и я стал уставать. Именно! Оказалась, что её форма - непомерно превосходит мою, как казалось, роскошную! И поистине, меня, изможденного этими волшебными гуляниями, охватывает непередаваемая радость: может быть, и не надо "истинного"! Ведь, охваченная созерцанием моего преодоления и стремления, Тоска смеялась!

66

Подобно клоуну, нашедшему воздушные стены, в определенный высокий момент есть опасность просидеть в неприличном положении ожидающего. Что проходило и приходило едва ли не само на уютной, тесноватой заре творчества, здесь уже не пройдет... и не придет, даже прихрамывая или вообще на каких-либо списанных костылях.

Мир становится всё больше и больше, и всякая вселенная расширяется, становится богаче, изменяется, что-то в ней умирает, что-то рождается, что-то путешествует, но что-то возвращается. И если даже твоя точка опоры в этой жизненной сказке имеет в себе необыкновенное и наивысшее утверждение, то не забывай всё же о стремлении во имя лучшего здоровья, которое позволит тебе видеть ещё дальше, слышать ещё четче, расти ещё выше и находить ещё то, что непременно по сути своей разбегается, удаляется, значит реже встречается!

Но ведь может получиться и так, что лучшее здоровье, увы, уже невозможно? Но и это не повод плакаться в рукав тоски. Потому как кое-что более совершенное ещё... возвращается.

67

Вечер, но духота усилилась необычайно; макушка лета, что поделать... круглосуточно жарко! Но я не "не терплю" лето, да! со всеми его комарами и мухами. Да я вообще был забавный поэт. Двигаюсь я в этот некомфортабельный момент с моим пуделем по направлению небольшого городского парка... другу нужно. На застланном плиткой тротуаре нам встречается пара алкогольных калек, пара вновь полюбивших, пара юродивых (впереди церковные апартаменты), пара болельщиков-большевиков, некая толстая особа с кремовым бантом в голове, в темнейших очках на глазах и с привязанной к руке мелкой, лающей собакой, успокаиваемой следующим образом: "Заткнись, б...ь!.." Город. Мне только кажется, сегодня здесь ходят парами.

Мы близки к нашей цели - парку. Он с недавних пор реконструируется: складываются тротуары, режутся деревья, сеется трава под ними. Интересный момент: зимой, и именно здесь, к прохожим приставал некий странный патриот с интригующим известием: "Вы ещё не знаете? Ну как же! Губернатор продал парк польскому (здесь особенное ударение) фермеру! Долго ли мы ещё будем гулять свободно?"

Мне сообщал дважды. Последний вопрос мне нравился особенно, оттого я хотел заговорить, кое-что разъяснить для себя... да лишь улыбнулся. Но вот патриот пропал, парк не продан, все свободны, счастливы, и не тревожатся здесь разные... и, между прочим, по-особому влюблены некоторые! Об этом я узнал, проходя мимо строительного вагончика, из темных и сырых недр которого неслась непостижимая брань! Я было подумал, что, видимо, нечто ценное утеряно в рабочее время, или, может быть, кто-то не выкладывался как следует в трудовом процессе, или же... ну, что-то подобное, наверное. Но! Отойдя уже порядком, отчетливо слышу: "Потому что я люблю тебя, дура! Как ты этого не поймешь?!"

68

Человек, крайне заверовавший в святые "левые" идеи... ведь всё же и не смог бы дотянуться до уважаемой планки - муравья. Такие вот муравьиные "усики", проникающие во всякие неподобающие дела, т.е. недостойные красно-небесной коммунальной идеи, у фаната всегда наличествовали... и проникали достаточно. Единственное, что этакому чудаку не хватало, так это того самого знаменитого умения - таскать непомерно превышающую собственный вес тяжесть. Но как! Ведь есть же на свете знаменитые богатыри-артисты и прочие "Гераклы"! Но природа всерьез равнодушна к "левым" идеям; потому всегда лишала этих силачей - "усиков".

Ещё раз: человек есть опасность! Но та самая долгожданная и желанная опасность, которой он и дорог нашей роскошной жизни. Ведь дано понять, что человек, конечно, способен на многое, но только не в первую очередь - жить Сознательно.

Да, так устроено! не слабоумно. Человек не в силах, друзья, преждевременно Промахнуться, - это же есть крайне важно! И пусть тысячу лет, крестясь, убеждали в обратном: "Ах, господи, столько смазано руками человеческими..." Ерунда!

69

Я ужасно давно не бывал у Тайны в гостях, и вчера проведал её... мне не показалось, что она, о горе! при смерти. Необычайно и безобразно она похудела; глаза, омраченные какой-то бессмыслицей, обзавелись отвратительным желтым оттенком, губы же высохли и посинели, и, о горе! я увидал на старинной подушке, вышитой разнообразными и замысловатыми узорами, спутанные пряди седых волос! Она по-старчески опластилинилась и совсем не разговаривает. Тайна ужасающе быстро оставляет нас, как будто забытая, одинокая, скучающая... и неужели обреченная? По-моему, она, неразговорчивая, теперь даже боится пошептаться о себе и, кажется, мало что узнаёт... да она вас, посвященные, уже никого не узнает!

И отныне, друзья, она совсем уже не "наша" Тайна, и нет у нас больше никаких Тайн... да и приходилась она случайному большинству далекой, далеко потусторонней до такой степени, что только читывали о ней; и одни неутомимые странники забегали к Тайне, чтобы поприветствовать и разузнать о здоровье.

Послезавтра, конечно, родится целая канитель наиважнейших новостей и самых ядовитых приключений, новых "возможностей", но и одно тихое, далекое, оттого и не замеченное снующими туда-сюда глазами, событие.

70

Требует ли в первую очередь жалость - дисциплины? Без последней, без уверенности, без усердия... жалость обыкновенно заканчивается болезнью глаз, а затем уже лишь всякого рода психическими расстройствами.