Замыкание (СИ)

Накануне Нового года позвонил Григорий, предложил завтра встретиться в университете, для ее же блага, - сказал он, и ей стало тревожно.

Он встретил ее в пустом, плохо освещенном университетском коридоре и обнял за плечи.

- Рассказывай, что ты натворила. Почему требуют, чтобы ты явилась

завтра в известную организацию? О чем эти ребятки хотят с тобой поговорить? Да, вот еще, ответь, пожалуйста, почему нашего ректора срочно вызвали из командировки за рубежом? Он уже прилетел, очень злой.

- Не знаю.

Ее пробрала дрожь.

- Ведь это ты проводила опрос в мартеновском цехе, Маргарита призналась. Что

ты читала сталеварам?

- Работу Ленина "Государство и революция".

- Зачем?

- Чтобы они знали: власть принадлежит им, а не начальникам.

- Глупышка, какая глупышка, за это и люблю тебя. Рабочие забастовали, такого

не случалось за всю историю завода. Так что ты опрометчиво им Ленина читала.

- Вождь мирового пролетариата, не забывай. Говоришь, меня вызывают? Я пойду, вызывают, пойду, я там все объясню. Я Ленина с собой возьму.

- Ленин не поможет. Есть одно место, - он почесал переносицу, - посидим, выпьем красного сухого. Обсудим спокойно, как нам быть дальше. Ну, как, согласна?

Он взял ее за руку, и, не оглядываясь, повел к выходу. На удивление коридоры были безлюдными.

В ближайшем магазине купили бутылку вина, конфеты и поехали на такси в новый район. Она понимала, что это было свидание замужней женщины с любовником, но не ко времени, только зажили с мужем мирной жизнью, как-то все не так. Хоть бы знакомых не встретить.

Стало спокойнее, когда зашли в подъезд новенького, недавно заселенного дома, с еще не убранными кучами мусора у подъезда, и долго поднимались по лестнице, она сбилась со счета, кажется, восьмой этаж, предпоследний, лифт еще не работал. В комнате стоял диван, журнальный столик и два кресла. Софья подошла к окну полюбоваться панорамой города, где-то недалеко жила Марго.

Григорий обнял ее и поцеловал, отстранил, вгляделся в лицо, сказал: "Ты самая красивая". Но не успокоил.

- Не торопись, - попросила она, - все так неожиданно.

- Ничего, ничего, выпьешь, расслабишься.

Он наливал ей вино, рюмку за рюмкой, сам не пил, предлагал конфеты, вставал, выходил в прихожую, кому-то звонил и долго говорил приглушенным голосом. Он куда-то торопился, суета и мельтешение опошляли свидание.

Наконец, сел рядом и обнял ее, но она отстранилась.

- Забыла меня, ничего, вспомнишь, ведь нам было хорошо вместе.

- Я не смогу, ты знаешь, почему.

- Нет, не знаю. Ведь мы с тобой уже были вместе.

- Да, но до смерти Нины.

- Значит, из-за Нины? Поверь, у меня с ней ничего не было. Она хотела только

вызвать ревность у Кольки.

- Зачем?

- Ей не хватало его внимания.

Он потянулся к ней и попытался расстегнуть кофточку на груди, она опять отстранилась.

Да, не нравилось, хотя ей всегда хотелось быть с ним, но не так, ведь то, что теперь происходило между ними, называлось: мужчина пользуется глупостью женщины.

- Соня, отключи мозги, ведь ты меня хочешь, - нашептывал он ей, подливал вино и пытался снимать одежды. Она опьянела и прилегла на диван.

Мозги, действительно, отключились, и потом, как ни пыталась вспомнить, что же произошло между ними, все стерлось из памяти. Запомнила только, что хотелось спать, а он тянул ее к выходу.

- Извини, неотложные дела, и еще знаешь что, исчезни куда-нибудь ненадолго, не будет тебе и не будет дела. Я дам знать через Кольку, когда тебе можно возвращаться.

Только у дороги, долго ловили такси, он подробно объяснил, что случилось на заводе. Вскоре после ее ухода, через неделю, а, может, раньше, сталевары пришли на смену, сели на пороге цеха и застучали касками. Никто не начинал работу. Набежали начальники всех уровней, рабочие потребовали выгнать тех, кто крысятничал и продавал бесплатную спецодежду своим же и на сторону.

Кого-то выгнали, спецодежду поменяли и стали разбираться, ведь не рабочие придумали забастовку. Порядок устоялся, и надо случиться экстраординарному, чтобы перестали терпеть.

Кто-то донес, что приходила женщина и читала рабочим запрещенную литературу. Вызвали Маргариту, устроили встречу с доносителем, он сказал, что была другая. В то учреждение таскали всех, кто проводил социологический опрос, пока Маргарита не призналась, что вместо нее работала Софья.

Наконец остановилось такси. На прощание Григорий обнял ее и попросил быть

умницей.

Николай был дома, лежал на диване и смотрел телевизор. Не сняв пальто, стала

рассказывать, что сталевары, у которых проводила анкетный опрос, устроили забастовку и ее могут посадить. Сильно побледневший муж вскочил с дивана, от резкого движения что-то случилось со спиной, он не мог выпрямиться и в согнутом положении нервно заговорил:

- Все, меня посадят. Посадят, козлом сделают, у, идиотка, все из-за тебя.

- Почему тебя? - удивилась она, - Посадят меня, если я не сбегу, сегодня же.

- Столько книг, обязательно надо было им Ленина читать, - он морщился,

попытки выпрямиться вызывали сильную боль, - Зачем Ленин? Ты можешь мне объяснить? Ведь он даже не философ.

- А знаешь, что такое материя? Не знаешь. А я знаю, то, что ощущается. Есть только то, что ощущаешь. Настоящий мужик такое написал.

Николай ее услышал, даже увидел, и то, что увидел, ему понравилось, да так, что забыл о боли в спине.

- Дай проверю, - он обнял ее. - Был еще гениальный мужик, который открыл

принцип удовольствия. Так объединим же на практике материю с либидо.

- Это как же? - спросила она с придыханием.

- Сейчас узнаешь.

И теплая волна удовольствия накрыла ее с головой.

***

Николай позвонил матери предупредить, скоро приедут, привезут Машу. Наклевывается работа, для него и Сони, зарплата такая, на всех хватит денег. Но пока немного займут у нее.

Софьиным родителям звонить не стали, их не обмануть. Какая работа перед самым Новым годом? Разве что дедом Морозом и Снегурочкой.

У Дуси взяли сухари и банку тушенки, закупили алкоголь и успели на последнюю электричку в этом году. У Николая был ключ от дачного домика в садоводческом товариществе "Незабудка". Участок в четыре сотки, почти брошенный, летом густо зарастал травой, - выделили деду на работе, когда у него родился единственный внук, любимец Колюн.

Уральским зимним вечером, за два часа до Нового года они вдвоем оказались в холодной избе. Щитовые стены спасали только от ветра. Печь, плохо промазанная, как говорила мать, кривыми руками, - сильно коптила. Сизый дым заползал через щели в комнату. Глаза слезились, открыли окно, чтобы не угореть. Софья с надеждой смотрела на мужа, неужели ничего нельзя сделать?

- Надо утепляться, - сказал он и полез в кладовку.

Вскоре у печи образовалась гора старой, неказистой на вид одежды, но из натуральной шерсти. И, о, чудо, валенки, огромные, почти до колена Николаю.

- Мужичок с ноготок, будешь в них в лес за дровами ходить.

- Ты тоже, - он протянул ей черные, укороченные валенки женского размера.

В кладовке обнаружилось пыльное, пахнущее плесенью, мужское пальто из драпа, для Софьи нашлась беличья шубка с вытертым мехом на рукавах.

Шубка тоже пахла плесенью, но она влезла в нее и покрутилась перед мутным

зеркалом.

- Тебе бы только выпить, закусить и перед зеркалом вертеться. Счастливая,

ничего в голову не берешь, - ворчал Николай.

Ей было хорошо: муж рядом и при деле - спасал жену. Самый счастливый Новый год в их семейной жизни. Как будто она долго бежала по пересеченной местности, и, наконец, выбралась на зеленую лужайку, где пахнет земляникой и солнышко греет. Китайская диалектика, как бы сказал Яков: чем лучше, тем хуже, чем хуже, тем лучше.