Двойная игра (СИ)

Художник с геной часто виделись без меня. Они, что называется, нашли друг друга. Дела у нас действительно шли хорошо, и эти двое стали подумывать о расширении бизнеса. Тут я им был не помощник; моих скромных способностей едва хватало, чтобы день ото дня подолгу вести беспорядочно абстрактные разговоры с будущими клиентами о способностях воображения и художественных особенностях некоторых картин (художнику-то что? - пять минут отработал и день свободен). Гена каждый раз ловко устраивал нам "случайные" встречи, в ходе которых я доверительно сообщал каждому о якобы висящем у меня в доме собственном портрете и о том, как он изменил мою жизнь...

А через неделю мы торжественно переехали в собственную просторную студию. Несмотря на то, что больше половины вещей всё ещё лежало нераспакованными в коробках, и толком не был наведён порядок, было решено незамедлительно отметить это событие.

Генерал предстал перед нами в своём новом мундире, который до этого ещё ни разу не надевал. На троих мы скромно взяли целый ящик шампанского, пить которое начали ещё на кассе... В какой-то момент, часа два спустя, гена уже без мундира (я поискал его глазами и обнаружил на себе самом) поднимал очередной фужер, намереваясь произнести тост:

- Друзья мои, - он, сощурив один глаз, обвёл нас взором так, как будто бы нас было намного больше двух, - на свете есть лишь два человека, которых я люблю. И оба сейчас стоят передо мной, - гена прервался, отпив прямо из бутылки (воспитание не позволяло ему отпить из бокала до конца тоста). - Я хочу вас обрадовать: мы действительно расширяемся! Никому на свете ещё не приходила идея так финансово выгодно спасать людей от собственных фантазий! Теперь никто не скажет, что мы... мы...

И тут я заметил, что генерал как-то резко сник и стал заваливаться. Обычно самоуверенное его лицо вмиг расплылось во что-то совершенно бесформенное, из глаз брызнули слёзы, и мгновение спустя он завопил срывающимся фальцетом:

- Они меня достали!!!

- Кто? - в один голос спросили мы с художником, подрываясь к гене.

- Бабы! - Генерал уже откровенно рыдал, опустившись задом на разворошённый ящик с шампанским. - Достали дальше некуда!!! Достали, прям, достааали!..

Ох. Ох и ох. Бедный, бедный заебавшийся генерал. А ведь так долго крепился... Но видать, шампанское - не его напиток.

- Весь!... Весь мозг... - На миг он приподнял на меня опустившуюся было с концами голову, поднял указательный палец и сделал им неопределённое движение. - И прямо вдрызг! На... На хер!

Вечер можно было считать оконченным. Солнце, да и генерал, закатились оба каждый за свой горизонт, вытащить обоих из-за которых не представлялось возможным. Ещё немного послушав стихающие генины причитания, ободряюще похлопывая его по спине, я отправился спать на второй этаж. Художник ещё какое-то время пытался навести порядок в доведённой до состояния хаоса студии, но в свете покидающих его сил, плюнул на всё и последовал моему примеру.

2

"И целую ночь в ожидании флота

на всем побережье печально горят маяки." А.В.

Каждый раз с утра, когда все ещё спят, она приходит в старый сквер. Местные уличные кошки и дворники давно привыкли к её появлениям. Но они - единственные свидетели. Она подходит всегда к одной и той же лавочке, кладёт на неё свою сумку и какое-то время стоит рядом неподвижно. Потом она переводит дух, оглядывается по сторонам (но никого не замечает), достаёт из сумки скакалку и начинает с ней прыгать. Ровно пять десятков раз. Этого хватает, чтобы дыхание её сделалось прерывистым и немного вспотел широкий лоб. Тогда она выжидает несколько минут и прыгает ещё пятьдесят раз. Однажды она решила поставить рекорд, но ровно на сто первый раз её скакалка запуталась в ногах, она потеряла равновесие и плюхнулась прямо на асфальт. С тех пор она не любит эксперименты. Покончив с упражнением, она, наконец, садится на лавочку, достаёт из сумки термос с чаем, наливает кружку и спокойно пьёт, всматриваясь в небо. Лето давно закончилось, иссякло, растворилось в ознобе осеннего утра - теперь, ветерок приносит не его тёплые запахи, а банальные сухие листья, что служат ковровым покрытием каждое утро, пока их не сметут. Она толста и ей что-то около сорока; зачем ей приходить сюда каждое утро, она не знает. Не знает, когда прыгает, приминая асфальт, не знает, когда пьёт свой чай. Когда она смотрит на небо, она ни о чём не думает. Была бы она чуть внимательней, даже не так - смотрела бы чуть осмысленней, она заметила бы в сегодняшнем небе нечто необычное. Но этот номер с ней не пройдёт: человек не увидит того, до чего он не способен додуматься. Так что сейчас она сидит и смотрит на небо, с которым происходит <не пойми что>, но ничего <не видит>.

За этой сценой наблюдают двое. Мужчина и женщина. Они стоят прямо на крыше высокого дома, примкнувшего к скверу, откуда им хорошо видно и лавку в сквере и само небо. И главное, то, что на нём происходит. Он смотрит на небо <соучастно>, более напряжённо, чем это требуется от простого наблюдателя. Какое-то время его на крыше практически нет, затем черты его лица расслабляются, и он всё более становится похож на человека. Она менее напряжена (хотя её взгляд полон вызова); она ждёт, пока тот, кто стоит с ней рядом, будет готов к разговору. Наконец, она спрашивает:

- Ну что, готово?

- А разве вы не видите? - отвечает тот. - Я думаю, он будет доволен. Хотя, лично я бы это носить не стал.

- Да вам и не к чему. Дорогой мой, ну неужели вы не заметили, что у этого мира появилась любовница? Раньше вы были куда более проницательны.

Они оба удовлетворённо смотрят в сторону неба, затем их внимание привлекает толстушка. Сейчас она как раз совершает свой восемьдесят четвёртый прыжок.

- Вы имеете ввиду ее? - он насмешливо приподнимает брови и смотрит вниз.

- Не говорите ерунды, - сухо отвечает она, - вам прекрасно известно, что я не знаю, кто эта сучка.

Конечно, ему прекрасно известно. Ещё бы он ничего не знал! Но когда выполняешь подобные заказы, лучше всего не говорить лишнего. Особенно, когда имеешь дело с бывшей женой бога . Впрочем, она и сама это понимает. Сейчас она внимательно следит за завершающим этапом его работы, разглядывая утреннее небо. Само небо тут и там разлиновано конденсационными следами от пролетающих самолётов. Но её не обмануть. "Самолёты - раскройщики неба" - думает она. - "Кое-кому приспичило отправиться на свидание, и портье срочно шьёт ему новый костюм".

Какое-то время они оба молчат. Толстушка доделала зарядку и уже успела куда-то уйти.

- Вы же не ревнуете его? - Наконец, аккуратно спрашивает он.

- А вам не приходило в голову, что после того, как мы развелись, у меня имелись и другие любовники?

Он переваривает эти её слова; с виду его реакция похожа на Винни-Пуховское "Ну и дела". Впрочем, через какое-то время он думает: "Да нет, не может быть", а ещё спустя немного - "Хотя... Никогда же не знаешь, может быть всё что угодно".

- Вы же ещё хотели меня о чём-то спросить, не правда ли? - И она заглядывает в его глаза, как будто уже прекрасно знает, <о чём именно>.

- Вы правы. Только вот я никак не могу сформулировать вопрос. Вы простите меня, если я выражусь банально: что же произошло?

- Ха! Мой бывший муж предпочитает не делиться своими тайнами с собственным имиджмейкером!? Это на него не похоже. На самом деле, он просто веселится, поверьте мне.

- А что же тогда стало с этими тремя?

- Да ничего не стало. Пока что. Хотя возможно, излишняя любовь к художникам, на этот раз его несколько подвела... Но я решительно отказываюсь продолжать разговор в этом месте! Угостите меня чем-нибудь? (нет, она это не серьёзно - для неё это было бы слишком резким падением с карьерной лестницы)

- Как вам угодно. Надеюсь, ваш бывший муж не обидится, если мы с вами немного о нём поговорим?