Начало пути (СИ)

Радован еще раз на мгновенье высунулся из укрытия, выстрелил одиночным, отметил про себя, что противники уже подошли на расстояние броска гранаты, затем скрылся обратно под защиту спасительной стены - в комнату тут же залетели свинцовые шмели, с противным свистом рикошетов выбивая куски кирпичной кладки.

Радован рискнул выглянуть еще раз, но прежде чем он решился на это, парень достал гранату, выдернул чеку, и плотно сжимая смертоносный заряд в руке, шикнул на сидевшего на полу Тимоху, чтобы тот сделал то же самое.

- Как только я брошу гранату, выдерни чеку из своей и швыряй следом. - приказал он товарищу, который послушно кивнул, давая понять, что усвоил то, что от него требуется.

Мысленно досчитав до трех, Радован вскочил на ноги и не глядя бросил в проем гранату, рассчитывая, что снаряд упадет аккурат туда, где, по его прикидкам, уже должны быть солдаты противника.

Послышался громкий взрыв и болезненные крики покалеченных архангельцев, и тут Радован знаком приказал Тимохе бросить свою гранату следом. Прохорчук послушно выдернул чеку и на слух бросил гранату из окна, надеясь добить уцелевших врагов. Снова взрыв, снова крики, снова удачный бросок! Выглядывать наружу оба не стали - вопли красноречиво доказывали, что гранаты были потрачены не зря.

Жаль только, что гранат оставалось катастрофически мало. Брать трофейные гранаты Радован опасался - на обратном пути ее недолго выронить, да и не попадалось пока ни ему, ни кому-либо из его группы во время вылазок таких трофеев - видимо, архангельцы использовали свои гранаты еще на подходе к балтийским позициям. Впрочем, в последние несколько часов наступавшие почти перестали использовать гранаты - либо они тоже заканчивались, либо враги просто не хотели причинять дополнительные разрушения городку, который сами же рассчитывали оборонять сразу после взятия. Если в первых штурмах им и ставилась задача проредить защитников, то приходилось признать, что с грехом пополам ее все же удалось выполнить. Несмотря на все ухищрения балтийцев, противник все же не мог не заметить некоторого снижения плотности огня.

И самое время было плотненько расстрелять нападавших! Радован коротко скомандовал подъем, и бойцы пятерки бросились к окнам, длинными очередями, за два залпа опустошая магазины, начали отстреливать растерявшихся архангельцев, явно не рассчитывавших получить две противопехотных гранаты.

Васька Головачев стрелял, стараясь не смотреть на ползущего метрах в тридцати от него архангельца - одна рука у парня была оторвана, и тот, зажимая уцелевшей рукой кровоточащую культю, с помощью одних лишь только ног пытался подняться, чтобы добежать до помощи. Но, как это часто бывает, глаза невольно смотрят туда, куда смотреть не хочется, и Васька заметил, как изувеченный архангелец вдруг резко дернулся и затих - это Виталик Мамонтов гуманно пальнул одиночным в голову и добил несчастного паренька.

Прохорчук и Мухин стреляли вместе с остальными, правда, Тимоха так и остался наверху в мансарде, тогда как Радован присоединился к своей команде внизу. Опустошая магазины, они стреляли, почти не пригибаясь, потому что ответных выстрелов в их сторону пока не было. Радована это немало удивило, но он отогнал сомнения и продолжил стрельбу, уложив еще одного архангельца, неосторожно высунувшегося из-под полуразрушенной стены, служившей тому укрытием.

"Странно, что на других направлениях как-то тихо. Я не слышу выстрелов. Похоже, отрядами противника командует полный идиот".

И тут же Радовану вспомнились слова отца, говорившего, что в бою нужно следить только за своим участком, не думая, что происходит справа, слева или километром далее от твоей позиции, и неважно, рядовой ли ты боец, командир или даже генерал. За другие участки отвечают другие люди, и не нужно отвлекаться от своей задачи.

"К тому же, может так статься, что идиот не их командир, а я."

Словно в подтверждение этой мысли Радована в дверном проходе возникла чья-то фигура в униформе пехоты Архангельского княжества. Первым вошедшего краем глаза заметил Головачев. Быстро развернувшись, парень хотел дать очередь по незваному гостю, словно (и как нельзя более вовремя!) забыв о своих недавних нравственно-философских страданиях и душевных муках. Но АКМ в его руках сухо щелкнул - магазин был пуст. То ли запамятовав, что рядом у стенки прислонен запасной автомат, то ли этот автомат уже тоже расстрелял свой боезапас, разгоряченный Васька отшвырнул бесполезное оружие и бросился на вошедшего архангельца, в руках которого тоже не было огнестрела. Зато был острый нож для резки картона, который архангелец резко выхватил из кармана и что было сил ударил Головачева наотмашь и ... поскользнулся. Случайность спасла Василию жизнь - острое лезвие, которое должно было рассечь ему горло, лишь полоснуло парня по руке, а архангелец, не удержав равновесия, выронил нож и упал на деревянный пол.

Недолго думая, Радован, не помня, остались ли еще патроны в магазине его АКМ, быстро поменял рожок и выпустил три выстрела в голову упавшему архангельцу, после чего бросился к Головачеву, зажимавшему кровоточащую резаную рану. Он не кричал и не стонал, но по стиснутым зубам Радован видел, как больно было юноше, и как тяжело и непривычно видеть медленно вытекающую собственную кровь тому, кто еще вчера брезговал пролить чужую. Радован помог парню снять гимнастерку, протянул ему бинт.

- Попробуй самостоятельно перевязаться, времени в обрез! - крикнул он Ваське. - Мухин, прикрой, если что!

И с этими словами Радован, сжимая в руках АКМ, бросился наружу, чуя неладное. Выскочив на улицу, он понял, как вражеский боец оказался в их доме - соседний дом, обороняемый пятеркой из другого взвода, кажется, потрепанного прошлым штурмом четвертого, уже был занят архангельцами. О судьбе защитников дома можно было только догадываться, но в их долголетии Радован сильно сомневался.

Чиркнул рикошет одинокого выстрела, затем другого, заставив Радована упасть на одно колено и оглядеться. В дверном проеме захваченного противником дома он заметил двух бойцов. Они явно мешали друг другу, и это спасло Радовану жизнь, потому что ни первый, ни второй из архангельцев, стрелявших в него, не смогли как следует прицелиться.

Зато Радован выпустил почти не целясь едва ли не половину автоматного рожка, наповал убив одного из стрелявших, и сильно задев второго - как бы там ни было, оба рухнули навзничь, но один из них затих сразу, а его товарищ принялся истошно орать - не иначе как выстрелы Радована серьезно прострочили воина.

Серб оглянулся и заметил Мухина, засевшего возле входа в их дом с автоматом наизготовку, подмигнул Леньке и, в несколько скачков преодолев улочку, прыжком взлетел по трехступенчатому крыльцу, с которого в него только что стреляли, и тут же добил искалеченного им солдата, продолжавшего истошно вопить, пока последняя пуля Радована его окончательно не успокоила.

В комнате валялись еще три тела, одетые в балтийские гимнастерки, и до Радована дошло, что прорваться в городок противники смогли именно через этот дом. Парень быстро огляделся, заметив возле одного из убитых сослуживцев ... пулемет!

Забросив автомат за спину, Радован перебежал через горницу и подхватил тяжелое оружие обеими руками. Металл был довольно горячим - значит, из него еще недавно стреляли. Оставалось надеяться, что балтийский пулеметчик разменял свою жизнь по меньшей мере на несколько вражеских - и за себя б отомстил, и бой друзьям упростил. Отметив, что получился неплохой экспромт, и что можно будет когда-нибудь заняться сочинительством стихов, Радован вдруг услышал топот бегущих людей. Бросив пулемет и подбежав к небольшому окошку, он заметил, как целый отряд врага числом не менее полутора-двух усиленных взводов высыпал на улицу, на которой он только что завалил двух противников.

На счастье Радована, из этого окошка улица превосходно простреливалась. Снова подобрав только что брошенный им пулемет и надеясь, что в коробе еще остались патроны, Радован принялся стрелять длинными очередями по густой толпе архангельцев, не успевавших осознать, откуда на них обрушился свинцовый смерч, и валившихся один за другим на пыльную землю.