Пилигрим (СИ)

Рахель кротко взглянула на меня из-под плата, укрывающего ее роскошные темные волосы, наподобие пенящейся морской волны стремящиеся с затылка вдоль ее стройного стана и по дороге окутывающие непокорным потоком шею и плечи. Она была даже несколько моложе меня, пригожа лицом и обладала славным характером. Муж ее, как и мужья прочих женщин, оказавшихся на моем попечении, дерзнул испытать судьбу и отправился в набег, бросив ее с ребенком без защиты и без средств для пропитания, и это сломило ее прежде веселый нрав и наполнило душу печалью и растерянностью. Навряд ли мои слова развеяли ее печаль, но мне казалось, что именно в таком утешении она нуждалась более, чем в пище и воде.

Другие две женщины, умудренные жизнью и повидавшие многое, но более из того - хорошее и достойное их положению, хотя и превосходили меня возрастом, однако в матери мне отнюдь не годились. Они также были обременены детьми, причем частью совсем младенческих лет. Одна женщина, по имени Рехавия, имела на руках четверых малышей-погодков, из которых лишь один мальчик в отдаленном будущем мог бы стать опорой и надеждою рода, тогда как сейчас он только в изобилии пачкал свивальники и басовито подавал голос, чувствуя голод или иное неудобство для своего детского состояния. Девочки, рожденные Рехавией, покуда еще не вышли из детских лет и ни на что не годились, почему я оставил всех ее детей на попечении старух в нашем становище.

Другая же, Лебана, была как стройная сикомора, истекающая ароматною смолою и изобильная плодами, расцвет ее наступил и женское естество проявилось явственно и благородно. Муж ее, также бездумно отправившийся в бесславный набег и намеревавшийся отныне жить не тем, что его по праву, а тем, что отнято наскоком и силой, попрекал ее беспрестанно рождением дочерей, а не сыновей, ибо она принесла ему троих девочек, чистых лицом, украшенным жемчугом зубов, кораллами рта и гиацинтом глаз, и были они как молодь серны, тонкие, пугливые, скромные, застенчивые, трепетные, ласковые, миловидные, быстроногие, веселые, осторожные, доверчивые, но, в силу возраста своего, ни на что не годные, как говорят в народе, а эта мудрость, хоть и неизвестно кем высказанная, освящена временем и подтверждена многим опытом: видом в динар, а ценою в фельс. Эти дети также не сопровождали нас. В отличие от прочих женщин, которые по своей натуре предпочтут молчать и ожидать того, что они почитают за неизбежное, тогда как эту малую трудность вполне избежать, если применить некоторые усилия и видеть вперед несколько дальше, чем позволяет чадра, практикуемая некими отсталыми народами, Лебана складом ума и рассудительностью характера имела в себе все задатки стать мудрой женщиной и превзойти прочих сообразительностью и предусмотрительностью, и скажу тебе, по сей день она опора моя и светоч мой, придающий ясность там, где истина скрыта завесой тумана, неопределенности и двусмысленности. Чувствуя неуверенность или не понимая происходящее во всей его полноте и многогранности, Лебана не стеснялась задавать вопрос и ожидала ответов на него, как должного. Отличной от других и особенной ее чертою Лебаны был ее прямой взгляд в глаза, и этот взгляд вопрошал так же настойчиво, как и высказанное ее благоуханными устами. И вот, Лебана обратилась ко мне и сказала:

- О Элиа, господин мой, чего же будем дальше мы искать в этом бесплодном месте, в месте пристанища джинов и джиний, где человеку нет места для жизни? Скажи мне, если это не противоречит твоему замыслу, когда же соединимся мы с возлюбленными нашими родственниками, оставленными без защиты и без пособления в стеснении и оскудении? Горько нам в отдалении от детей и преполняет душу беспокойство за них.

И я ответствовал:

- Душа моя, благонравная Лебана, вместе с оставленными родичами нашими, и самый малый из них дороже мне части тела моего и части крови моей, и я пекусь об их благополучии, как знаешь ты сама. Разделяю твое справедливое беспокойство, ведь воистину, наши люди ожидают нас в недостатке сил и средств, и некому защитить их в случае большой опасности, кроме как обобрать скорпионов да укрыть от солнца, да поднести еды и питья из оставленных им припасов. Но есть дела житейские, и есть долг предназначения. И то, и другое надлежит справлять в свое время, а одновременно их делать невозможно. Вот, нам выпало предназначенное, стало быть предстоит оно пред прочими делами нашими. Скажу же тебе еще и удовлетворю вопросы твои, ныне пришли мы в место назначенное и пребываем в нем до положенного времени, и время это настало. Как только исполню я по обету, в тот же час и не мигом позже мы выйдем в обратную дорогу, чтобы по прошествии дня пути достигнуть нашего становища и соединиться с людьми нашими. А до поры будь в ожидании сего.

Со мною в караване были две девочки в начале жизни, про которых я думал, что их недостаточные силы, тем не менее, будут полезны в странствии, ведь я не предполагал, с чем предстоит нам встретиться и каким трудом заниматься. Родители этих детей ушли в набег, сделав их круглыми сиротами при живых отце и матери, оставив мне заботиться о них, давать им пропитание и наблюдать за благочестием, что было с их стороны поступком крайне безответственным и самонадеянным. Сейчас же, по прошествии многих лет и событий, о которых тебе, о благодарный слушатель мой, еще только предстоит узнать и удивиться прихотливому движению звезд и планет, определяющих судьбу человека и его бытие, я понимаю, что люди, ушедшие от своего народа на поиски призрачного благополучия и богатства, извлекаемого острием клинка, а не каждодневными трудами, просто-напросто искали возможности избежать трудностей и алкали легкой жизни, в коей, как они видели, женщины в тягостях и дети будут им помехою, а не подспорьем, а потому с легким сердцем и ожесточенной душой бросили их всех на произвол судьбы, однако же счастия в том не снискали, о чем скажу впереди.

Этих девочек, которые не были единоутробными сестрами и не родились в один год, отчего-то назвали сходно: старшую именовали Хадасою, а младшую, только-только вступившую в начало второго десятилетия ее жизни - Хадейрою, работа им была отведена по силе и по годам - ходить за ослами нашего малого каравана, задавать им корму и сводить к водопою, как приведется. Труды им предстояли невеликие, и если бы они происходили в селении, так помимо означенного возложили бы на них много иного по домашнему хозяйству, да вот беда в том, что эту работу они принуждены были исполнять во время многотрудного пути, который и сам по себе есть нелегкое испытание и напряжение всех сил, отчего и небольшое дополнительное затруднение становилось для них почти невыносимым. Жалея детей, я позволил им ехать на мало нагруженных ослах вместе с престарелыми, но и так силы их иссякли задолго до завершения дороги. Сейчас же они сидели прижавшись друг к другу, истомленные дорогой, жарой и неизвестностью, и поглощали худую пищу безо всякого к ней интереса.

Люди мои были измучены и сам я утомился дорогой и бедами, но заповеданное должно было быть исполнено. После малого отдыха я позвал с собою Мудрейшую и мы отправились к тамге, которой Бен Ари отметил место тайной поклажи. При помощи немудрящего инструмента я отворил покрышку и увидел под камнем длинный узкий лаз, в котором мог поместиться лишь лежа, да и то, оставив на поверхности почти всю верхнюю одежду. Не ожидая полной темноты в потаенном хранилище, я не имел никакого огнива при себе, отчего пришлось мне возвращаться к очагу и готовить некое подобие факела из имевшегося под рукою топлива и вервия. Наконец мне удалось проникнуть в пещеру, в коем месте можно было встать во весь рост, однако же высота была совершенно недостаточна для меня, и осветить внутренности ее, и я узрел на каменном полу несколько прочно завязанных хурджинов, большего размера и меньшего, числом более десяти, по виду плотно наполненных и тяжелых.