Пилигрим (СИ)

- И так мы жили, как жили и ранее, кочевали, и в положенное время сходились со всем племенем, и смогли породниться со многими родами, давали им наших девушек, и брали их девушек за наших сыновей, получали калым и давали калым достойно имени Джариддин, и дважды в год продавали скот, и то, что получено охотой, и то, что принесла земля, шкуры зверей, и приплод верблюжий, ослиный и овечий, и просо, и финики, и другие плоды, и Джариддин имели все необходимое и нечто сверх того. Бен Ари в мудрости своей брал с каждой удачной продажи десятину и никто не посмел роптать на него, ибо знали великое благочестие его и не усомнялись в нем. И дважды в год, проходя караваном в здешних местах, приказывал он становиться лагерем на какое-то время, и уходил один, и только я знала, что он затеял и как осуществил. Истомленный духом и страданиями тела, он делил со мной ложе его и мысли его и говорил - Вот, есть потаенное место в идолище у джурдженей, а в нем есть совсем тайная кладь, и в ней десятина всякой сделки Джариддин, и все это на будущее, на избежание невзгод и на преодоление бед, а не на долгое благоденствие. Ибо настанет день и час, когда оставшиеся в живых вздумают позавидовать мертвым, и не будет у них ни крова, ни пищи, ни оружия, ни скота. И на этот случай я устроил источник и до времени сокрыл его и открою только в нужное время доверенному человеку. Но всевышний располагает не по нашему пониманию и может случиться такое, что мне времени не будет отпущено достаточно или совсем внезапной напастью поразит мое несовершенное тело, или же утрачу я разум, да пронесет господь, да будет имя его вечно-вековечно, сию чашу мимо моих уст, и тогда заклинаю тебя - скажи избраннику моему о потаенной поклаже и возьми с него клятву именем моим употребить сокрытое на благо Джариддин. И еще сказал мне Бен Ари - третий верблюд, левый бок, под тюком, имеющий мудрость да уразумеет. Пойди туда, Элиа!

- Воистину мудрость скрывается в невзрачной оболочке, будто идеальная жемчужина в безобразной ракушке! - воскликнул я. - Непостижимо предвидение, посетившее Бен Ари, и его многомудрие и предусмотрительность. Всевышний да благословит его и да приветствует благословением и приветом вечным, длящимся до судного дня! Заклинаю же тебя, о Мудрейшая, следуй за мной и о бок со мною, иди рядом и находись неотступно при мне, и откроется нам сокрытая до сей поры тайна!

И мы вдвоем сошли с возвышенного места, где и состоялся наш разговор, и пошли к тому камню, который сочли третьим по счету, напоминающим обликом отдыхающего верблюда, и в скором времени пришли к назначенному месту.

11

На перекрестии месяцев Бауна и Абиб, в которое время происходило наше изгнание и последовавшие за ним трагические и необыкновенные события, летняя жара не просто усиливается, а становится совершенно невыносимой, так что даже привычная к лишениям и испытаниям чахлая растительность пустыни почти повсеместно уничтожается, водные источники большей частью иссякают, а в гельтах, где совсем недавно существовали водопои для многих животных, остаются невеликие грязные лужи с затхлой водою, коей вынуждены обходиться как звери, так и несчастные странники, гонимые теми или иными причинами в дорогу. В окончании месяца Бауна жара усиливается многократно. В этом месяце отправляются корабли с зерном, со╜ломой, леденцами, медом и прочим из провинции Кусии и областей Нижне╜го Египта. В нем собирают пчелиный мед и срезают лозы, и уплачивают за них закят, и вымачива╜ют лен, и поворачивают его в течение всего Бауна и Абиба. В следующем месяце становятся обильными сахарные гру╜ши, и особенно приятны финики. Люди со╜бирают оставшийся мед, а воды Нила постепенно увеличиваются. Созре╜вает виноград, из которого делают великое количество изюма для себя и на продажу, а еще собирают желтяницу и заканчивают внесение трех четвер╜тей хараджа. В это время весьма заурядными становятся резкие ветра, приносящие из отдаленных местностей зной и мелкий песок, затмевающий дневной свет и наводящий страх на человека. Каждая из мириадов песчинок обладает острыми краями, иззубренными наподобие лезвия ужасного турецкого ятагана, одно легкое прикосновение которого причиняет противнику страшное увечье. Неисчислимое количество крошечных клинков, перемещаемых сильным ветром, способно в малое время уничтожить любую живность, не нашедшую подходящего укрытия от сей напасти, прекращая ему дыхание, ослепляя и сдирая кожу, высушивая телесные жидкости и превращая заживо в мумию.

Путешествующие по старым караванным дорогам многажды имеют возможность наблюдать по краям пути выбеленные солнцем кости животных и людей, попавших в песчаную бурю и не переживших ее из-за отсутствия укрытия или неумения его изготовить подручными средствами. Говорят, что иногда переместившийся бархан, по его обыкновению сдвигающийся под ветром, пересыпающим песок, открывает засыпанный им некогда караван со многими вьючными животными, многочисленными людьми и рабами, а также с изобильными дорогими товарами, и лихие люди, не гнушаясь, используют такие редкие, к счастью, случаи для собственной наживы, открывая в древних переметных сумах и хурджинах дорогие самоцветные камни, богатые одежды, полновесные кошельки, набитые цехинами и динарами, тонкие узорчатые ткани, более дорогие, нежели иные рабы, или искусные изделия мастеров Самарканда или Бухары. Случается также, что в таких местах обнаруживают высохшие тела скованных длинными цепями невольников, которым их рабское состояние воспрепятствовало каким-то способом обезопасить себя от стихии, впрочем, возможно также и такое, что невольники по своему выбору решились принять быструю гибель от стихии, нежели многие годы до самой своей смерти пребывать в зависимости от хозяина, а кому знать, что за хозяина выберет для них судьба, и не будет ли он свирепее любого чудовища, ведь сказано мудрыми - человек хуже зверя, когда он зверь.

Номады же, издревле бороздящие пустыню кочевники, многократно будучи застигаемыми в пути разными напастями, также и песчаными бурями, знают свои особенные способы их преодоления, а иначе они были бы давно уже изничтожены до последнего человека. Стратегия номадов, когда страшная буря настигает их, отягощенных верховыми и вьючными животными, захваченной добычей, невольниками и необходимыми припасами, в пустыне вдали от оазиса или иного жилья и безо всякого укрытия, состоит в следующем - в первую голову они спешиваются и собирают в единый круг всех своих животных, и заставляют невольников копать ямы или, скорее, канавы, по размеру верблюда, осла или лошади, куда и помещают животное, вынуждая его укладываться на брюхо, а если животное противодействует в своем упрямстве, то применяют грубую силу, граничащую с известной жестокостью. Сами же номады занимаются тем, что укутывают головы животных особого рода полотном, которое настолько плотное, что песчинки проникают сквозь него в малом количестве, несмотря на самый сильный ветер, и в то же время это полотно позволяет сквозь него дышать, хотя и с весьма ощутимым затруднением. Полосами того же самого полотна номады повязывают свои лица, а также лица наиболее ценных невольников, способных при продаже принести значительную прибыль: детей хорошего воспитания, знатных людей, привлекательных девушек и чернокожих нубийских и эфиопских рабов, из которых приготовляются наилучшие в гаремном искусстве евнухи, остальным же наемникам надлежит укрыть лица собственной одеждою, что не всегда дает спасение и безопасность во время бури. Кроме того, номады тщательно закрывают все обычно открытые части тела, застегивая одежду, завязывая и подтыкая бурнусы, плотно натягивая сапоги и туго затягивая пояса. Обыкновенно, в это время буря подходит уже совсем близко к их становищу, и тогда они сбиваются под боками своих животных, укрывающихся в ямах, и пережидают бурю, уповая на божества, которым поклоняются вследствие многолетнего заблуждения, освященного традицией. Мастерство номадов в избегании природного катаклизма настолько совершенно, что позволяет им большей частью обходиться без потерь, кроме разве что некоторого числа обращенных в рабство людей, что представляется неизбежной тратою.