Пилигрим (СИ)
Пилигрим (СИ) читать книгу онлайн
В месяц Амшир, о котором ал-Макризи говорил, как о благостном времени, в коем завершается подрезывание виноградных лоз, заканчивается посадка персиковых и шелковичных деревьев, а пчелы повсеместно выводят потомство, в середине которого вырывают репу, закладывают яйца в инкубатор, изготовляют глиняную посуду для охлаждения воды, ибо, сделанная не раньше и не позже, она отличается высоким качеством и отменно сохраняет помещенную в них прохладу, именно в этом месяце наступает период, когда начинают дуть теплые ветры и люди уплачивают сполна чет?верть причитающегося с них хараджа, в тот самый день месяца Амшир, что на тамошнем варварском наречии значит - Цветущий, ибо с наступлением его расцветает даже дерево имбирь, чей сладострастный гингероловый аромат усиливается к ночи и вся расположенная там страна впадает в любовное исступление, не дающее населяющим ее людям, доброжелательным и не стяжающим, но несколько безразличным к чужому страданию и не пылающим излишним трудолюбием, отдохновения и в темное время суток, чем, наверное, и объясняется их устойчивое нежелание возводить капища и орать поля ясным днем, в день восьмой месяца Амшир мы подошли к неожиданно на горизонте объявившемуся оазису.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
И мы пошли к другому каменному истукану, и у места, которое можно было бы счесть левым боком, если за голову принять вытянутый камень в одном направлении, под обособленным валуном, тем самым, который был бы доверху наполненным хурджином, если бы верблюд взял, да и ожил, нашли тамгу Бен Ари, почти незаметно высеченную в самом низу камня, как бы в невеликой естественной пещерке, и так искусно, что если бы не знать, что искать и где искать, так и не найти никогда никакого указания на нечто сокрытое здесь. По всей видимости, Бен Ари заведомо вел счет своему схрону противосолонь, дабы запутать нежданного вероломного грабителя, которому достался бы его секрет - невольно подслушанная или извлеченная из тайников души злостными пытками и издевательствами, когда душа открепляется от сознания и утрачивает способность мыслить последовательно и рационально. Воистину, если не разумеешь, то нипочем не откроешь укрытой поклажи, и похищенный секрет окажется бесполезным. И вновь изумился я великой мудрости старейшины, да простит ему всемогущий все его прегрешения!
Найдя же потаенное место, я проявил мудрость, что далеко не всегда удавалось мне проделать в те давно прошедшие времена, и хотя внутри меня били барабаны и звенела зурна от счастия, внешне же этого я никоим образом не проявлял. Склонился я перед Мудрейшей, взял ее иссохшую длань и прижал ее к своему лбу и к своим губам в знаке величайшего смирения и благодарения - О, мать моя, мудрость твоя затмевает яркостию сияние звезд, она совершеннее, нежели серебряный диск луны, она обширнее бескрайней пустыни Кара-Кум, она глубже мирового моря-океана! Не оставляй меня мудростию своей ныне, присно и во веки веков!
А после того, поднявшись с колен, я пошел к своим людям и приказал готовить малый лагерь, устроить малый очаг, собирать топливо и пищу, прибрать животных и задать им корму, какой найдется, а после всего - отдыхать. И люди с радостью кинулись исполнять приказанное.
12
У очажного каменного круга расположились мы с Мудрейшей, и к нам присоединились разделить скудную трапезу и вынужденный отдых остальные, сопровождавшие меня, и мы принимали пищу в молчании, хотя я ощущал их напряжение и желание получить ответы на невысказываемые вслух вопросы. Мои женщины ели с достоинством, присущим лучшим из Джариддин, и хотя и были голодны и измучены непосильной дорогою, вкушали не торопясь и не захлебывались питьем, подобно варварам, а аккуратно и скромно, и вежливо, и красиво. С превеликим искусством женщины сподобились из остатков нашего продовольствия изготовить вполне приемлемое кушанье, в котором присутствовали пресные лепешки из дурного качества пшеничной муки, какие обыкновенно делают семитские женщины на каждый день, ибо квасной хлеб им вообще неизвестен, что объяснимо как скудными запасами, отпущенными всевышним этому шумному и суетному народу, так и присущим им от природы нежеланием напрягать силы в повседневном труде и придерживаться обычаев содержания тела и жилища в чистоте. К лепешкам они подали некоторое количество приправы, собранной из различных хиндских и прочих пряностей, побуждающих аппетит, поскольку иначе пресные лепешки оказались бы совершенно непривлекательной едой, и к ним же было прибавлено малое количество вяленого по обычаям номадов мяса, которое готовится в песке. Для этого свежую баранью тушу особым способом разделывают так, чтобы отделить кости для приготовления шурпы, а мякоть нарезают длинными полосками, которые умащивают солью, селитрою и пряностями, главным образом перцем и зирою, и дают мясу некоторое время для насыщения, а затем подсушивают на раскаленных камнях днем, а на ночь зарывают его в горячий песок, проделывая это до полной готовности припаса, пригодного для использования в долгом странствии и прекрасного насыщающего и изгоняющего усталость из одеревеневших членов. Есть и иной способ приготовления этого вида припасов, трудоемкий и сложный, однако дающий намного более качественный продукт, достойный самого изысканного стола. Для него требуется забить не только барана, но и козла, из которого используют не только мясо, но и его желудок, куда укладывают маринованную баранину и козлятину, добавляют пряностей, и плотно зашивают самой суровою дратвою, а потом сушат в течение дневного жаркого времени на горячем пустынном ветру, водружая на высоком шесте и старательно оберегая от похищения летающими хищниками, а на ночь зарывают в песок, предварительно многими ударами палок смягчив содержимое и спрессовав его в плоскую форму. Именуется это блюдо различно в зависимости от употребляемого языка, я же слышал, как тюркюты и близкие к ним по наречию называли такой продукт бастурмою.
Мои женщины также приготовили изрядное количество горячего напитка из остатков чайного листа и лепестков суданской розы, которым мы утоляли жажду, вызванную длительным пребыванием под палящими солнечными лучами.
По мере того, как трапеза приблизилась к ее завершению, напряжение у женщин стало ощущаться еще острее, и я понимал, что необходимо объяснить им происходящее и унять волнение, ведь и без того на их долю выпали многие и тяжкие испытания. Окинув их взглядом, я увидел, что силы их истощены и почти на пределе, и даже не столько от недостаточной пищи и от тягот пути, сколько от неизвестного им будущего, осознать которое они не могли и не были в состоянии его избегнуть.
Около меня одесную расположилась Мудрейшая, пожалуй, единственная из всех предвидевшая возможные пути нашей дальнейшей жизни. Многие из открывающихся ее внутреннему взору дорог отнюдь не радовали ее, но она была готова сносить как доброе, так и худое во имя и во благо Джариддин, и была мне самым преданным союзником и мудрым советчиком. Около нее притулилась еще одна женщина близкого ей возраста, которую прозывали Голда, однако, как часто бывает среди людей, число прожитых лет не прибавило ей мудрости и светоч ее разума сиял не сказать, чтобы очень ярко. Главным смыслом жизни Голда почитала исполнение дела, которое, однако, ей кто-то должен был поручить, потому что сама она совсем не мела способности узнать, что же должно быть сделано в то или иное подходящее время; имея же приказание сотворить то-то и то-то, она со всем возможным тщанием и старательностью делала это, но не более того, и только лишь приказание оказывалось выполненным, как сия женщина прекращала всякую деятельность, даже если обстоятельства требовали незамедлительно делать что-то еще, и эта особенность ее странного душевного строения зачастую производила вреда не менее, чем пользы. При всяких прочих событиях я никогда не взял бы ее для каких бы то ни было надобностей, но горе мое в том и состояло, что выбирать из моего малочисленного народа особенно не приходилось, потому что это все равно был бы выбор плохого из худшего, и я смирился. В нашем нелегком путешествии Голда исполняла всякого рода рабочую повинность и делала ее добросовестно, и я полагал, что и того довольно с нее. И сейчас, у очага, она следила за огнем, как ей было приказано Мудрейшей, и бездумно вглядывалась в мерцание искр на затягиваемых легким сизым пеплом угольях.
Прямо передо мною, по ту сторону очага, сидела молодая женщина Рахель, вынужденная оставить своего первого ребенка - не отнятого от груди мальчика - на попечение старых да малых, и я заметил, что беспокойство о ребенке занимает ее без остатка, так, что она вкушала скудную пищу механически, не ощущая ее вкуса и не отдавая себе отчета в том, что она ест и для чего сие надобно. Видя следы мучительного размышления на ее лице, я бессловесно поклялся ускорить наше возвращение ради спокойствия ее души, и обратился к ней по имени:
- О Рахель, не печалься, время твоей разлуки с ребенком близится к концу. Вними слову моему, не далее чем через день ты воссоединишься с ним и душа твоя возрадуется. Не следует же сейчас впадать в отчаяние, испытания наши велики и многие из них еще только предстоят, но завтра будем нести завтрашнюю ношу, а сегодня живи тем, что есть сегодня. Прошу тебя, вкуси несколько от нашего бедного дастархана, чтобы у тебя возникли силы вынести дальнейшую дорогу.