Свод (СИ)

колену Свода, — как она нас?! Ой, умница! Сразу двоих хитрецов-мыслителей обвела вокруг пальца, а ещё и слуг! Вот это да…

Ричмонд, заражаясь весёлости товарища, невольно улыбнулся:

— Да, — согласился он, — вот это девушка! А вы, Якуб, мне не верили. Я же вам говорил — она особенная…

[i] — Никого ниц нема (бел-пол.) — никого нет.

[ii] Там начуе нейкая кабета (бел.) — там ночует какая-то пожилая женщина.

[iii] Наўвокал пошасць гуляе — вокруг напасть, зараза гуляет.

[iv] Наўскрайку(бел.) — с краю.

[v] К нам нельзя, но если пан захочет, то я всё же приглашу к вам пана Альберта (пол-бел.).

[vi] …что ж это за зараза такая, что пана с панной в гумно загнала? Ой боюсь я, чтобы чего не было (бел.)

[vii] …я пойду, гляну коней. У вороного сегодня целый день цугля выскакивает. Что бы я не делал, а всё одно. Надо будет кузнецу отдать, пусть заклепает сбоку, в то… (бел.). Цугля — деталь конской упряжи.

[viii] Пше проше выбачэння(пол.бел.) — прошу прощения.

[ix] «Дзяды» (бел.) — ноябрьский день поминания предков.

[x] Як тлусты пацук па кутках хаваўся(бел.) — как толстая крыса по углам прятался.

[xi] Гайня — так называемая «собачья свадьба», у людей блуд, разгул и грехопадение безо всякой меры.

[xii] Троцкий павет» — Троцкий уезд, сейчас в Литве. Мерачь это название реки там же.

ЧАСТЬ 1 ГЛАВА 10

ГЛАВА 10

Свод проснулся около полудня. Завершение их долгого путешествия растянулось чуть ли не до утра. Хоть от Патковиц до Мельника и было-то всего около четырёх миль, а ехали ночью, стало быть, медленно. К тому же, откуда Ричмонду было знать, что отписанное сыну паном Криштофом Войной имение Мельник, окажется таким большим. Со слов того же Якуба мест, подобных этому, находящихся под крылом Короны в Литве было достаточно, что не могло не указывать на то, что и всё государство, а не только староство[i] Войны имели в настоящее время заметный политический крен в сторону Польши.

Мельник, оказался целой группой поселений с небольшим замком и усадьбой, принадлежащими роду Война, но отмеченных также и королевским польским гербом, впрочем, как и усадьба местного старосты. Вот потому так и случилось накануне: пока добрались в центр староства, разгрузились, перекусили и улеглись, небо на востоке уже розовело…

Вышедшего в гостиную и проспавшего до полудня иностранного гостя приветствовал поклоном светлоголовый, молодой слуга. Зал, в который вышел Ричи сразу после пробуждения, был пустым. Во всём здании царила тишина и умиротворение. Свод не без удовольствия прогулялся по сверкающим дубовым полам, поочерёдно выглядывая сквозь широкие окна замка во двор, где в лучах осеннего солнца сиял золотом опавшей листвы дивный парк.

Одинокий представитель домашней прислуги, стоя посреди зала, смотрел на любующегося утром иностранца с не скрываемым восхищением что, несомненно, забавляло английского господина. Ричи окинул взглядом высокие, расписные потолки, после чего, заходя на второй круг, снова подошёл к одному из окон, прислонился к стеклу, прикинул на глаз толщину замковых стен и про себя заключил: «За такими стенами запросто можно держать осаду. Это не может не радовать, особенно в свете услышанного вчера от Якуба».

Важный иностранный пан не мог больше молчать и потому высказался вслух о роскоши замка товарища и, особенно о крепости здешних стен. Он с видом большого знатока военной архитектуры указал в окно на широкую каменную кладку замка. На лице озадаченного слуги замер немой вопрос. Последнее, что он услышал от панского гостя, было: «very safe …wall»[ii].

— Вол? — Неуверенно переспросил слуга.

— Вол, вол, — ответил пан, жестами показывая толщину стены.

Слуга осторожно подошёл к окну и выглянул во двор. Под окном, подставляя спину тёплому солнышку, сидел и высматривал что-то в кустах, огромный рыжий котище.

— Вол, вол, — настойчиво повторял иностранец, отмечая всевозрастающее недоумение в глазах слуги и для убедительности, сильно ударяя по мощной каменной стене кулаком.

Лицо слуги медленно вытянулось.

— Хай сабе вол[iii], — наконец, вымолвил он, внутренне сжимаясь от подобного проявления панской настойчивости.

Свод, глядя в преданные глаза слуги, сообразил, что произошла какая-то накладка и все его попытки перекинуться парой-тройкой слов с домашней прислугой, по крайней мере сейчас обречены на неудачу. Можно быть уверенным в том, что если бы в доме Войны хоть кто-то из слуг владел английским языком, Якуб прислал бы того, а не этого болвана.

Меж тем, уже в скором времени англичанин убедился в том, что, даже не имея возможности общаться с кем-либо помощью родного языка, со слугами можно было вполне сносно изъясняться и с помощью жестов. Например, стоило ему только спросить: мистер «Якуб»? Ему тут же указали куда-то вдаль и даже показали, как пан Война ускакал в ту самую даль. Стоило показать, что неплохо было бы умыться, и его тот час же отвели в умывальню с прекрасной фарфоровой посудой и шикарными льняными полотенцами. Поесть? Пожалуйста! Показываешь на рот и говоришь: «Ам-ам».

К слову сказать, завтракал Свод в полном одиночестве. Впрочем, это его не сильно расстроило, ведь откушал он с таким удовольствием и аппетитом, что после того готов был пойти и лично расцеловать повара за прекрасную работу. Определённо, литовская кухня пришлась Своду по вкусу.

После завтрака заграничный гость, чтобы не уснуть где-нибудь разомлев от принятого во время трапезы вина, вышел прогуляться в парк. День был солнечным и тёплым. Подсушиваемая лёгким ветерком, шелестела опавшая листва. Свод, щурясь на солнце, свернул налево и побрёл по загибающейся полукругом и теряющейся где-то далеко в парке липовой аллее. Все деревья во встречающем его парадном строю были уже голыми. Листвы на земле было так много, что большую её часть, дабы она не мешала ходьбе, убрали и сгрузили в кучи между деревьями.

Ричмонд, грустно улыбнулся, глядя на великолепие золотой осени. Он тихо радовался тому, что никто не видит его слабости в эти минуты. Сладкая нега подступала к сердцу, и оно начинало ныть от нестерпимой грусти. Перед глазами Ричмонда всплывало лицо литовской девушки.

Возможно, Якуб был прав. Она действительно имела власть над ним. И тут Ричи снова улыбнулся, теперь уже этой мысли. Он многое повидал на своём веку, в том числе и красивых женщин, и прекрасных мест. Случалось, попадал в такие затерянные уголки, которые в равной степени можно было назвать и адом, и раем. Но вот странное дело, в данный момент, даже самый обыкновенный парк казался ему неописуемо красивым. О чём тут говорить? Разве мог он когда-либо подумать о том, что вот так, как последний идиот будет бродить среди деревьев и страдать?

Вчерашнее бегство литовки не будило в нём гнева. Он простил ей это, несмотря на то, что был почти уверен в том, что они уже больше никогда не встретятся…

Тишину засыпающего парка нарушил топот копыт. Жирная, сырая земля гулко отдавалась мощным ударам лошадиных ног и вскоре позади Ричмонда, пригибаясь на скаку под нависающими ветками лип, появился Якуб.

— Мистер Свод! — Улыбаясь, выкрикнул он, подъезжая и спрыгивая с лошади. — Доброе утро. Как вам моя тисовая аллея?

— Тисовая? — Не веря собственным глазам, возмутился Ричи. — Помилуйте…

— Да я шучу, Свод, — рассмеялся ожидаемой реакции Война, тоже пребывающий в прекрасном расположении духа. — Что с вами, Ричмонд, уж не переспали ли вы сегодня пару лишних часов?

— Да, — отмахнулся англичанин, стараясь сбросить с себя маску грусти и выдать её за налёт послеобеденной лени, — я вам так скажу, Якуб, если я буду постоянно столько же съедать и так много спать как сегодня, в скором времени непременно потеряю форму и стану похож на чёрного эллинского борова.