Жеребята (СИ)

- Я воскликнул слова этого древнего белогорского гимна, оттого, что с тобой случилось чудо милости Всесветлого...

- Да, мне был послан человек, уважающий синее покрывало и непоклоняющийся Уурту, - ответила Сашиа.

- Где же он? - воскликнул Миоци. - Мы, Ллоутиэ, не должны оставаться неблагодарными!

- Он? - с печальной улыбкой ответила-переспросила Сашиа. - Он отведен в Тэ-ан и его скоро казнят в печи Уурта.

На мгновение воцарилась тишина - было слышно только, как журчит вода ручья карисутэ - "фуккацу! фуккацу! - воссиял! воссиял! повернул, повернул, повернул ладью вспять!"

Сашиа склонилась к воде и просто сказала:

- Я умоюсь, и мы поедем дальше.

- Да, - ответил Аирэи.

Вода с оттенком крови еще лилась сквозь пальцы сестры великого жреца Всесветлого, как на дороге показался всадник в темном плаще - он был один, без свиты, хотя и конь, и одежда говорили о его знатности.

- Миоци! - закричал он издалека. - Миоци! Послушай меня! Ты заплатил двести лэ - я плачу тебе пятьсот. Вот кошелек!

- Что? - гневно переспросил Миоци, а Сашиа закрыла мокрое лицо покрывалом.

- Ты не узнал меня? - засмеялся всадник, спрыгивая с коня. - Вот такая неудача у меня - опоздал всего на чуть-чуть... и Уэлиш был прав, она красива... ах, красивая девчонка... давай вместе полюбуемся!

Он потянулся, чтобы откинуть покрывало Сашиа, но Миоци резко отбросил его руку:

- Как ты смеешь, Нилшоцэа! Это - моя родная сестра.

- Твоя сестра? - всадник, оказавшийся Нилшоцэа, отпрыгнул назад, и неожиданно выхватил кинжал. - Тогда защищай ее! Эй, белогорец!

Он стал похож на безумца - глаза его налились кровью.

Миоци, не на мгновение не теряя присутствие духа, выхватил из-за пояса свой меч и шагнул навстречу бывшему белогорцу.

- Сын Запада, бог болот Эррэ предназначил ее - мне! Миоци, отдай свою сестру добром! - задыхаясь от гнева, шипел Нилшоцэа. - Миоци! Я согласен покрыть ее позор! Сыны Запада велели мне взять ее в жены!

- Я не верю в сынов Запада, - хладнокровно отвечал Миоци, отбивая коварные удары кривого кинжала ууртовца. - И я не знаю бога Эррэ. Если бы ты провел бы в Белых горах чуть больше лун, ты бы тоже не пленялся голосами богов болот. Сыны Запада? Это наваждения, наваждения, Нилшоцэа! А истинный белогорец...

В этот момент раздался всплеск, и Нилшоцэа, оступившись, оказался в глубоком месте ручья, выронив нож.

- ... истинный белогорец никогда не верит видениям, - со смехом добавил Миоци.

- Эалиэ! - закричал Нилшоцэа, барахтаясь в кроваво-красной воде и не находя опоры. - Эалиэ! Помоги мне выбраться!

- Ты не старуха и не дитя, чтобы не выбраться из ручейка, - усмехнулся Миоци. - Кроме того, у тебя за поясом еще две сабли, и, кто знает, как ты решишь ими воспользоваться. Я, пожалуй, поспешу в Тэ-ан - у меня дела. Но, слово белогорца - я ничего не расскажу о нашей встрече. Твое "эалиэ!" коснулось моего сердца, о Нилшоцэа.

- Что ж, спасибо и на том, - проговорил Нилшоцэа, жалкий, в намокшей, похожей на жабью кожу, дорогой одежде.

И Миоци, подхватив Сашиа, ускакал прочь на своем вороном коне - а конь Нилшоцэа печально посмотрел им вслед.

- Ты испугалась, сестра? - спросил Миоци, целуя Сашиа в лоб, как целуют маленьких детей, оберегая их от сглаза.

- Я поняла, что с тобою, брат, я ничего не боюсь, - ответила дочь Ллоутиэ. - Это и был сам Нилшоцэа?

- Да, он... бывший белогорец... Когда он испугался, вспомнил "эалиэ!"

- "Эалиэ"? - переспросила девушка. - А что это значит?

- Это по-белогорски означает: "нас двое!" - то есть, ты не один, помощь близка, а в горах это очень важно.

- И не только в горах, - задумчиво ответила Сашиа. - А что это за белогорский язык?

- О, это древний язык. На нем, как верят, говорили люди, жившие в заброшенных городах Нагорья Цветов... на нем написаны древние книги... кстати, мудрец Эннаэ Гаэ проповедовал на нем и вел диспуты с белогорцами - Белые горы уже в те далекие годы были местом, куда стекались люди, стремящиеся познать мудрость. И с тех пор так повелось, что, хотя любой человек может придти в Белые горы - аэолец, как я, фроуэрец, как Игэа, или даже соэтамо или степняк, он может говорить с теми, кто его понимает, на своем родном языке, но он обязан изучить белогорский и говорить по-белогорски.

- Мы немного учили белогорский в нашей общине, - скромно сказала Сашиа. - Но нам, конечно, не объясняли, откуда все это пошло. И "эалиэ!" мы тоже не изучали. Девочкам, как считается, не надо, изучать такие вещи...

У Игэа и Аэй.

-- Пусть будут долгими дни брата и сестры Ллоутиэ, встретившихся после долгой разлуки! - провозгласил Игэа, поднимая свою чашу.

-- Аирэи Ллоутиэ обрел то, что искал, - добавила Аэй.

Миоци пригубил вино.

-- Как хорошо, что в дни Уурта у нас свой праздник, - заметил Игэа. - Терпеть не могу праздновать ууртовы дни!

-- Тише, тише - дернула его за рукав Аэй. - Прошлый раз ты просто сказал, что не привык их праздновать, и очутился... помнишь где?

-- Оставь, жена - тогда я сказал это при тииках...очень глупо. Сашиа, твой брат спас жизнь не только мне, но и всем моим домочадцам. Я его должник на всю жизнь.

-- Игэа, достаточно об этом, - прервал его Миоци.

-- Никогда не будет достаточно говорить об этом. По крайней мере, мне.

Игэа произнес эти слова с сильным фроуэрским акцентом, так что даже Миоци улыбнулся.

-- Ты неисправим.

-- Сашиа, ты, наверное, плохо помнишь своего брата? - спросила Аэй.

-- Я видела Аирэи пять лет тому назад, потом только получала письма от него. А потом... потом меня продали в это имение и того письма, где он говорил, что принял обеты ли-шо-шутиика и едет в Тэ-ан, я уже не получила.

Сашиа смяла в пальцах угол скатерти. Аэй погладила ее руку:

-- Всесветлый сохранил тебя, послав тебе твоего спутника, Сашиа.

-- Что с этим человеком, Аирэи? - спросил Игэа.- Тебе удалось что-нибудь узнать?

-- Он в тюрьме Иокамма. Его будут допрашивать завтра. Нилшоцэа убежден, что он - карисутэ.

Щеки Сашиа стали такими же белыми, как и цветы, устилавшие пол. Она поставила недопитую чашу на скатерть и оперлась на подушку. Аэй подвинулась ближе к ней и взяла ее за руку.

-- Через два дня - великий день Уурта, - донесся до сестры ли-шо-шутиика голос Игэа. - Если они собрались принести человеческую жертву, они сделают это именно в этот день, когда силы светила начинают иссякать. Это древний жестокий обычай, но ууртовцы строго его хранят.

-- Нилшоцэа не согласится на выкуп этой жертвы, - негромко сказал Миоци.

-- Тебе плохо, Сашиа? - спросила Аэй. - Ты устала за сегодняшний день - оставим мужчин разговаривать, а я отведу тебя наверх, чтобы ты наконец, прилегла отдохнуть.

Когда они ушли, Игэа заметил:

-- Напрасно мы стали об этом говорить при твоей сестре. Она очень ... привязана к этому рабу. Он сделал ей много доброго. Да и мне он понравился - такого и среди свободных редко встретишь.

-- Я это знаю. Я в долгу перед этим человеком. Но помочь ему теперь очень сложно.

-- Но ты ведь попытаешься? - горячо спросил Игэа.

-- Да, Игэа. Попытаюсь, - сдержанно и печально ответил Миоци.

В тюрьме.

Среди узников, прикованных к стене, произошло шевеление, когда в их смрадный каменный мешок приволокли еще одного заключенного. Кто-то жадно потянулся вперед, ловя ртом струю свежего воздуха, кто-то, будучи уже не в силах шевелиться, открыл глаза и смотрел на слабые отсветы дня в дверном проеме, кто-то стал просить воды.

Стражники привязали Каэрэ к большому ржавому кольцу в стене, среди полумертвых, стонущих, кашляющих людей.

Кто-то из полутьмы спросил неожиданно бодрым голосом:

-А ты что, тоже грабил на дорогах?

За Каэрэ ответил стражник:

- Он здесь потому, что не почитает Уурта.