Мраморная муха (СИ)

- Была. Даже не сомневайтесь - была...

Лёгкий испуг

Герштейн: положение слушателей Оды НР 1 Надежда Мандельштам охарактеризовала так: "отделались лёгким испугом".

Лёгкий испуг длиною в десять лет. Без права переписки.

Мораль

Надежда Мандельштам: "Гораздо легче оклеветать ничтожного Длигача, чем заподозрить какого-нибудь настоящего человека, которого мы считали другом".

Дубовая логика

Надежда Мандельштам: "Эренбург не признавал стихов о Сталине... Враждебно относился к этим стихам и Пастернак. Он обрушился на меня с целым градом упрёков. Из них я запомнила: "Как мог он написать эти стихи - ведь он еврей!"

Оставив без внимания вопиющую национальность опального поэта, дадим слово Борису Кузину - другу О.М.

Из тех же "Воспоминаний" Надежды Мандельштам: "Кузин считал, что О.М. не имел права их писать, потому что О.М. в общем положительно относился к революции. Он обвинял О.М. в непоследовательности: принял революцию, так получай своего вождя и не жалуйся".

В этом, добавляет Н.Я., есть своя дубовая логика.

Логика - всегда дубовая, на то она и логика.

Тон

Сергей Рудаков, наблюдал чету Мандельштамов в Воронеже.

"Она его называет: "мой ребёнок, мой дурак (и так всё время: "Дурак, хочешь чаю?" ets). И это "тон", "ласковость".

Пелена

Почему О.М. остался? Почему не уехал? Заграничный паспорт лежал без толку до самого обыска 34-го года. Объяснять отказ гражданской позицией нелепо: по условиям извращённой любви эта поза отсутствовала. Понял ли он, что всё русское кончилось, надолго, быть может, навсегда? Конечно, понял.

"К нам вести горькие пришли, что больше нет родной земли" - писал Клюев в арестованных вместе с ним стихах. Клюев открыл Мандельштаму глаза на многое, что так не хотелось видеть. Ненадолго. Вскоре глаза опять застлала неизлечимая советская пелена.

Два ассирийца

Надежда Мандельштам пишет: "Живя в Ассирии, нельзя не думать об ассирийце, и О.М. начал готовиться к Оде <НР 2>". Ассириец, разумеется, Сталин. Он же египтянин (фараон), житель Вавилона, грузин, осетин и так далее - многофункциональная личность.

В этих же "Воспоминаниях" мы находим и такой пассаж: "Покойный Дмитрий Сергеевич Усов сказал мне, что считает породу О.М. не еврейской, а ассирийской" и даже показал ассирийский ракурс в его стихах.

Пафос

Слово "народ" было репрессировано много раньше, чем отдельные его представители, а когда реабилитировали, упоминали вкупе с партией и никогда отдельно - ни-ни, нельзя, невозможно-с, народ и партия едины.

Тридцать седьмой год многие евреи восприняли как антисемитский - не будем забывать этого. И именно в этом году Мандельштам написал Оду НР 2 - напомнил о себе.

Герштейн: "О.Э. с большим пафосом читал забегавшим на огонёк знакомым это славословие Сталину.

Слушатели, разумеется, были уже другие, не мог же он читать свои новые вирши Ахматовой и Льву Гумилёву.

Пейзаж

Как-то Мандельштам съездил на Беломорский канал. Прошвырнулся, как говорится. В своё удовольствие.

Надежда Мандельштам: "Стихи О.М. о канале никого бы не удовлетворили: он сумел выжать из себя только пейзаж". И потому "этот стишок я бросила в печку".

Ода НР 2 избежала подобной участи: там был не только пейзаж, но и главный герой.

Чёрненькие и беленькие

Вся книга Надежды Мандельштам пересыпана "Васями". Надо понимать, это типичное чекистское имя. "К 34 году мы <Н.Я. и Ахматова> ещё не придумали слово "Вася".

И вдруг - "мы внезапно заметили, что исчезли "чёрненькие", сменившиеся "беленькими".

Началась амнистия. Грязненькие самоуничтожились, стали ненужными, понадобились чистенькие, беленькие.

Кончилось ваше время...

"Своих забирают!" - сожалела Лида Багрицкая. Вскоре забрали и её.

Подмена

Надежда Мандельштам посетила родственников мужа.

"Уходя я сказала: "Если вам ночью подменят большевиков фашистами, вы даже не заметите".

Это у неё такое пожелание "покойной ночи".

2. Римляне

Верность четвёртому сословию... четвёртая проза... четвёртый Рим...

Играй же на разрыв аорты с кошачьей головой во рту. Три Рима было, ты - четвёртый, последний чудный Рим в цвету.

Римляне...

Рокфор

Портрет Надежды Мандельштам кисти Эммы Герштейн впечатляет: у Нади выдающиеся вперёд зубы, огромный рот, крючковатый нос и кривоногость. И ещё - большая отвислая грудь. М-да...

"Семья как будто вырождалась. Между тем психически неполноценной была Аня <сестра Н.Я.>, а Надю мы все считали самой интересной из Хазиных, подпорченной как острый сыр рокфор".

Сплетни

Раньше были сплетни базарные и газетные. Потом появились телевизионные. Теперь мы познакомились с академическими.

Недавно опубликовано наследие Бориса Кузина - того самого, кто дружбой разбудил Осипа Мандельштама, и мы узнали много интересного, например, мысли Надежды Мандельштам о своей закадычной подруге - Эмме Герштейн:

- "В наказание за все ваши грехи вас следовало женить на Эмме, - пишет Н.Я. Кузину. - Она - сука";

- "Мама сердится, что приедет Эмма. Она прочла письмо о том, как Эмма соблазнила моего толстого приятеля, и называет её теперь не иначе как "блудница", делая почему-то ударение на "у". Бедная корова - Эмма. Если бы она знала, что попала в такой почётный и недосягаемый для неё разряд!";

- "Про Эмму согласна. Она бесспорная дура. Я всегда сержусь на маму, когда она делит людей по категориям - на умных и глупых. Но для Эммочки надо сделать исключение: она просто священная дура. Это её чин. И притом литературный".

Четвёртая проза

Эмма Герштейн призналась: "пороки эпохи - её <Н.Я.> пороки", (а пороков у эпохи было много), и назвала разнузданной "Вторую книгу". По существу она предприняла попытку превратить трилогию в тетралогию, добавив свою, четвёртую прозу. "Не верь вдове, а верь поэту" - таков её лейтмотив.

Из воспоминаний Эммы Герштейн мы узнаём:

- что в доме Мандельштамов царил культ уродства;

- что "пламенная антисоветчица" хвалила ЛЕФ;

- что симуляцию Мандельштам считал самым эффективным способом политической борьбы; нет, не стимуляцию, а симуляцию; стимуляцией, впрочем, тоже не брезговал;

- что Н.Я. стремилась умалить значение друзей в жизни мужа (надо признать: удачно);

- что первым мужчиной Н.Я. стал случайный человек, а вторым - в тот же день - домашний учитель;

- что она была бисексуальна;

- что О.М. считал Ларису Рейснер гением бестактности, а Н.Я. подражала ей, но уродство сводило на нет все усилия;

- что она была сводней и подкладывала под Эмму своего родного брата;

- что союз с О.М. называла физиологической удачей, более того, всему, что умел в постели поэт, научила она - Надя.

Родниковая вода

Герштейн: "Её жгла непреодолимая потребность говорить на эту тему подробнее. Не прибегая ни к эвфемизмам, ни к "чернокнижию", она вносила в свою беззастенчивую жизнь что-то дополнительно неприятное... Любой мат звучал бы как родниковая вода".