Уфф! (СИ)

- Почти, - соврал я.

- Тебя не было, а разнарядка пришла новая. Пришел бы, почитал. Только ты не расстраивайся. Тут такое дело: сказочка от тебя нужна будет не большая, а совсем маленькая. Странички на две-три. Это - с иллюстрациями. Сам понимаешь, времена сейчас - не те. Книг не читают, все в компьютерах да в смартфонах сидят, мать их итти. А если ты сказку свою не написал еще, так торопиться сильно не нужно. Я на неделю в отпуск ухожу, или какой-нибудь больничный листок себе выпишу. Короче говоря, у тебя времени есть - вагон. Что-нибудь миленькое такое напиши, о зайчиках, одуванчиках. В дебри всякие разные не влазь, философствовать на вольную тему не нужно. Договорились?

- Договорились. А что, Викентичь, рыба сегодня была или, как всегда? - спросил я, едва сдерживаясь от улыбки.

- Была, - ответил Викентьич, стыдливо отводя взгляд, - погоди-ка, я, кажется, на своем месте мармышки оставил.

Викентьич скрылся за кустом и через минуту я услышал, как он выливает в речку из ведра воду.

Викентьич опять предстал передо мной и, как ни в чем не бывало, объявил результаты рыбалки:

- Двух пескарей поймал, грамм по сто пятьдесят - каждый. На зажарку пошли бы, но, сам понимаешь, маленькие еще, жалко их. Пусть еще подрастут.

Мы с Викентьичем возвращались в город вместе. Пустое цинковое ведро билось о ногу шефа, каждый раз напоминая мне о его гуманном отношении к мелким пескарям.

Мы разговаривали большей частью о природе и погоде. От темы работы я всячески увиливал: мне было крайне неприятно узнать о том, что мой предстоящий гонорар будет уменьшен раз в десять. То, что Маша поспешила с дорогим подарком для сынка почтенного шефа, было ясно, как день. Я боялся выдать раздражение, а поэтому смотрел не в лицо Викентьича, а в пуговичные глазки Эсмеральды. Она всю дорогу сидела на левой руке Викентьича, безропотно переносила мой взгляд, чем заслужила от меня уважение. Хотя я маленьких собак не люблю. Особенно Эсмеральду.

Мы расстались у моего дома. Я пообещал не опаздывать.

Когда мы с Цезарем вошли в квартиру, то еле выдержали натиск запахов от Машиных духов, лаков и прочей дребедени, которая в совокупности образует гремучую смесь. Цезарь сразу ушел на кухню и забился там под стол, тесня Муську, засевшую там же. Первым делом я открыл окно, а уже потом оценил внешний вид Маши.

Нужно отдать должное ее вкусу: он был превосходный. Волосы свиты в клубки, заколоты, некоторые пряди небрежно спадали на лоб и на шею. Это - ее любимая прическа, она ей очень идет. Я ее называю "змеи Медуза-горгоны спят" Платье она выбрала красивое, из темно-синего трикотажа, но отношение к нему у меня было двойственное. Мне нравилось то, что он было обтягивающим, на бретельках. Но в этом выходить на люди. Все мое - всем?

Я одел новый коричневый костюм, голубую рубашку и коричневый галстук. Маша воткнула мне в нагрудный карман голубой платочек, и мы встали перед зеркалом. Выглядели мы великолепно.

- Погоди, еще не все, - сказала Маша, подхватила коробку с ноутбуком в перламутровой бумаге и опять встала рядом. Я сказал, что коробка портит кадр.

Начали одеваться. Маша уже гремела ключами на выходе, а я еще был в комнате. Вдруг я услышал постукивание по стеклу. Оглянувшись по сторонам, я обнаружил, что монитор остался не выключенным. Подошел ближе. С экрана на меня смотрел шаурмист. Выражение лица у него было вполне доброжелательное.

- Сказочник! С погодой ты, дорогой, пэрэстаралса! То снежок шел, то зима был. Водички много было. Но опять дышать нечем. Солнышко убавь! Очень посим.

Я не сразу понял, что от меня хотят, но потом все же вспомнил, приложил к губам ладонь и совершил волшебное действие:

- Уфф!

Рис. 10

4

3