Тайна Летающей Женщины или Исповедь Старейшины Чая

Едва заступила вторая стража, а Ши уже был к Ханчжоу. Он шел по своему городу, и слезы накатывались сами при виде знакомых с детства домов и лавочек, библиотеки, музыкальной школы... Вот и дорога, ведущая к дворцу. Узнают ли его дома? Может быть, Бао уже спит. Хорошо, тогда пусть это будет сюрпризом для нее.

В кабаке около дворца он решил передохнуть и, пользуясь своей неузнаваемостью, проведать о разговорах, которые шли вокруг дворца. Никто не обращал внимания на бродячего монаха в грязном желтом платье. Ши услышал, что его считают погибшим, а его душу просили найти правильный путь, чтобы она не сбилась со своего пути. Наисветлейший убит горем, потеряв любимого сына, и по этому случаю отменены на время государственные экзамены... Никто не знал о грозящей опасности, они обсуждали смерть молодого императора, как обсуждают вкус вчерашней утки, съеденной после заката.

Ши, однако, узнал, что молодая вдова на сносях в добром здравии и скоро должна родить. Уже ничто не могло остановить его. Не притронувшись к кабацкой еде, даже не выпив воды, он встал и твердым шагом, сдерживая себя, чтобы не броситься бежать, не привлекая внимания прохожих, направился к дворцу. Стража не пустила его, но это его только позабавило, ведь он знал столько всяких потайных ходов и, конечно же, без труда проник во дворец.

Жизнь во дворце шла своим чередом. Становилось довольно темно, челядь и прислуга расходились по комнатам, чтобы лечь спать. Он легко проник в комнату Бао. Она лежала на подушках и, улыбаясь, разговаривала с маленьким Ши:

— Совсем скоро ты выйдешь, приедет твой отец, и мы вместе пойдем смотреть праздник фонарей.

Ши сел напротив нее и наблюдал за ней. Она, почувствовав на себе чей-то взгляд, стала искать по комнате глазами, однако я стала невидимой и, затаившись, наблюдала за этой сценой, а Ши сидел неподвижно и улыбался, будто еще одно изваяние Будды, только очень молодого, появилось в комнате Бао. Слабый свет фонарей под потолком не позволял хорошо рассмотреть его. Бао легла на подушки и закрыла глаза. Ее дыхание стало спокойным и ровным. В этот момент Ши подошел к Бао и начал ее целовать.

Ей снилось, как они с Ши гуляют по лунному саду, поэтому она только улыбалась, когда Ши начал ее целовать, воспринимая поцелуи как продолжение своего сна. Ее руки привычно обнимали его, ведь каждый раз во сне она делала одно и то же, обнимая и лаская своего повелителя.

И в этот раз она делала то же самое.

Это длилось довольно долго, однако вдруг в комнату со всех выходов ворвались стражники с яркими фонарями, готовые к нападению.

Ши громко крикнул:

— Фансоо!!! — Улыбка играла на его лице, а обезумевшие стражники, узнав голос Наисветлейшего, не понимая, кто перед ними, живой император или его дух, застыли в ужасе.

Бао открыла глаза, и торжественная улыбка счастья воссияла на ее лице. Она единственная среди всех присутствующих не знала известия торговцев из Бухары и была счастлива, что Ши вернулся. Для нее это было естественно.

Однако божественный страх на лицах стражников заставил ее пристальнее всмотреться в своего супруга. Много изменений произошло с ним. Но он был все тот же улыбающийся и озорной мальчишка, влетевший с орхидеями к ней в комнату тогда, когда она узнала, что беременна.

Стражники упали на колени, и Ши приказал им удалиться. Они удалились, но не успели супруги поцеловаться после долгой разлуки, как в комнату вошел отец Ши, отталкивающий слуг с носилками.

— Ты вернулся, ты выполнил мой приказ, — только и смог произнести он, не зная, однако, что это вовсе не конец тревогам, а только начало.

ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

В ПОКОЕ ОЖИДАТЬ УТОМЛЕННОГО ВРАГА

Ши пришлось расстаться на время с женой и уделить время отцу.

Целую ночь они провели вместе, и Ши рассказал ему все о своем походе и о том, какая опасность надвигается на них. Эта опасность была новой для Наисветлейшего, о ней только говорили торговцы из Бухары, но невозможно было здесь, во дворце, представить, что этот мифический объединитель племен может совершать такие далекие переходы и что он имеет такую армию. Она, как голодная саранча, не знает границ и пределов, она не знает расстояний, трудностей пути и погодных условий. Сейчас зима, но она все же теплее и мягче, чем и северной пустыне, так что переход не страшит монгольское войско Темурджина. Они действительно могут прийти в те края, в которых никогда не бывали, но о которых так много слышали. Все вокруг, где бы они ни появлялись, превращалось в такую же пустыню, как та, из которой они пришли. Они и раньше заходили на территории, измотанные войной с чжурчжэнями, но даже эти разоренные и сожженные земли были для них плодородным и богатейшим раем по сравнению с бескрайней и безжизненной пустыней, где в поисках следующего источника воды приходилось идти целые месяцы. Огромный красивый город, где более полутора миллионов домов, с множеством водных каналов, расположенный, как жемчужина, среди озер Сиху, не мог не манить северного пустынного хана, который был воплощением Духа Воина.

Этим же утром был отдан приказ о сборе новой армии. Ши предложил устроить тайно теневой кабинет, чтобы в случае гибели высших чиновников при нападении на столицу управление остальными районами не было потеряно. Они также обсудили возможность переезда двора на юг, но горькие чувства утраты настолько овладели ими, что они решили не думать об этой возможности. Не давая шансов себе проиграть, но и не имея никакой возможности выиграть противостояние, отец и сын должны были действовать, и они действовали.

Однако приготовления к защите города и сбор новой армии воспринимался всеми как ненужная истерика молодого императора, потерявшего в походе свое войско в результате слабого управления, и желание доказать всем, что он может повести за собой военных. Никто не мог даже вообразить, что такой огромный город может подвергаться какой-либо опасности: разве где-то может собраться в одном месте больше людей, чем в этом городе?

В столице было спокойно. Беспечно шумели васы — музыканты, певцы, сказители, танцоры и акробаты сменяли друг друга всю ночь напролет. В таких васах можно было увидеть даже целые спектакли, где было пение, драматические диалоги, танцы и настоящие представления мастеров ушу Богатые чиновники считали делом чести иметь самую лучшую труппу в городе и даже своих драматургов. Впрочем, хорошая труппа давала васу солидный доход, и это вовсе не было праздной прихотью хозяина. Жизнь была прекрасной и беззаботной в этом благословенном городе, на улицах которого можно было встретить купцов со всего мира, включая Индию, Европу, арабские страны и даже Восточную Африку Они могли не только заниматься торговлей, но даже сдавать государственные экзамены «кэцзюй» и занимать должностные посты в правительстве. Множество частных школ давало им возможность подготовиться к таким экзаменам.

Торговцы и чиновники больше были озабочены построением новых судов и вопросами навигации, чем сбором новой армии для защиты города. В повседневный обиход начал входить компас с таинственными и магическими свойствами, покоривший сердца и умы горожан, который сразу же стал использоваться не только в навигации, но и в строительстве зданий, обеспечивая правильную ориентацию по частям света и создавая благополучие в доме. Совершенно невероятными приспособлениями выглядели ткацкие станки, приводимые в движение водой. Ведь теперь, когда были изобретены суда с водонепроницаемыми переборками, нужно было производить больше тканей для продажи в других странах, куда устремились самые дерзкие и предприимчивые купцы, побывавшие уже во многих удивительных уголках Земли.

Свои истории они могли рассказывать не только своим близким, но и тысячам других людей, так как изобретение книгопечатания с подвижными литерами давало возможность сделать не одну, а много копий текста, к тому же сильно снизив цену на книги. Библиотеки стали довольно обычным делом, дававшим приличный доход их владельцам. Поэтами были все — от неграмотного грузчика до самого императора. Не писать «цы» означало не жить. Известные поэты были тенями Будды на Земле. Каллиграфия и живопись достигли совершенства, за которым могут стоять только миражи снов и легкость взлетающей ласточки. Тонкость и чувство живописи никогда не были потом такими чистыми, пронзительными и завершенными, как в это время. Живописные картины были как алмазные грани совершенного сознания и как проявление отражающейся в них полной гармонии внутреннего ментального пространства. Людям, склонным к неврозам или неуверенным в себе, я бы рекомендовала ежедневные пятнадцатиминутные созерцания таких картин для исцеления.