Летящие к солнцу 1. Вопрос веры (СИ)

- Никак нет, мы смотрим только патриотические фильмы.

Джеронимо встал, подхватил миску с грибами.

- Сейчас я тебе покажу, что нужно делать с такими вещами.

Трое солдат, Вероника и я смотрели, как Джеронимо тщательно вытряхивает миску в унитаз и пинком опускает рычаг слива.

- Ну что? Это так сложно сделать самому? - вернулся он к решетке. - Обязательно дергать меня? У вас что, другой еды нет?

- Есть жареные грибы.

- Нет.

- Вареные грибы.

- Боже...

- Маринованные грибы...

- Замолчи, иначе меня вырвет! - завопил Джеронимо. - Кроме грибов - что?

- Чай, - подумав, сказал солдат.

- Aparatoso! * (*Великолепно! (исп.)) Принеси хотя бы чай.

Солдат уже сделал шаг в сторону, но что-то его остановило, какая-то сложная мысль исказила лицо.

- Грибной чай, - уточнил он.

Джеронимо с ревом отбежал к нарам и забился в уголок. Солдаты ушли. Вероника взяла миску, перемешала содержимое и положила в рот кусочек. Пожевав несколько секунд, взглянула на меня и кивнула:

- Съедобно.

У меня от вида грибов, честно говоря, аппетит пропал совершенно, но я решил поесть из солидарности с Вероникой, потому что поведение Джеронимо становилось все более неприятным:

- Еще бы не съедобно! - проворчал он в стену. - Этой жиробасине лишь бы пожрать. Подыхать скоро, а она все налопаться не может.

Проигнорировав его, мы сели с мисками в дальнем углу камеры.

- Почему ты ему все это спускаешь? - негромко спросил я. Вероника в ответ пожала плечами.

- А что делать? Бить его?

- Нет. Зачем? Можно ведь одними словами заставить его пожалеть о сказанном. У тебя бы это лучше вышло, ведь ты его знаешь, но и я могу прищучить, если хочешь.

- Не хочу. - Она помолчала, пережевывая с отсутствующим видом гриб. - Но спасибо. На самом деле это что-то вроде игры. Он не бьет туда, где больно. Я не старая и не толстая, и прекрасно об этом знаю.

Я вспомнил ее слезы у бронетранспортера и решил ступить на опасную почву:

- Сегодня он, кажется, тебя зацепил какими-то карамельками.

Ложка Вероники замерла между миской и ртом, задрожала.

- Заметил? - шепнула она.

- Заметил ли я, как кто-то рядом испытывает сильную эмоцию? Это что, вопрос?

Она положила ложку и вытерла глаза рукавом комбинезона.

- Когда ему было четыре, отец согласился оставить его в живых, но только на положении арестанта. Джеронимо сидел у себя в комнате. Я носила ему еду. Все то же самое, что ела сама, что ели солдаты. Только один день в неделю меня заменяла одна... женщина. Она таскала ему конфеты. Я злилась, что она его балует, видела, как он ждет воскресенья. А когда настал мой день рождения, меня освободили от строевой... Вообще от всего. И позволили торт, конфеты. Солдаты со мной немного посидели, но им это было скучно. Я собрала конфеты и пошла к Джеронимо. Мне-то все равно, что есть, так приучили. И, знаешь... Когда я вошла, он побежал мне навстречу с большим пакетом. "С днем рождения, сестра! - крикнул, протягивая пакет. - Вот! Это тебе! Конфеты! Они знаешь, какие вкусные?!"

Вероника замолчала, глядя в стену. Я, не шевелясь и не дыша, ждал продолжения.

- Он не ел конфеты, которые приносила та женщина, - донесся до меня шепот. - Откладывал к моему дню рождения. Думал, что конфеты - это такая редкость, которая только раз в неделю бывает, а мне не достается вовсе. Я тогда впервые в жизни солгала. Пила с ним чай и изображала восторг. А свои конфеты подарить так и не решилась.

Моего эмоционального двойника рассказ поверг в ступор. Он и вообразить не мог, что двое детей, пьющих чай с конфетами, могут дать такую пищу.

- Если я дружески положу руку тебе на плечо, ты мне ее снова вывихнешь? - спросил я.

- Сломаю, - вздохнула Вероника.

- Тогда мой эмоциональный двойник делает это в ментальной плоскости.

Вероника усмехнулась.

- Моя внутренняя богиня благодарна. Прости, что назвала душевнобольным ребенком. Случайно вырвалось. Вообще-то я имела в виду Джеронимо, но тут же испугалась, что он обидится, и... вот.

- Да ладно, - махнул я ложкой. - Ты была права. Если в оскорблении нет кусочка правды, оно не работает.

В тишине мы продолжали есть склизкие противные грибы. Вскоре зашевелился Джеронимо. Он распаковал свой рюкзак, кряхтя, вытащил лампу-шарманку и включил свет. Я сверился с внутренними часами. Без десяти восемь.

- Не понимаю, какой смысл шептаться в углу, если не собираешься делать мне племянников? - проворчал он, роясь в недрах рюкзака. - Это какая-то греховная связь младенца с престарелой гетерой.

Джеронимо извлек тот самый сверток, от которого отказался его учитель. Сняв два слоя оберточной бумаги, разложил на подносе бутерброды с сыром и колбасой, тонущие в кетчупе с майонезом, украшенные веточками синтезированного укропа и синтезированной петрушки.

- Ах, как жаль, что вы уже наелись вкуснейших тушеных грибов! - Сидя, скрестив ноги перед подносом, Джеронимо трагически покачал головой. - Теперь мне, несчастному, придется съесть все в одиночестве. И никто, никто в целом свете не придет на помощь, и я сдохну от ожирения.

- !.. - Хором выкрикнув неприличное слово, мы с Вероникой отставили миски и бросились к подносу.

Хвала всем богам, за завтраком Джеронимо хранил молчание. Лишь съев последний кусок, он произнес:

- Земля тебе пухом, дон Эстебан. Ты был прекрасным учителем.

Я замер, как молнией пораженный воспоминанием об изможденном старике в казематах Альтомирано. Вздрогнула Вероника. Посмотрев на нее, Джеронимо сказал:

- Что? Не только твои друзья могут умирать, представь себе.

Я был уверен, что Вероника сядет рядом с братом, утешит его, но она слова не сказала. И, наверное, знала, что делала, потому что Джеронимо тут же принялся ворчать про толстую каргу, которая до такой степени уродлива телом и духом, что отказалась перебить крошечный отрядик солдат, и по чьей вине мы сейчас делим последние бутерброды в тюремной камере.

Вероника старалась не обращать на него внимания. Отошла к унитазу. Я уж было хотел деликатно отвернуться, но тут зажурчала вода. Оказывается, там, в темном угу, таилась еще и раковина. Сполоснув руки и умывшись, Вероника вернулась к нам.

- Перед обстрелом ты сказал что мы не в Мексике, - посмотрела она на меня.

- Ну да, - отозвался я и поймал на себе насмешливый взгляд Джеронимо. - Это просто... Ну, не знаю... Самовнушение, что ли. Сказка. Легенда. Тебя не смущает, что мы по-русски говорим?

- А у тебя с историей как? - проскрипел Джеронимо. - С тех пор как в Мексику пришли русские...

- У меня-то прекрасно, - перебил я. - И с географией неплохо. Трудно быть точным, но мы живем где-то в Красноярске.

И тут меня пронзила страшная догадка, которую я тут же озвучил:

- А провалились, судя по всему, в Красноярское Метро...

Джеронимо и Вероника переглянулись, внезапно позабыв о разногласиях. Джеронимо схватил лампу-шарманку и поставил ее на поднос, объявив, что настало время потрясающих историй.

- Точно не скажу, - начал я, - но кое-что читать приходилось. В основном - в древних летописях Луркоморья. Красноярское Метро - это одна из величайших тайн, тревоживших умы человечества. Наряду с Бермудским Треугольником, Снежным Человеком и Летающей Тарелкой. Таинственная масонская организация начала строить метро, но там, под землей, они нашли нечто до такой степени страшное, что завалили вход и заморозили проект. Долгое время никто не вспоминал о нем, пока в том районе не начали пропадать люди.

Однажды в метро послали отряд спецназа. Потом - роту. Потом - полк. Поскольку никто из них не вернулся, туда ссыпали грузовик проституток, набранных во время рейда на проспекте Металлургов, и законопатили вход наглухо. На месте входа поставили бетонную плиту и золотой крест. Крест таинственно исчез следующей ночью, и вместо него водрузили деревянный. Тогда проклятие вроде как снялось само по себе, и в городе стало спокойно.