Летящие к солнцу 1. Вопрос веры (СИ)

- Замолчи.

Она закинула автомат за плечо и уставилась в стену. Против всех здравых смыслов и инстинктов самосохранения мне захотелось остановить броневик, сесть рядом с ней и положить руку на плечо. Кажется, ей я сочувствовал сам, без двойника. Странное ощущение.

- Другого я от него не ждала, - произнесла Вероника. - Но от тебя - да. Просила, умоляла тысячу раз: досиди спокойно до церемонии, а потом получишь все, чего только пожелаешь...

- Кроме моей сестры, - прошептал Джеронимо, и тон его был так непривычен и жуток, что я содрогнулся. Впрочем, у меня были и другие причины. Вернее - причина. Проблемка, с которой я не мог справиться, испробовав все имеющиеся в наличии передачи, включая заднюю...

- Неужели ты думаешь, от меня что-то зависит? - горько спросила Вероника. - Думаешь, откажись я, папа улыбнется и скажет: "Bueno fortuna"? - Она покачала головой. - Нас очень по-разному воспитали. Я в ситуации между силой и смертью выбираю силу. А ты между жизнью и смертью выбираешь петрушку и реактивный самолет. только я-то беспокоилась о тебе, делая выбор. А ты? Думал ли обо мне, когда творил все это? Не отвечай. Знаю, что нет. Думал лишь о том, что знаешь, как мне лучше.

- Простите, - сказал я, уныло глядя на черный экран. - Я не должен бы вмешиваться, но разве ты, Вероника, поступала не так же? Решила, что ему будет лучше потерять сестру...

- Ты ведь могла сначала родить мне племянников! - горячо подхватил Джеронимо. - Это и для дома было бы прекрасно. Ведь финал мутации гена предвидится только через два поколения!

- Наверное, вам нужно было просто сесть и от души поговорить, - продолжал я.

- А если Рикардо прав, и между нами нет кровного родства? - не унимался Джеронимо. - Я мог бы стать отцом своих племянников!

- В любом случае, - говорил я, закрыв в ужасе глаза, - Джеронимо дал тебе возможность выбирать. Так отчего бы не воспользоваться ею? Я тебя знаю всего ничего, но даже мне было бы грустно услышать, что ты положила жизнь без остатка на алтарь процветания дома.

- Вот! - Джеронимо поднял палец. - Слушай его! Он говорит мудро!

- Нет, Джеронимо, - сказала Вероника, на которую наши речи не произвели ни малейшего впечатления. - Он просто пытается заговорить нам зубы и отвлечь от очевидного. Что, Николас, мы опять падаем?

Джеронимо резко повернулся к монитору, потом заглянул в прицел и застонал:

- Черт побери, Николас, ты угодил в зыбучие снега!

- Мы угодили, - уточнил я. - И что еще за "зыбучие снега"?

- А что, не видно?

Было, конечно, не видно, но я понял, что задал глупый вопрос. Коли уж транспортер медленно и уныло ползет вниз сквозь снежную толщу по какой-то нескончаемой шахте, то вопрос о зыбучих снегах даже не стоит.

Вероника подошла к нам. На лице у нее блуждала безумная улыбка матушки Мидоус, застывшей с тазом кипящей патоки над братцем Кроликом.

- Словами не передать, как я рада, что связалась с вами, ребята! - сказала она. - И эта возможность выбора... Вы не подумайте, я правда ценю!

Джеронимо принял услышанное за чистую монету, обнял сестру, ткнувшись головой ей в живот. Видит бог, я мог бы поступить так же, и это было бы чертовски мило и романтично. Только в любой, даже самой страшной ситуации должен быть герой, который сделает не то, что хочется, а то, что нужно - пусть даже ценой жизни друзей.

Я пристегнул ремень как раз вовремя - шахта закончилась, и мы полетели куда свободнее.

--

Глава 8

Будучи тонко-бесчувственной натурой, я всегда очень много читал. Помнится, однажды меня поразил Маркес, начавший свои "Сто лет одиночества" как-то так: "Много лет спустя, перед самым расстрелом, полковник Аурелиано Буэндия припомнит тот далекий день, когда..." Ну и так далее. О, это немедленно возникающее ощущение бренности существования! Величия! Интриги и безысходности! Хотел бы я так же начать если не книгу, так хоть одну из глав своей жизни. Впрочем, отчего бы и нет?

Когда год спустя я стоял посреди покинутой базы перед армией Фантома во главе с ним самим и подбрасывал на ладони колбу с тремя граммами антиматерии, глядя на приближающуюся ракету с ядерной боеголовкой, я вспоминал, как грустно и потеряно улыбалась Вероника в бронетранспортере, падающем со снежных небес на каменный пол, как обнимала она брата, который только что послужил причиной смерти ее друзей, но изъявил желание зачать ей ребенка. Это было лишь одно из воспоминаний, пронесшихся в голове за миг до того как все в радиусе сотни километров превратилось в одно большое ничто. Вряд ли здесь можно усмотреть трогательную романтику, потому что я вспоминал и виселицу, и Джеронимо с шарманкой, и умирающего Рикардо, и обворожительную, хотя и недалекую принцессу Жозефину...

А еще многие писатели делают так:

Педро Амарильо, один из жителей Нового Красноярска, прогуливался в свете газовых фонарей по платформе, свободной от триффидов. Педро оправдывал свое существование тем, что писал революционные стихи в местные газеты. Но сейчас ему не хотелось в очередной раз повторять набившие оскомину слова. Сейчас Педро хотел сочинить прекраснейшую любовную поэму, которая, будто солнце, вернувшееся, наконец, в мрачный мир, должна будет растопить лед в сердце неприступной красавицы.

Педро ходил, вертя в руках диктофон, пока не обнаружил место наивысшей концентрации вдохновения. Лицо его озарилось улыбкой. Он остановился, нажал на кнопку "запись" и чистейшим сопрано пропел:

- Как будто свет звезды далекой, пробившийся сквозь полог туч...

На этом поэма завершилась. Видимо, небеса решили избавить Педро от необходимости подбирать рифму к слову "туч" и, проявив недюжинную выдумку и фантазию, сбросили ему на голову бронетранспортер.

Впрочем, можно поступить гораздо проще и сказать:

Растянувшийся в вечность краткий миг падения подошел к концу. БТР грянул в землю так, что Вероника и Джеронимо подпрыгнули и кубарем покатились по полу. И только я, сильный и независимый мужчина, остался сидеть, вглядываясь в экран. Одна моя рука на руле, другая - на джойстике управления пулеметом. Хотя никто не бежал нас убивать, горящие по всему залу фонари не оставляли сомнений: люди здесь есть.

- Уйди! - визжал едва ли не в истерике Джеронимо. - Пошла вон! Слезь с меня, престарелая, страшная, уродливая бабка! Я пошутил про детей! Ах ты, развратная скотина семидесяти шести лет, ко...

Услышав звук удара, я резко обернулся. Джеронимо лежал на полу молча и неподвижно, а на нем в позе наездницы сидела Вероника, прижимая ладони ко рту. Ее перепуганный взгляд встретился с моим - холодным и покровительственным. Как будто это ментальное касание привело ее в чувство, Вероника положила руку на шею Джеронимо и обмякла от облегчения.

- Живой, - прошептала она и тут же принялась оправдываться: - Я никогда его не била! Это как-то само собой вышло. Просто как нервный тик. Сама не понимаю...

Я выбрался из кресла, подошел к ней и протянул руку.

- Мне помощь не требуется, - сказала Вероника. - Сама встану.

Тем не менее, она продолжала сидеть, скрывая дрожь.

- Это не помощь, - сказал я. - Скорее благодарность. Хочу пожать тебе руку. Эти секунды тишины - лучшее, что было в моей жизни за последние секунды.

Поколебавшись для виду, Вероника пожала мне руку и, опершись о нее, встала.

- Обычно он не такой. Просто мы его рано разбудили, вот и...

Пресвятой Христос, она извинялась за своего брата!

- Где мы теперь? - Вероника подошла к монитору. - Хорошо хоть камера не пострадала... Стоп! Ты это видишь?

- Что? - Я наклонился рядом. - Фонарики?

- Да. Видишь, как ровно горит газ? Здесь воздух!

- Уверена? Я бы не...

Но Вероника уже бросилась открывать люк. С легким хлопком произошла разгерметизация, и я на всякий случай поднес маску поближе.